В какой-то момент высоко в черных небесах, укрытый пледом рыженькой стюардессой, Том все же задремал. Когда он проснулся, за иллюминатором, вопреки часовым стрелкам и вообще вопреки всему, ослепительно сияло солнце, и самолет уже летел над Францией.

Снова аэропорт в Руасси с его «сателлитами» и хромированными эскалаторами – и вот Том уже внизу с чемоданом в руках. Со своим новым чемоданом он мог бы вполне нарваться на неприятность в виде дополнительного досмотра, но он с таким безразлично-независимым видом следовал по зеленому коридору, что никому не пришло в голову его задерживать. Он сверился с расписанием пригородных поездов и позвонил в Бель-Омбр.

– Тома! Ты откуда? – услышал он радостный голос Элоизы. Она не могла поверить, что он уже в аэропорту, и Тому тоже не верилось, что она совсем недалеко.

– Я вполне успеваю прибыть в Море в двенадцать тридцать, – сказал Том и почувствовал, что улыбается. – У нас все нормально?

– Все нормально, – уверила его Элоиза. – "Только мадам Анкет поскользнулась на лестнице и подвернула ногу – правда, не сильно и уже ходит. Почему ты мне не написал и не позвонил даже?

– Я же пробыл там совсем немного – всего два дня. При встрече все расскажу.

– До скорого, милый!

По ее тону он понял, что Элоиза сама за ним приедет.

До Лионского вокзала Том добрался на такси и забрался в вагон, прихватив «Монд» и «Фигаро». Он почти проглядел до конца обе газеты, прежде чем сообразил, что не искал, как обычно в последнее время, сообщений, касающихся Фрэнка, и подумал о том, что сообщений о его смерти во французской печати еще и быть не может. Как это будет преподнесено – как несчастный случай? Том был почти уверен: Лили сообщит, что это было самоубийство, а там пускай люди судачат, сколько хотят, о том, почему двое членов ее семьи покончили с собой за одно лето.

Элоиза ожидала его в красном «мерседесе». Легкий ветерок развевал ее волосы. Она махнула ему, а Том не мог сделать то же самое. Обе руки у него были заняты двумя чемоданами и пластиковым пакетом с голландскими сигарами, газетами и книжками для дорожного чтения. Он поцеловал Элоизу в обе щеки и в шею.

– Ну, как ты? – спросила Элоиза.

Он не ответил, делая вид, что целиком поглощен укладыванием чемоданов в багажник.

– А я думала, ты вернешься с Фрэнком, – с улыбкой проговорила она.

Том поймал себя на мысли, что ему странно видеть Элоизу такой счастливой.

Они уже отъехали от станции, а Том так и не мог решить, когда ему лучше сказать ей о Фрэнке. Элоиза настояла на том, чтобы вести машину самой, и теперь, оставив позади шумное шоссе, свернула на Вильперс.

– Лучше сказать тебе сразу – Фрэнк позавчера скончался, – выговорил Том, в любую минуту готовый перехватить у жены управление машиной. Но руки Элоизы только крепче стиснули руль.

– То есть как это – скончался? – переспросила она, переходя на французский.

– Он спрыгнул с той же скалы, что и его отец. Дома я объясню тебе все подробнее. Мне просто не хотелось даже по-английски сообщать тебе об этом при мадам Аннет.

– Что это за скала?

– Она на морском берегу, в штате Мэн, где у Пирсонов поместье.

– Ах, да! – воскликнула Элоиза. Видимо, она вспомнила, что читала об этом в газетах. – Ты был при этом? Ты видел, как он спрыгнул?

– Нет. Я был в доме. Я не видел... не видел, как он это сделал, потому что скала... она на некотором расстоянии. Я обязательно... – У Тома сдавило горло, и он быстро продолжал: – Тут и рассказывать почти нечего. Я переночевал у них и на следующий день собирался уехать, что в конечном счете и сделал. У матери Фрэнка были гости, она угощала их чаем, а я пошел поискать мальчика.

– И увидел, что он уже спрыгнул? – спросила Элоиза, снова переходя на английский.

– Да.

– Это ужасно, Тома! Вот почему у тебя такой... такой отсутствующий вид.

– Как ты сказала – отсутствующий вид? – переспросил Том.

Они въезжали в Вильперс. Том увидел домик, который ему особенно нравился, а дальше – почту, пекарню и поворот налево, к дому. Элоиза предпочла ехать прямо через деревню – может, по рассеянности, а может, оттого, что разволновалась и ей хотелось ехать на малой скорости. Том снова заговорил:

– Я нашел его, наверное, минут через десять после того, как он спрыгнул. Мне пришлось сообщать об этом его родным. Скала почти отвесная, и внизу – осыпь из осколков. Может быть, позже я расскажу тебе обо всем более подробно, милая.

«А что тут, собственно, еще рассказывать?» – подумал при этом Том. Они уже въезжали в ворота Бель-Омбр.

– Обязательно! – воскликнула Элоиза и вышла из машины.

Том понял, почему ей так этого хочется, – она сердцем чувствовала, что в этой истории не было ничего постыдного для Тома, что ему следовало бы скрывать, как, увы, случалось слишком часто.

– Знаешь ли, ведь он мне понравился, – произнесла Элоиза и на мгновение подняла на него свои фиалковые глаза. – Правда, не сразу. Сначала – совсем нет.

Том знал об этом.

– Это что – новый чемодан?

– Точно. И в нем – несколько новых вещиц, – с улыбкой отозвался Том.

– Да ну? Кстати, спасибо тебе за немецкую сумочку.

– Бонжур, месье Тома! – приветствовала его мадам Аннет. Она стояла на ступеньках, и при ярком солнечном свете Том даже различил ниже колена, там, где кончалась ее юбка, эластичный бинт под серым чулком.

– Как вы поживаете, дражайшая мадам Аннет? – С этими словами Том приобнял ее за плечи. Она чмокнула его в щеку и поспешила к чемоданам. Несмотря на колено, она настояла, чтобы ей было позволено нести их в дом, и Том не стал противиться: если ей это приятно, пусть делает, как хочет.

– Как хорошо вернуться домой! – сказал Том, со счастливым видом оглядывая гостиную – накрытый для ланча стол, клавесин, фальшивого Дерватта над камином. – Не помню, говорил ли я тебе – у Пирсонов тоже есть Дерватт. Называется «Радуга». Знаешь, это... очень хороший Дерватт.

– Да ну-у? – чуть иронически протянула Элоиза, и он не понял, с чем связан этот иронический тон: то ли она просто не слышала об этой картине, то ли слышала и подозревает, что это подделка, – но все равно весело рассмеялся.

Мадам Аннет между тем осторожно спускалась по лестнице, держась одной рукой за перила. Слава богу, что ему давным-давно удалось отговорить ее от полировки лестничных ступенек.

– Как ты можешь веселиться, когда мальчика уже нет в живых? – по-английски вдруг спросила его Элоиза. Аннет нагнулась, чтобы взять второй чемодан, и никакой заинтересованности к разговору не проявила. Элоиза была права, Том и сам не мог себе объяснить свое состояние.

– Может быть, я просто не успел это осознать. Все произошло настолько неожиданно... Старший брат Фрэнка тоже был дома. Фрэнк был в очень подавленном состоянии из-за Терезы. А тут еще недавняя смерть отца...

Том решил про себя, что от него никто не должен узнать правды о смерти Пирсона-старшего. Для Элоизы эта смерть навсегда должна остаться либо самоубийством, либо несчастным случаем.

– Убить себя в шестнадцать лет... Как это ужасно! – воскликнула Элоиза. – Ты знаешь, сейчас среди молодых это случается все чаще и чаще, так пишут в газетах. Хочешь этого? – сказала она, протягивая ему винный бокал с минеральной водой. – Или налить чего-нибудь покрепче?

Том покачал головой.

– Нет. Сначала – вымыться.

Направляясь к ванной, он, проходя мимо телефонного столика, бросил беглый взгляд на тоненькую стопку корреспонденции за последние два дня, но решил, что это вполне может подождать.

Во время ланча Том рассказал Элоизе о доме Пирсонов в Кеннебанкпорте и о чудаковатой старой женщине Сьюзи, которая долгие годы была там домоправительницей и няней обоих мальчиков, а в настоящее время лежит с сердечным приступом.

Как ему показалось, у него получилось довольно правдивое описание атмосферы этого дома, где роскошь соседствовала с унылой безнадежностью. По тому, как Элоиза недоуменно сдвинула брови, Том понял: она догадалась, что он не сказал ей всей правды.

– И ты уехал в тот же день, сразу после того, как мальчик погиб?!

– Да. Я не видел никакого смысла в том, чтобы оставаться дольше. Все равно до похорон пришлось бы ждать не меньше двух дней. («Сегодня вторник. Возможно, как раз сейчас его и хоронят», – подумал Том.)

– Думаю, ты просто испугался, что тебе будет слишком тяжело при этом присутствовать. Ведь ты к нему очень привязался, верно?

– Верно, – отозвался Том и в первый раз с начала разговора взглянул ей прямо в глаза. Возможно, когда-нибудь он расскажет Элоизе, каково это – взяться управлять жизнью юного существа и не справиться с этой задачей. Хотя вряд ли он сможет позволить себе такое признание – ведь тогда он будет вынужден рассказать ей о том, что Фрэнк убил своего отца, потому что в основном именно это, а не Тереза, толкнуло Фрэнка к самоубийству.

– А с Терезой ты познакомился? – спросила Элоиза. По ее настоянию Том уже описал ей во всех подробностях Лили Пирсон – в прошлом актрису, сумевшую выйти замуж за сказочно богатого человека, и незаменимого «друга семьи» Тэла Стивенса, который, по всей вероятности, станет ее следующим мужем.

– Нет, с Терезой я так и не встретился, – ответил Том. – Кажется, в это время она была в Нью-Йорке.

Том очень сомневался, что Тереза приедет на похороны Фрэнка, да так ли уж это и важно? Для Фрэнка Тереза была скорее неким представлением об идеале, чем-то неосязаемым, неуловимым; такой она и останется теперь для него «навечно», как он сам написал.

После ланча Том поднялся к себе, чтобы распаковать чемоданы и просмотреть почту. Опять письмо от Джеффа Константа из Лондона. Том бегло проглядел его и убедился, что все идет хорошо. Что касается новостей, то Джефф сообщал о том, что у «Дерватт-академии» в Перудже новые менеджеры. Это два увлеченных живописью молодых человека из Лондона – Джефф указал их полные имена, – у которых возникла идея прикупить расположенное рядом с Академией палаццо и приспособить его под гостиницу для студентов-художников. Джефф спрашивал, одобряет ли Том этот проект и знает ли он палаццо, о котором идет речь, – оно с юго-западной стороны от школы. Со следующей почтой, сообщал Джефф, новые менеджеры-лондонцы пришлют ему снимок того самого палаццо. Письмо заканчивалось словами: «Это означает, что сфера нашей деятельности расширяется. Думаю, это к лучшему. Мне кажется, ты со мной согласишься, если только у тебя нет тайной информации о состоянии итальянской экономики, из которой явствует, что в настоящий момент следует воздержаться от каких-либо финансовых операций на итальянской территории».