– На это уйдет не более десяти минут, лейтенант. Могу я вам еще чем-нибудь помочь?

– Только не сейчас. У вас тут очень внушительное заведение. Мэйбери улыбнулся, поглаживая усы.

– У “Хиллстоуна” солидная репутация, – отметил доктор. – Мы работаем здесь уже пять лет. Я горжусь своим детищем, лучшего) санатория нет во всем штате.

– Наверное, на содержание такого заведения требуются огромные средства?

– Несомненно. Но, с другой стороны, у нас и клиентура не совсем обычная.

– Вы имеете в виду, что тут у вас шарашка, где содержатся шизики из самых знатных семейств?

– Я бы не стал так выражаться. С каждым пациентом, которого мы берем к себе, ослабляется бремя давления на соответствующие государственные заведения штата, лейтенант. Разве нельзя разрешить это людям, которые готовы оплачивать расходы по уходу за более несчастными членами своих семейств, а?

– Конечно, можно, – согласился я. В дверь вежливо постучали, и в кабинет вошла все та же сестра с листком бумаги в руке.

– Нашла только одного, доктор, – сказала она, кладя листок перед Мэйбери. Я привстал со своего кресла.

– Есть только Бут, – сказал Мэйбери. – Был у нас почти целый год. Покинул нас четыре месяца назад.

– Куда он направился?

– Трудно сказать, лейтенант, – психиатр пожал плечами. – Он умер.

Так, значит, это не неряха-официант, а однофамилец моего Бута.

– Вам это хоть как-то помогло, лейтенант? – вежливо осведомился Мэйбери.

– Нет, а все же… – Меня прервал странный звук, раздавшийся за дверью. Я прислушался. – Что это было?

– Я ничего не слышал.

– Какой-то странный звук рядом с дверью. Похоже, будто собака пробежала, или еще что-то в этом роде.

– Лейтенант, мы не позволяем животным… – Вдруг он переменился в лице. – Странный звук?

Доктор вскочил с места и бросился к двери, я рванулся за ним. В тот же миг раздался ужасный крик, который резко оборвался.

Я бежал за Мэйбери по коридору в приемный покой.

Там у столика регистраторши стоял высоченный детина, завернутый в белую простыню с головы до пят, что делало его еще выше.

Казалось, совсем не прилагая усилий, верзила держал рыжеволосую сестру за горло одной рукой. Та беспомощно болтала ногами в шести дюймах от пола.

При нашем приближении он врезал ей кулаком по животу.

– Седрик! – завопил Мэйбери.

Детина презрительно отбросил тело медсестры. Она – упала на пол, извиваясь в конвульсиях. Потом он повернулся к нам.

Он был молод, не старше двадцати двух-двадцати трех лег. Блондин с прической бобриком и пронзительными голубыми глазами. Его губы обиженно надулись, когда он взглянул на нас.

– Глупая кукла! – заявил он тоном, полным отвращения. – Не хочет говорить “мама".

– Ты взял не ту куклу, Седрик, – успокаивающим голосом убеждал его Мэйбери. – Кукла, говорящая “мама”, лежит у тебя в палате.

– Не пойду туда! Там мне не нравится. Всегда темно и они…

Трое здоровенных санитаров появились у входа. Мягкой походкой они стали приближаться к Седрику.

– Не пойду назад, – повторял Седрик. – Хочу новую куклу, хочу эту куклу…

Санитары набросились на него сзади. В ходе короткой, но ожесточенной и кровавой схватки им удалось запеленать его в смирительную рубашку.

– Как это случилось, Борден? – набросился Мэйбери на одного из санитаров.

– Простите, доктор, – он вытер кровь, сочащуюся из разбитой губы. – Седрик был совершенно спокоен последние пару недель. Джонс принес ему еду и забыл закрыть дверь.

– Если это повторится, Джонс будет немедленно уволен, – рявкнул Мэйбери, – так же, как и вы! А сейчас доставьте его в палату, быстро!

– Есть, сэр, – ответил Борден, и они потащили Седрика по коридору, а потом и по лестнице.

Медсестра сумела подняться и стояла, опираясь на стол, прижимая руку к груди.

– С вами все в порядке? – резко спросил Мэйбери.

– Да.., спасибо. – Девушка слабо улыбнулась. – – Да и ударил он меня не так уж и сильно, чтобы нанести серьезные повреждения. Думаю, я больше испугалась.

– Ну хорошо, ничего страшного не произошло. – Мэйбери вытер белоснежным платком пот со лба. – Чрезвычайно печальный инцидент, лейтенант. Грубейшая оплошность санитара, но такого больше не произойдет. Седрик обычно очень спокоен.

Доктор опять погладил свои реденькие усики.

– И он из весьма почтенного семейства, – добавил Мэйбери. – Естественно.

Глава 7

По пути обратно в город я остановился у первого попавшегося бара. После всего этого мне необходимо было промочить горло. Седрику только в фильмах ужасов сниматься.

Санаторный след завел меня опять в тупик. Я вспомнил официанта Буга, который уже начал слегка раскалываться под моим мягким давлением. Может, если б я его усилил, он бы сообщил мне и что-нибудь важное. По крайней мере, попытаться стоит.

Я позвонил в контору и узнал у Полника адрес лохматого. Он обитал в меблированных комнатах в шести кварталах от “Золотой подковы”. Я опрокинул еще одну порцию виски и вернулся к “хейли”.

Через полчаса я остановился у нужного мне дома. Здание если и переживало прекрасные времена, то это было в далеком прошлом. Я припарковал свою колымагу ярдах в пятидесяти от него.

Я уже шел по направлению к дому Бута, когда мое внимание привлекла фигура бегущего человека.

В этом районе это выглядело не более уместно, чем марсианин, вылезший из летающей тарелочки. Черный строгий костюм, накрахмаленная белоснежная сорочка и классический английский цилиндр совсем не соответствовали окружающим трущобам. На секунду человек задержался на тротуаре, дико озираясь вокруг, и в мгновение ока скрылся за ближайшим углом.

Сомнений быть не могло: дворецкий мистер Тэлбот куда-то очень здорово торопился.

Я поспешил к дому Бута. У дверей болталась табличка с фамилиями жильцов. Под номером девять в ней значился Бут.

Я забрался по лестнице на второй этаж. Девятая квартира выходила прямо на лестницу. Я постучал и стал ждать. Мне показалось, что я расслышал какое-то движение за дверью, но не был абсолютно в этом уверен. Может, Бут начал играть в какие-то свои, неизвестные мне игры. Я взялся за ручку, дверь не была заперта.

Я широко распахнул ее.

– Бут? – Через долю секунды он уже смотрел на меня, но не отвечал. Что было совершенно объяснимо. Если бы мы захотели побеседовать друг с другом, то для этого нам понадобилось бы по крайней мере блюдечко для спиритического сеанса.

Бута застрелили очень аккуратно, всадив пулю прямехонько в лобешник. Кровь еще продолжала течь тонкой струйкой. Значит, убийство произошло каких-то несколько минут назад. Я зашел в комнату, чтобы поближе осмотреть тело, и это было моей ошибкой.

Я почувствовал какое-то движение за спиной, но повернуться не успел, что-то тяжелое обрушилось на меня. Перед тем как провалиться в темноту, я успел подумать: есть ли братан у Седрика?

Приходить в себя после страшного удара по башке совсем не является моим идеалом времяпрепровождения. К тому времени, как я сумел встать на ноги, у меня не оставалось сомнений, что кто-то провел трепанацию моего черепа, не позаботившись зашить дырки.

В комнате ничего не изменилось. Труп Бута неподвижно лежал на полу. Я вышел и закрыл входную дверь. Из вестибюля я позвонил в отдел. Хэммонда на месте не было, зато был Полник. Я рассказал ему, что произошло, и объяснил порядок его действий.

Я вернулся к “хейли”. Во рту был мерзкий привкус. На голове образовалась солидная шишка, и она станет еще больше со временем, а трещина в моем “эго” станет еще глубже.

Тот, кто отправил на тот свет Бута, обошелся со мной, как с каким-то молокососом. Просто остался в комнате и ждал, пока я, как безмозглый кретин, не завалился в квартиру. Может, мне еще повезло, что меня только треснули по башке.

Если бы я был обычным полицейским, то объявил бы розыск Тэлбота, но я был уверен, что тот не видел меня на улице, когда выбегал из дома Бута. Поэтому я склонялся к мысли, что найду его там, где он и должен быть, то есть в доме Ландиса.

Через час я получил опровержение своей теории. Единственным человеком в доме Ландиса был повар, толстый и глухой. Наконец он сообразил, что мне нужно, и объяснил, что у Тэлбота сегодня на полдня выходной и вернется он только поздно вечером.

Я вернулся в город, на скорую руку пообедал и направился в “Золотую подкову”.

На двери висело объявление: “Открыто с 9 вечера”. Я дернул за ручку, дверь не была заперта. Я вошел в подвал.

Пара официантов расставляла столики, а на сцене Кларенс Несбит перебирал струны контрабаса. Я подошел к нему. Он поднял голову и, увидев меня, перестал играть.

– – Привет, лейтенант!

– Привет, Кларенс! Сегодня будет как всегда?

– Газеты уже все пропечатали. Полуночная считает, что мы будем отбиваться палками от посетителей. По ее мнению, эта самая лучшая реклама ее заведению.

– Тогда ей надо положить муляж трупа у ваших ног, окропив его первоклассным томатным соком. Это уж точно заведет всех.

Кларенс в испуге округлил глаза.

– Ну вы даете! Вот так шуточки!

– Ты, наверное, успел прочитать, что убитого типа звали Джонни Ландис. Он был просто помешан на джазе и частенько приходил сюда. Ты уверен, что никогда раньше его не видел?

– Лейтенант, все, что мы видели, это один бесконечный ряд нетрезвых рож. Мы играем здесь потому, что кое-что понимаем в джазе, а остальное нас просто не интересует. А на эти рожи мы внимания не обращаем.

– Я понял тебя. Мисс О'Хара здесь?

– Конечно. В своем офисе, лейтенант. Я оставил Кларенса терзать контрабас, прошел к конторе Полуночной и постучал.

– Входите, – раздался ее голос.

Я вошел. Девушка сидела перед зеркалом. Сегодня вместо черного на ней было алое платье. Но практически такое же откровенное, как и черное, если не сказать больше. Все те же выделяющиеся соски и огромные пространства обнаженных бедер, вызывающих самые пикантные ассоциации.