Конечно, Гримо считал, что никто не знает о Флее. А теперь вспомните бессвязные, путаные слова, которыми Гримо, узнав, что умирает, пытался объяснить нам загадку.

Сначала он пробовал рассказать нам о Хорватах и соляных копях, но потом перешел к убийству Флея и к тому, что Флей сделал с ним. «Не самоубийство». Увидев Флея на улице, он понял, что не сможет выдать его смерть за самоубийство. «Он не мог использовать веревку». Разумеется, Флей не мог воспользоваться веревкой, которую Гримо выбросил как бесполезную. «Крыша». Гримо имел в виду не эту крышу, а ту, по которой он шел, покинув комнату Флея. «Снег». Снегопад прекратился, погубив его планы. «Слишком много света». Это ключевая фраза, Хэдли! Когда Гримо выглянул на улицу, там было слишком много света от фонаря. Флей узнал его и выстрелил. «Заполучил оружие». Естественно, ведь револьвер тогда был у Флея. «Фокс». Маска и праздник 5 ноября. И наконец, «не обвиняйте беднягу…». Не Дреймена — Гримо не его имел в виду. Но это было последним извинением за единственный поступок, которого, я думаю, он стыдился — попытку самозванства. «Не обвиняйте беднягу Петтиса — я не хотел впутывать его в это».

Какое-то время все молчали.

— Да, — согласился Хэдли. — Осталось одно. Зачем разрезали картину, и куда исчез нож?

— Мне кажется, разрезание картины было дополнительным колоритным штрихом, усиливающим иллюзию. Очевидно, это сделал сам Гримо. Что касается ножа, признаюсь, что не знаю. Вероятно, Гримо держал его в кабинете и спрятал в дымоходе рядом с зеркалом, дабы человек-невидимка выглядел вдвойне вооруженным. Но сейчас его нет на выступе дымохода. По-видимому, Дреймен вчера нашел его и забрал…

— Это единственное, в чем вы ошибаетесь, — послышался голос.

Эрнестина Дюмон оставалась в дверях, скрестив руки на груди поверх шали. Но теперь она улыбалась.

— Я слышала все, что вы сказали, — продолжала женщина. — Возможно, меня повесят, а возможно, нет. Это не важно. После стольких лет не стоит продолжать жизнь без Шарля… Я взяла нож и нашла ему другое применение.

Мадам Дюмон все еще улыбалась, и в ее глазах блеснула гордость. Рэмпоул увидел, как она внезапно пошатнулась, но не успел подхватить ее, и она упала лицом вниз. Доктор Фелл с трудом поднялся со стула и посмотрел на Эрнестину Дюмон. Лицо его было таким же белым, как у нее.

— Я совершил очередное преступление, Хэдли, — промолвил он. — Я снова угадал истину.