Агата Кристи - Третья

Сержант, чьи сомнения, видимо, не вполне рассеялись, шепнул своему подчиненному:

– Сказали, что все в порядке. Кто бы он мог быть? Странноватый старичок!

– Вроде бы иностранец? Может, разведка?

– Да нет, пожалуй. Он звонит старшему инспектору Нийлу.

Его собеседник поднял брови и присвистнул.

Кончив звонить, Пуаро приоткрыл дверь и поманил к себе миссис Оливер, которая стояла на пороге в некоторой растерянности. Они сели бок о бок на кровати Клодии Риис-Холленд.

– Если бы мы могли что-нибудь предпринять! – сказала миссис Оливер, всегда предпочитавшая действие бездействию.

– Терпение, chère madame.

– Неужели вы ничего не можете сделать?

– Я уже сделал все необходимое – позвонил тем, кому необходимо было позвонить. А здесь, пока полиция не кончит предварительного осмотра, мы ничего предпринимать не можем.

– Кому вы звонили, кроме своего инспектора? Ее отцу? Чтобы он приехал и внес за нее залог?

– Когда речь идет об убийстве, вопрос о залоге обычно не встает, – сухо заметил Пуаро. – А ее отца уже известила полиция. Узнали его номер от мисс Кэри.

– А где она?

– Бьется в истерике у некой мисс Джейкоб в соседней квартире, насколько я понял. Труп обнаружила она. И, видимо, это ее потрясло. Она выбежала отсюда, крича во весь голос.

– А! Богемистая? Вот Клодия головы не потеряла бы.

– Согласен. Очень… сдержанная молодая женщина.

– Кому же вы звонили?

– Во-первых, инспектору Нийлу, как вы, кажется, уже знаете. В Скотленд-Ярд.

– А этим ищейкам понравится, если он явится сюда вмешиваться?

– Он не явится вмешиваться. Последнее время он наводил для меня кое-какие справки, могущие пролить свет на это дело.

– Ах вот что! А кому еще вы звонили?

– Доктору Джону Стиллингфлиту.

– Кто он? Заявит, что у бедняжки Нормы мозги набекрень и она страдает потребностью убивать людей?

– Его квалификация позволит ему представить суду подобное заключение, если в этом возникнет нужда.

– А он хоть что-нибудь о ней знает?

– Полагаю, что очень и очень много. С того дня, когда вы выследили ее в кафе «Трилистник», она находилась в его клинике.

– Кто ее туда отправил?

Пуаро улыбнулся.

– Я. Перед тем как поспешить после вашего звонка в кафе, я кое о чем договорился по телефону.

– Как! Все эти дни я чувствовала себя такой разочарованной и уговаривала вас принять меры, а вы их уже приняли? И ничего мне не сказали? Право, мосье Пуаро! Ни единого словечка! Как вы могли быть таким… таким скаредным?

– Не сердитесь, мадам, умоляю вас. Я хотел как лучше.

– Люди всегда оправдываются так, когда выведут человека из себя! А что еще вы сделали?

– Устроил так, что ее отец поручил мне принять меры для ее безопасности.

– То есть искать помощи у доктора Стиллингуотера?

– СтиллингФЛИТА. Совершенно верно.

– Но как вам это удалось? Мне бы даже в голову не пришло, что ее отец мог обратиться к вам. Он ведь из тех, кто не доверяет иностранцам.

– Я втер себя ему, как фокусник незаметно втирает наивному зрителю нужную карту. Я явился к нему якобы потому, что получил от него письмо с такой просьбой.

– И он вам поверил?

– Разумеется. Я же показал ему это письмо. Оно было напечатано на его собственной почтовой бумаге и подписано его фамилией, хотя, как он тут же показал мне, росчерк у него совсем другой.

– Вы что же, сами его написали?

– Да. Я совершенно правильно рассудил, что оно возбудит его любопытство и он меня примет. А уж дальше я полагался на свое умение.

– Вы сказали ему, что думаете обратиться к доктору Стиллингфлиту?

– Нет. Этого я никому не сказал. Видите ли, существовала определенная опасность.

– Для Нормы?

– Для Нормы. Или же Норма была опасна для кого-то еще. С самого начала существовали две возможности. Факты поддавались двоякому истолкованию. Попытка отравить миссис Рестарик выглядела не очень убедительной – она слишком долго откладывалась и вообще была несерьезной. Затем мелькнула история с револьверным выстрелом здесь, в Бородин-Меншенс, и еще одна: о ножах с пружинными лезвиями и о кровавых пятнах. Каждый раз, когда случались подобные вещи, Норма о них ничего не знала, не могла вспомнить, ну и так далее. Она находит у себя в комнате мышьяк, но не помнит, как его туда положила. Утверждает, что страдает провалами памяти, что довольно долгие промежутки времени для нее как бы не существуют, что она не знает, где была тогда и чем занималась. Возникал вопрос: говорит ли она правду или по какой-то причине, ведомой ей одной, она все это сочиняет? Что она – избранная жертва для какого-то чудовищного и, возможно, безумного плана или же его движущее начало? Старается ли она создать о себе представление как о девушке с неуравновешенной психикой, потому что заранее хочет снять с себя ответственность за убийство?

– Сегодня она была какой-то не такой, – медленно сказала миссис Оливер. – Вы заметили? Совсем другой. Не… не в прежнем тумане.

– Не Офелия, – Пуаро кивнул, – а Ифигения.

Снаружи донесся какой-то шум и отвлек внимание их обоих.

– Вы считаете… – начала было миссис Оливер и умолкла.

Пуаро подошел к окну и поглядел на двор далеко внизу. Там остановилась машина «Скорой помощи».

– Они за ним? – дрожащим голосом спросила миссис Оливер. И добавила с внезапно нахлынувшей жалостью: – Бедный Павлин.

– Субъект малосимпатичный, – холодно заметил Пуаро.

– Но очень живописный… И такой молодой, – сказала миссис Оливер.

– Для les femmes этого достаточно. – Пуаро чуть-чуть приоткрыл дверь и посмотрел в щелочку. – Вы извините меня, если я вас ненадолго покину? – спросил он.

– Куда вы? – подозрительно осведомилась миссис Оливер.

– Насколько я всегда понимал, в вашей стране такой вопрос считается неделикатным, – ответил Пуаро с упреком.

– Ах, простите! Да только сортир не там, – добавила она шепотом ему вслед, в свою очередь подглядывая в щелочку.

Потом она отошла к окну и принялась наблюдать за тем, что происходило внизу.

– Только что на такси подъехал мистер Рестарик, – сообщила она, когда несколько минут спустя в комнату тихонько вернулся Пуаро. – С ним Клодия. Вам удалось пробраться в комнату Нормы или вообще туда, куда вы на самом деле отправились?

– В комнате Нормы полиция.

– Какая досада для вас! А что у вас в этой черной картонке?

Пуаро ответил вопросом на вопрос:

– А что у вас в этой парусиновой сумке с персидскими конями?

– В моей хозяйственной сумке? Пара земляных груш, а что?

– Тогда, с вашего разрешения, я отдам вам эту картонку. Только умоляю, обращайтесь с ней бережно, не надавливайте на нее.

– А что в ней?

– То, что я надеялся найти и нашел. Кажется, началось движение, – добавил он, подразумевая новые звуки, наполнившие квартиру.

Миссис Оливер пришло в голову, что Пуаро, как иностранец, нашел очень выразительное описание для происходящего, хотя и несколько неожиданное. Громкий сердитый голос Рестарика. Клодия, начинающая звонить. Полицейский стенографист, отправившийся в соседнюю квартиру взять показания у Фрэнсис Кэри и таинственной особы по имени мисс Джейкоб. Деловито входили и выходили члены следственной бригады. Два фотографа забрали свои камеры и отправились восвояси. Затем в комнату Клодии внезапно вторгся долговязый молодой человек с рыжей шевелюрой и заговорил с Пуаро, не обращая ни малейшего внимания на миссис Оливер.

– Что она сделала? Убила? Кого? Своего мальчика?

– Да.

– Сама говорит?

– Более или менее.

– Это не ответ. Она прямо так и сказала?

– Я этого не слышал. Самому поговорить с ней у меня не было возможности.

В комнату заглянул полицейский.

– Доктор Стиллингфлит? – спросил он. – С вами хотел бы поговорить судебный медик.

Доктор Стиллингфлит кивнул и вышел из комнаты.

– Так это и есть доктор Стиллингфлит? – сказала миссис Оливер и задумалась. – Нечто внушительное, – добавила она затем…

Глаза миссис Оливер открылись, и она вернулась в настоящее.

Старший инспектор Нийл придвинул к себе листок бумаги, сделал на нем какие-то пометки и обвел взглядом остальных пятерых.

– Мисс Джейкоб? – сказал он официальным тоном и посмотрел на полицейского у двери. – Я знаю, что сержант Конолли записал ее показания, но мне хотелось бы самому задать ей несколько вопросов.

Через две минуты полицейский вернулся с мисс Джейкоб. Нийл вежливо встал ей навстречу.

– Я старший инспектор Нийл, – представился он, пожимая ей руку. – Прошу прощения, что снова вас побеспокоил. Но мне хотелось бы получить более четкое представление о том, что именно вы видели и слышали. Так сказать, неофициально. Боюсь, вам тяжело…

– Тяжело? Нисколько, – перебила мисс Джейкоб, садясь в кресло, которое он ей придвинул. – Конечно, это был шок. Но вовсе не эмоциональный. – Она добавила: – Вы тут прибрали.

Он решил, что она подразумевает труп.

Ее глаза, наблюдательные и критичные, скользнули по остальным: с явным удивлением по Пуаро (это еще что такое?), с легким любопытством по миссис Оливер, вопросительно по спине доктора Стиллингфлита, с соседским сочувствием по Клодии (которую она удостоила кивком) и, наконец, с сочувствием остановились на Эндрю Рестарике.

– Видимо, вы ее отец, – сказала она ему. – Соболезнования посторонних всегда излишни, и лучше обойтись без них. Мы живем в печальном мире, во всяком случае, так кажется мне. Нынешние девочки слишком уж много учатся, если хотите знать мое мнение. – Она обернулась к Нийлу. – Так что же?

– Мне бы хотелось, мисс Джейкоб, чтобы вы собственными словами рассказали мне совершенно точно, что вы видели. И слышали.

– Наверное, кое-что будет разниться с тем, что я говорила прежде, – неожиданно заявила мисс Джейкоб. – Знаете, как это бывает? Пытаешься описывать как можно точнее и злоупотребляешь словами. Но не думаю, что это обеспечивает точность. По-моему, наоборот, бессознательно добавляешь то, что, как тебе кажется, ты должна была видеть. Или слышать. Но я постараюсь избегать предположений. Все началось с воплей. Они меня напугали. Я решила, что кому-то плохо, и уже шла к двери, когда кто-то начал с криком стучать в нее. Я открыла и увидела, что это моя соседка – одна из трех девушек, которые живут в шестьдесят седьмой квартире. Боюсь, мне неизвестно, как ее зовут, хотя в лицо я ее знаю.