— Как вы всё расцениваете, мне безразлично. Да и вам, по-моему, тоже. — Вулф отхлебнул пиво, которое принёс Фриц. — Подведём некоторые итоги. — Он оглядел их обоих. — Мисс Гир, если вы хотите пойти к адвокату, то это ваше право. Однако было бы крайне неразумно позволить вам обоим покинуть мой дом и вести себя так, как вам заблагорассудится. И я, разумеется, этого не допущу, тем более что пуля предназначалась мне. С другой стороны, до тех пор, пока я не получу сообщение от мистера Кремера, у меня связаны руки. Так что придётся какое-то время подождать. Вы можете…

Джейн встала:

— Я ухожу.

— Одну минуту. Вы можете, на ваше усмотрение, скоротать время в обществе мистера Гудвина. В противном случае я могу позвонить мистеру Кремеру, обрисовать ему ситуацию, и тогда он приставит к вам полицейского. Что вы предпочитаете?

Джейн медленно двинулась к двери — не шагнула, а двинулась, словно её тянули к двери без какого-то участия с её стороны. Не вставая с кресла, я окликнул её:

— Послушайте, крошка, я и за пять центов не стану в вас стрелять, потому что и так запросто вас поймаю, прежде чем вы успеете выскочить за дверь; только предупреждаю: на сей раз я скручу вас так, что вы уже не вырветесь.

Она резко бросила:

— Предатель!

Дженсен не обращал на нас никакого внимания. Его глаза были прикованы к Вулфу. Он спросил, причём без малейшего намёка на язвительность:

— А что предпочитаете вы сами?

Очевидно, он решил продемонстрировать нам образец выдержки. Вулф тоже пристально взглянул на него и сухо произнёс:

— На мой взгляд, вам лучше остаться здесь. Вы, наверное, знаете, что мистер Кремер расположен к вам не самым дружеским образом, да и рука у него несколько тяжёлая. Я не хочу сказать, что Кремер долго будет оставаться в неведении, но сейчас речь идёт о том, где вы хотите дожидаться сообщения о револьвере и пулях — здесь или в полиции. Ожидание может занять несколько часов. Я полагаю, здесь вам было бы удобнее. — Вулф взглянул на настенные часы, стрелки которых показывали двадцать минут седьмого. — Вам, конечно, предложат поесть.

— Я бы хотел позвонить, — произнёс Дженсен.

— Нет, сэр, — покачал головой Вулф. — Так звонить мне мистеру Кремеру?

— Не надо.

— Хорошо. Это разумно. Мисс Гир?

Джейн промолчала. Вулф терпеливо ждал ровно четыре секунды.

— Мне звонить в полицию, мисс Гир?

Она отрицательно качнула головой, так же, как перед этим шла к двери, — словно делала это не сама, а подчинялась чьей-то воле.

Вулф тяжело вздохнул:

— Арчи, проводи их в гостиную и оставайся там, пока я за тобой не пришлю. Фриц ответит на звонки. Боюсь, ждать будет скучно и утомительно, но тут уж ничего не поделаешь.

Глава 8

Утомительно — не то слово, чтобы описать подобное двухчасовое ожидание.

Поначалу меня развлекало то, что Джейн и Дженсен не проявляли ни малейшего желания сидеть на софе рядышком, держась за руки. Одному богу известно, где Вулф отыскал эту софу с бархатными подушками; когда я впервые появился у него в доме, она уже там была. Джейн и Дженсен по очереди сидели на софе после безостановочного вышагивания по комнате, но так ни разу и не присели вместе. Ядовитые реплики Вулфа сделали своё чёрное дело. Было интересно следить за развитием событий. Тот из парочки, который не стрелял, подозревал другого; а другой, видя это, очевидно, думал, что, попытайся он — или она — заговорить сердечным тоном: «Черт побери, дорогая (или дорогой), мы же не можем быть убийцами, не так ли?» — может запросто разоблачить себя, ведь другой подумает: «Если я его (её) подозреваю, то почему он (она) не подозревает меня?»

Естественно, я бдительно наблюдал за ними, пытаясь уловить хоть какой-то знак, указывающий, кто из них есть кто. Я склонялся то к одному мнению, то к другому, но так и не пришёл к определённому выводу.

В семь тридцать нас пригласили в столовую, но они оба отказались. Фриц принёс нам ужин в комнату на подносах. Я быстро расправился с порцией запечённого поросячьего филе, салатом, заправленным соусом, который придумал лично Вулф, с ломтем дыни, пирогом с голубикой и кофе. Дженсен от меня не отставал, а вот Джейн даже не посмотрела на еду.

Я бы не стал держать пари, кто из них убийца, даже поставив на кон порванные шнурки от ботинок. Всё, что я мог сделать, чтобы решить головоломку, это завязать глаза и поиграть в жмурки — кого первым поймаю, тот и есть убийца. Я сдался ещё прежде, чем начал. Вулф употребил слова «дерзкий и отважный», но это было мягко сказано. Он — или она — приехал сюда уже с заряженным и завёрнутым в носовой платок револьвером, засунув его в карман или сумочку. Конечно, злоумышленник собирался воспользоваться оружием лишь в том случае, если представится возможность, ибо не мог же он заранее предвидеть, какой оборот примут события. Я ещё никогда не встречал никого, способного столь молниеносно реагировать на обстоятельства и принимать решения. Преступник заходит в гостиную. Видит через открытую дверь Вулфа (как он полагает), сидящего за столом. Кладёт руку на пистолет, завёрнутый в платок. Ждёт. Улучив миг, когда Вулф прикрывает глаза или отворачивается, а другой человек, что находится рядом в гостиной, смотрит в прихожую или, стоя у пианино, повернулся спиной, хладнокровно прицеливается и стреляет. После чего, пока его спутник недоуменно озирается по сторонам, ловко прячет пистолет в вазу.

Попробуй выведи их на чистую воду. Если не установить, кому принадлежит револьвер, или не докопаться до подлинного мотива убийства, как добиться, чтобы присяжные вынесли обвинительный приговор? Не говоря уже о том, что обвинять-то нужно было не за неудавшееся покушение на Хаккета, а за убийство Дженсена и Дойла.

За два часа я обращался к Джейн всего три раза, и не слишком многословно. А именно:

1. «Не хотите чего-нибудь выпить?»

2. «Из этой комнаты тоже есть дверь в ванную, вон там. Дверь из ванной в кабинет сейчас заперта».

3. «Прошу прощения». — Это когда я не сдержался и зевнул.

Она не только ни разу не ответила, но даже не удостоила меня взглядом.

Дженсен вёл себя не лучше. Не припомню, случалось ли мне прежде проводить два часа в столь скучной компании.

Вот почему, когда около девяти зазвенел звонок входной двери, я даже обрадовался — хоть какой-то просвет в этом унылом ожидании. Так как дверь из гостиной в прихожую тоже была звуконепроницаемой, то за исключением звонка я расслышал лишь слабый звук шагов и ещё более слабые и неразборчивые голоса. Но минуты через три дверь открылась и вошёл Фриц. Закрыв за собой дверь, он негромко сказал:

— Арчи, мистер Вулф зовёт тебя в кабинет. Пришли инспектор Кремер и сержант Стеббинс. Мне велено оставаться здесь.

С этими словами он протянул руку за пистолетом. Я отдал ему оружие и вышел.

Если обстановка в гостиной не располагала к общению, то в кабинете она просто угнетала. Одного взгляда на Вулфа, который вычерчивал на своём столе круги безымянным пальцем, было достаточно, чтобы заметить, что он в совершенном бешенстве. Сержант Стеббинс вытянулся у стены, всем своим видом показывая, что он при исполнении. Физиономия инспектора Кремера была под стать обивке красного кожаного кресла, в котором он расположился. Никто не потрудился взглянуть на меня, когда я вошёл.

Вулф рявкнул:

— Блокнот!

Я подошёл к столу и, достав карандаш и блокнот, сел.

— Вот что случается, когда дверь открываю не я, — изрёк я назидательным тоном. — Я бы ни за что не впустил…

— Пф! — Вулф подтолкнул мне через стол лист бумаги. — Посмотри.

Взяв бумагу, я пробежал её глазами. Это был ордер на обыск.

Помещение… принадлежащее и занимаемое упомянутым Ниро Вулфом… расположенное…

Ого! Странно, что Кремер ещё жив. Или Вулф. Кремер прорычал, с трудом сдерживаясь:

— Я постараюсь забыть, Вулф, что вы сейчас наговорили. Тем более что это совершенно несправедливо. Чёрт побери, я миллион раз терпел вашу наглость! Теперь о револьвере. Пуля, выпущенная из него, в точности соответствует пуле, которую вы мне прислали, и тем двум, которыми убили Дженсена и Дойла. Вот этот револьвер — вы мне сами его прислали. Хорошо. Значит, у вас есть клиент, а своих клиентов вы всегда прячете так, чтобы я до них не добрался. Я был бы последним дураком, если бы снова начал вас умолять. Я уже делал это раньше.

Вулф снова принялся чертить пальцем круги, рокоча:

— Я повторяю, сэр, что, принимая своё жалованье, вы обманываете налогоплательщиков Нью-Йорка, и вообще позорите нашу достойную профессию…

Кремер побагровел ещё больше, так что его круглое лицо приняло свекольный оттенок.

— Раз так, ничего забывать я уже не стану. Приступим к обыску дома.

Он привстал с кресла.

— Если вы это сделаете, то вам никогда не поймать убийцу мистера Дженсена и мистера Дойла, — произнёс Вулф.

Кремер снова плюхнулся в кресло.

— Не поймать?!

— Нет, сэр.

— Не вы ли мне помешаете?

— Пф! — Вулф всем своим видом изобразил отвращение. — Глядишь, ещё немного, и вы предупредите меня, что ставить палки в колеса правосудию — преступление. Я не говорил, что убийцу не поймают, а сказал, что вам его не поймать. Потому что я уже его поймал.

Сержант Стеббинс хрюкнул, но этого никто, кроме меня, не заметил. Я ухмыльнулся ему в ответ.

Кремер выдавил:

— Не может быть!

— Может, сэр. И ваш отчёт об идентичности револьвера и пуль ставит все точки над «i». Но признаюсь, дело немного сложнее, чем я думал, и я вас официально предупреждаю: вы не в состоянии довести его до конца. Я же — могу. — Вулф подтолкнул ордер через стол. — Порвите эту штуку.