Еще несколько месяцев назад Брет и не пытался вспоминать об этом, но теперь он сгорал от нетерпения восстановить все события. Его память хорошо запечатлела всякие мелочи. Он помнил, как зовут маршалов Наполеона, знаки кораблей, которые, использовались недалеко от Лейта, номер своего телефона в Арлингтоне, свой адрес в Лос-Анджелесе. Нет, не в Лос-Анджелесе. Он там никогда не жил. Тут произошла странная ошибка, и такие ошибки у него постоянно повторялись. Доктора называют это как-то по-научному и говорят, что подобные случаи — обычное явление, но это его не утешало. Брет приходил в ужас от мысли о том, что не может полагаться на свою память.

И все же ему становилось лучше. Девять месяцев назад он совершенно не ориентировался ни во времени, ни в пространстве. Теперь Брет знал, кто он такой и что находится в госпитале. Он повторял факты, как утешающую литургию. Брет Тейлор, лейтенант запаса военно-морских сил США, военно-морской госпиталь, одиннадцатый военно-морской округ, Сан-Диего. Забывчивость. Сегодня суббота. Скорее воскресенье, поскольку уже за полночь. Воскресенье, 24 февраля 1946 года. Не 1945-го, а 1946 года: война уже закончилась. Ему потребовалось много времени, чтобы сообразить все это, но если усваивал что-нибудь, то это накрепко. Проблема заключалась я том, чтобы восстановить те пропавшие дни во Фриско. А у него осталось лишь ощущение запаха виски, гудящая пустота в голове, чувство беды. Произошло что-то гибельное, но он не знал что именно. Об этом могла бы рассказать Паула, но ему было стыдно обращаться к ней с расспросами.

Но что бы там ни произошло, она его не бросила. Полтора года спустя она продолжала навещать его каждую неделю. Она не вышла за него замуж, как он предполагал, но оставалась рядом. Мысль о ней была островком безопасности среди неопределенностей в его голове. Он уснул с мыслью о том, что она стоит у его кровати. Но во сне он увидел не Паулу.

Глава 6

Он проснулся в обычное для себя время. Увиденное во сне еще живо стояло перед ним, а с языка готово было сорваться имя. Сон быстро потускнел, когда Брет открыл глаза, но он запомнил множество баров в ужасном дешевом пассаже, пропитанном запахом виски. В одну из азартных игр он выиграл мягкую куклу с блестящими голубыми глазами. Она сидела у него на плече, как заморский попугай. Ему не хотелось, чтобы у него на плече находилась кукла, но он выиграл ее и теперь нес за нее ответственность. Полицейский с лицом, похожим на Мэтью Арнольда, произнес роковые слова:

— Вы соединяетесь узами брака, пока смерть не разлучит вас. — Лицо Мэтью Арнольда высохло, превратившись в череп, а мягкая кукла плясала на его могиле в Эльзас-Лотарингии.

— Лотарингия, Лоррейн, — повторили его высохшие губы. Он женился на девушке по имени Лоррейн. Но только вчера Паула сказала ему, что он не женат.

Он набросил халат, надел тапочки и быстро пошел по залу к спальне Райта. На его стук никто не ответил. Он дернул за ручку двери, но дверь была закрыта на, замок. Он постучал еще раз.

Охранник вышел из-за угла, где находился стол дежурного.

— Заведующего здесь нет, мистер Тейлор. Вам что-нибудь нужно?

— А где он?

— Вчера вечером уехал в Лос-Анджелес. На дежурстве лейтенант Вайсинг.

Вайсинг не годился. Он был слишком молод, и Брет не мог открыто разговаривать с ним.

— Я хочу поговорить с заведующим Райтом.

— Он сказал, что вернется утром. Может ваше дело потерпеть?

— Что ж, придется потерпеть.

Но его мысли не могли ждать. После завтрака, к которому он не притронулся, Брет вернулся к себе в комнату, чтобы продолжить попытку восстановить прошедшее. Вернуться ко сну о мягкой кукле и к имени, которое вдруг восстановилось в памяти, вызвав большое беспокойство. Но у него появился нужный ключ, нить Ариадны в лабиринте Сан-Франциско.

* * *

Эта нить привела его в комнату, которую он очень хорошо запомнил. В память врезалась каждая деталь: потрескавшиеся стены, порванные занавески, запыленное зеркало, ненадежно висевшее над комодом. Он снял эту комнату в дешевой гостинице после того, как ушел от Паулы, и плохо спал в ту ночь. К утру ему все-таки удалось задремать на пару часов, не больше. Еще до полудня он вышел на улицу и купил бутылку виски. Выпил несколько рюмок в своей комнате, но алкоголь подействовал на него угнетающе, его охватило чувство одиночества. Ему нужно было общение, любая компания. Он спрятал бутылку в шкаф и отправился на поиски какого-нибудь бара.

Ему встретился бар, где официанты с пушистыми усами подавали пенящееся пиво. Был и следующий, с зеркальными стенами и потолком, где отражался мертвенный свет ламп дневного освещения и выжидающие лица женщин. Был и такой бар, на стенах которого изображены обнаженные розовые дамы с большими и красными, как крупные вишни, сосками на грудях. Был также бар вроде бревенчатой избы с подвальным помещением, находившимся как бы под водой. Там ему показалось неуютно, и он продолжил обход баров. Зашел в заведение в китайской части города, где девушка в кимоно подала жареных креветок, и Брету стало плохо в кабинке. Никогда раньше он не продолжал пить после первого опьянения и тошноты, но в тот день не остановился. Он прошел через длинную череду баров, которые почти не отличались друг от друга: электропроигрыватель с одной стороны и китайский бильярд — с другой. И в каждом из них бармен в белом пиджаке разливал в полумраке спиртное со скучающим и всезнающим выражением лица подозрительным парочкам и одиноким мужчинам и женщинам, устроившимся на высоких кожаных вращающихся стульчиках. В одном из них за завесой дыма и шума от электропроигрывателя и начался кошмар с Лоррейн.

Запомнившаяся ему сцена походила на дурной сон. В длинном зале находилось несколько человек, но все они молчали. Его собственный голос, соперничавший без усилий с шумом электропроигрывателя, доносился из его глотки, хотя губы не шевелились. Его ноги и рука, которая оплачивала выпивку и подносила бокал ко рту, казались ему такими же далекими, как острова Тихого океана. Но он чувствовал себя беззаботным и сильным, как самолет, взмывший ввысь и унесшийся вдаль за счет жужжания в голове.

Конечно, все это произошло не во сне. Лоррейн была настоящей девушкой, которая сидела не в какой-то пещере подсознания, а в реальном баре. Она пила совершенно реальное виски. Для девушки ее возраста у нее, казалось, была удивительная способность поглощать спиртное. Если бы стал известен ее настоящий возраст, то, возможно, она вообще не имела бы права пить в баре. В Калифорнии очень строго соблюдают правила относительно малолеток, а она не выглядела на двадцать один год. У нее было удивительно невинное выражение лица, подумал он, и необыкновенно приятное. Белизну ее невысокого широкого лба прорезали голубые жилки вен и обрамляли черные волосы. Широкие брови, которые не были выщипаны, как у Паулы, придавали голубым глазам простое и твердое выражение. Короткая верхняя губа, повторявшая вздернутость носа, придавала лицу проказливую веселость, что подчеркивали ее сочные, чувственные губы. Она выглядела невинным ребенком из провинции, который по ошибке забрел в этот подвальчик и которого окружающее не затрагивало.

Он чувствовал свою ответственность за нее, как и за всех слабых, невинных или беспомощных людей.

— Мне все равно, — заметила она. — Две полоски означают «лейтенант», не так ли?

— Да, — ответил он. — Мне нравится ваше лицо. У вас славное, чистое лицо.

Она хихикала и вся извивалась.

— Вы — ребята с военных кораблей — шустрые парни. Давно не были на берегу?

— Почти год. — Он наклонился вперед, к благоуханию ее волос, которые тяжелой волной рассыпались по ее плечам. Когда он наклонил голову, мысли закружились вокруг ее тела, как гирлянды. Он выговорил задыхающимся шепотом: — Мне нравится, как пахнут ваши волосы.

Она засмеялась от удовольствия и быстрым движением головы пустила свои волосы по кругу, так что они коснулись его лица.

— Неудивительно. Косметика очень дорогая. Как вас зовут, морячок?

— Брет.

— Симпатичное имя. Необычное. А меня — Лоррейн.

— Думаю, что Лоррейн — прекрасное имя, — сказал он.

— Вы мне льстите.

Он схватил ее руку и поцеловал влажную ладонь. Бармен бросил на него быстрый, циничный взгляд.

— Будьте осторожны, Брет. Вы разобьете наши бокалы.

— Черт с ними! У меня в номере бутылка виски «Харвуд». А эта жидкость только сушит мне горло.

— Мне нравится «Харвуд», — произнесла она с девичьей откровенностью.

— Тогда пойдем ко мне.

— Если хотите, дорогой Брет.

Она соскользнула со своего стульчика и застегнула пальто. Она была удивительно маленького роста, но фигурка — само совершенство. Когда она шла впереди него, направляясь к двери, он заметил, как раскачивались бедра под плотно облегавшим пальто при каждом стуке ее быстрых каблучков и какой узкой была ее талия. Его голова закачалась вместе с ее телом, а глаза раздели ее.

Через двадцать минут он раздевал ее уже руками. Поездка в такси к нему в гостиницу превратилась в непрерывный поцелуй, он задыхался, у него кружилась голова. Она перевела дыхание, чтобы помочь ему разделаться с последним трудным крючком и петелькой, и легла, улыбаясь, на спину. Его поразили строение и роскошь ее тела. Под великолепными грудями прощупывались хрупкие ребрышка. Он мог обхватить ее талию двумя ладонями. Но изгиб бедер был потрясающим. Так же, как нежность ее живота, ног и чернота волос между ними.

Когда он выключил свет, то вся ночь превратилась в темноту, такую же черную, как пантера, такую же потрясающую и сладострастную. Ее поцелуи были воплощением ожиданий, невероятно сладострастными, как порыв весны в середине зимы. Где-то внутри его лед растопился и хлынул бурной волной. Черная ночь протекла, как река наслаждения, через узкое отчаянное ущелье в теплую долину, где он в конце концов уснул.

* * *

На этот раз Райт был у себя в кабинете и крикнул ему через открытую дверь, чтобы он заходил.