Итак, виновный был наказан и отправлен в сад с тем, чтобы в тишине подумать над своим поведением и обуздать свой пыл. Вскоре, однако, родители, как и всегда, смягчились и, не торопясь, вышли в сад посмотреть, как там цветы, как там погода, как там… да все, что угодно, лишь бы под любым, тщательно скрываемым друг от друга предлогом посмотреть, как изгнанник переносит страдания. Каждый из взрослых прекрасно осознавал надуманность их поводов. Кающегося грешника видно не было, но очень скоро, подойдя к окруженному густым кустарником пруду, они услышали высокий, неуверенный детский голос:

На людоедском острове жила

Темноволосая красавица одна…

Папа поднес палец к губам, и двое взрослых, словно играя в индейцев, подкрались к кустам и осторожно посмотрели поверх их. То, что они увидели, запомнится им надолго. Толстик стоял лицом к пруду, размахивал руками, качал головой и распевал:

От злости покраснев, жениху говорила она:

Комплиментов не слушаю, я тебя лучше скушаю.

Для двоих моя хижина слишком тесна.

Когда он пел эту жуткую балладу, услышанную от няньки, его взгляд был столь напряжен, что увидеть слушателей не представляло большого труда. На траве у самой воды сидели шесть лягушек и смотрели вверх своими выпученными глазами. Выглядели они очень комично и напоминали разъевшихся театральных критиков, усевшихся в первом ряду партера.

– Эй, привет! – воскликнул Папа, появляясь из-за кустов. Раздались шесть всплесков – критики исчезли.

– Привет! – добродушно откликнулся Толстик, никогда ни на кого не державший зла, даже если его и наказывали.

– Поешь лягушкам?

– И двум водяным жукам, – добавил Толстик, обладавший какой-то скрытой властью над всякой живностью. – Был еще тритон, но он куда-то исчез.

– Милый, и им понравилось, да? – спросила леди Солнышко, обнимая своего провинившегося сына.



– Ну да, по-моему, понравилось. Они так глотки раздувают, когда им что-то нравится. Я им целых два раза спел.