– Но Боннер был на двенадцать сантиметров выше меня. Вот уж великан так великан.

– А его никто не убил?

– Нет, нет, Толстик. Это не злой великан из книжек, а большой, сильный человек. Прекрасно сложенный, с голубыми глазами и золотистой бородой. Великий человек, другого такого я не встречал, за исключением, пожалуй, одного.

– А какого одного?

– Это был немецкий император Фридрих Третий.

– Немец-перец! – в ужасе воскликнул Толстик.

– Да, немец. Только знайте и запомните, ребята, что и немец может быть благородным человеком. Другое дело, во что превратились эти благородные люди за последние три года. Этого я никак понять не могу. Но Фридрих Третий был прекрасным, замечательным человеком, стоит только взглянуть на его лицо. Но каким же негодяем и мерзавцем оказался его сын! – Папа погрузился в задумчивость.

– Пап, а Боннер? – напомнил Парнишка, отец вздрогнул и спустился с высот глобальной политики на грешную землю.

– Ах да, Боннер… Боннер в белой фланелевой паре на зеленом поле, освещенный ярким июньским солнцем. Вот это картина! Вы еще о приеме спросили. Было это на отборочном матче Англия-Австралия. Перед ним Боннер заявил, что выбьет Альфреда Шоу, куда ворон костей не заносит, и был полон решимости сдержать свое слово. Шоу, как я говорил, умел хорошо подавать с дальних дистанций, так что какое-то время Боннеру просто не шел мяч, однако наконец ему представился долгожданный случай, он прыгнул и нанес по мячу такой удар, какого еще не видели крикетные поля.

– Ух ты! – восторженно выдохнули ребята, а потом Толстик спросил:

– Пап, а мяч улетел туда, куда ворон костей не заносит?

– Да слушайте же вы! – продолжал Папа, который всегда раздражался, когда его перебивали. – Боннер подумал, что провел низкий удар с лета, что считается идеальным отбивом, но Шоу обманул его и закрутил мяч с короткого края. Так что когда Боннер по нему ударил, мяч пошел все выше и выше, пока не стало казаться, что он вот-вот исчезнет в небе.




– Ух ты!