– Нет. Вы – мой единственный настоящий друг.

Том пожал его руку:

– Я не единственный друг. Просто я единственный человек, с которым ты можешь поговорить. Ладно, я поеду с тобой, а сейчас хочу поговорить с Элоизой. Иди к себе и поспи немного. Хорошо?

Вместе с Томом Фрэнк поднялся наверх.

– Спокойной ночи, увидимся завтра, – сказал Том, подошел к двери Элоизы и постучал.

Она была уже в кровати; читала, облокотившись о подушки. Том заметил, что это был потрепанный том «Избранных стихотворений» Одена[24]. Она любила стихи Одена, потому что, по ее словам, они были просты. «Странное время для поэзии, – подумал Том. – А может, и нет». Он видел, как изменяется, возвращаясь к настоящему, к нему и Фрэнку, ее взгляд.

– Завтра я еду в Штаты вместе с Фрэнком, – сказал Том. – Возможно, на два-три дня.

– Зачем? Том, ты рассказал мне очень мало. Практически ничего. – Элоиза отбросила книгу, но было видно, что она не сердится.

Том неожиданно для себя понял, что мог бы кое-что рассказать Элоизе.

– Он влюблен в одну девушку, там, в Америке, а не так давно у нее появился другой, поэтому Фрэнк так переживает.

– Неужели это причина, чтобы ты ехал с ним в Америку? Что на самом деле произошло в Берлине? Ты продолжаешь защищать его от бандитов?

– Нет! В Берлине произошло похищение, когда мы с Фрэнком прогуливались по лесу. На пару минут мы потеряли друг друга из вида, и его похитили. Я назначил похитителям встречу... – Том помолчал. – Так или иначе, я смог вызволить Фрэнка... Он был такой сонный от снотворного, да и сейчас еще это осталось.

Элоиза смотрела с недоверием:

– Все это произошло в Берлине, в самом городе?

– Да, в Западном Берлине. Он больше, чем ты можешь себе представить. – Том, сидевший в ногах кровати Элоизы, встал. – И не беспокойся о завтрашнем дне. Я очень быстро вернусь и... когда точно ты собираешься отправиться в круиз – не позднее конца сентября, не так ли? Завтра первое сентября.

– Двадцать восьмого. Том, а что тебя беспокоит на самом деле? Ты думаешь, они собираются снова похитить мальчика? Те же люди?

Том рассмеялся:

– Нет, разумеется, нет! В Берлине они вели себя, как компания юнцов, все четверо. И я уверен, что они очень напуганы и залегли на дно.

– Ты не говоришь мне всего. – Элоиза не сердилась и не язвила, но была близка к этому.

– Может быть, и так, но я расскажу тебе позже.

– Если это то, о чем ты как-то говорил... – Элоиза замолчала и уставилась на свои руки.

Что было у нее на уме? Мёрчисон? Его исчезновение, оставшееся без объяснения? Американец, которого Том убил в подвале Бель-Омбр, ударив бутылкой хорошего «марго»? Нет, он никогда не рассказывал Элоизе, как вытаскивал труп Мёрчисона, и не сказал ей всей правды о темно-красном пятне, до сих пор проступающем на полу их подвала, а ведь причина была не только в вине. Том долго чистил щеткой это место.

– Что-то в этом роде... – Том направился к двери.

Элоиза взглянула на него. Том опустился на колени рядом с кроватью, обнял ее, насколько мог, и уткнулся лицом в простыню. Она запустила пальцы в его шевелюру.

– Что тебе угрожает? Ты можешь мне рассказать?

Том понял, что не знает ответа.

– Нет никакой опасности. – Он встал. – Спокойной ночи, дорогая.

Он вышел в холл и увидел, что в комнате Фрэнка все еще горит свет. Затем дверь комнаты медленно открылась, и Фрэнк пригласил его войти. Том вошел, и юноша закрыл дверь. Фрэнк был в пижаме, постель раскрыта, но он еще не ложился.

– Я думаю, я вел себя как последний трус, – сказал Фрэнк. – Чуть не пустил слезу, о боже!

– Ну и что? Не бери в голову.

Фрэнк ходил взад и вперед по ковру, глядя на свои босые ноги.

– Мне казалось, я теряю себя. Это страшнее, чем убить себя, я думаю. Это все из-за Терезы. Если бы я мог испариться, превратиться в пар... как вода – вы понимаете?

– Ты имеешь в виду потерю индивидуальности? Потерю чего?

– Всего. Однажды, проводя время с Терезой, я думал, что потерял чековую книжку. – Неожиданно Фрэнк улыбнулся. – Мы завтракали в одном ресторане, в Нью-Йорке. Я хотел расплатиться чеком и не мог найти чековую книжку. У меня было чувство, что я уже достал ее пару минут назад. Возможно, она просто упала на пол. Заглянул под стол – мы сидели на каких-то скамеечках, – но не нашел; потом подумал, может, я оставил ее дома? Я всегда теряюсь при Терезе. Такое чувство, будто я вот-вот отключусь. Когда я увидел ее в первый раз, то почувствовал, что мне трудно дышать. Потом при встрече с ней это повторялось постоянно.

Тома его признание настолько растрогало, что он прикрыл глаза.

– Тебе не следует показывать девушке свое волнение, Фрэнк, даже если ты действительно взволнован.

– Да, сэр. Так или иначе, в тот раз Тереза сказала: «Я уверена, ты не потерял ее, поищи еще». Тереза сказала, что может сама заплатить по счету; она начала вынимать чековую книжку и обнаружила, что я засунул свою книжку в ее сумочку: ведь я заранее достал ее и очень волновался. С Терезой так всегда! Сначала мне кажется, что все ужасно, а потом все складывается не так уж плохо.

Том подумал, что в этой ситуации мог бы разобраться лишь Зигмунд Фрейд. Действительно ли эта девушка приносила Фрэнку удачу? Том очень в этом сомневался.

– Я мог бы рассказать не одну подобную историю, но не хочу утомлять вас.

Чего он добивался? Или просто хотел поговорить о Терезе?

– Том, я действительно хочу все потерять. Даже жизнь, да! Мне трудно выразить это словами. Возможно, я смог бы объяснить Терезе или, по крайней мере, хоть что-то сказать, но сейчас ей все разно. Ей со мной всегда было скучно.

Том достал сигарету и закурил. Мальчик жил в выдуманном мире, мире фантазий, и необходимо было вернуть его в реальность.

– Я все думаю, Фрэнк, о паспорте на имя Эндрюса. Можно? – Том указал на кресло, на спинку на которого Фрэнк повесил свою куртку.

– Возьмите, он здесь, – ответил Фрэнк.

Том достал паспорт из внутреннего кармана.

– Он вернется обратно к Ривзу. – Том откашлялся и продолжал: – Рассказать тебе, как я убил человека в этом доме? Ужасно, не правда ли? Под этой самой крышей. Я мог бы объяснить тебе почему. Эта картина внизу, над камином... «Мужчина в кресле»... – Том вдруг понял, что не может признаться Фрэнку, что это подделка и что весь Дерватт тоже не настоящий. Мог ли Фрэнк рассказать кому-нибудь об этом спустя месяцы или даже годы?

– Да, расскажите, – оживился Фрэнк. – Тот человек пытался ее украсть?

– Нет. – Том откинул голову и рассмеялся. – Я не хочу больше говорить об этом. Мы с тобой в этом похожи, тебе не кажется? – Увидел ли он облегчение в глазах юноши? – Спокойной ночи, Фрэнк. Я разбужу тебя в восемь.

Вернувшись к себе, Том обнаружил, что мадам Аннет не разобрала его чемодан, и ему пришлось снова заняться вещами. Сумочка синего цвета, подарок Элоизе, лежала на столе, все еще в белом пластиковом пакете. Она была в коробке, и Том решил завтра утром незаметно пронести ее в комнату жены, чтобы та, вернувшись, нашла ее. Было пять минут двенадцатого. Том спустился, чтобы позвонить Турлоу, хотя телефон был также и в его комнате.

Ответил Джонни, он сказал, что Турлоу в ванной.

– Твой брат хочет, чтобы завтра я поехал вместе с ним; я так и сделаю. Я имею в виду – в Америку.

– Правда? Вот здорово! – обрадовался Джонни. – Ральф подошел. Это Том Рипли. – Джонни передал трубку Турлоу.

Том объяснил все еще раз:

– Не могли бы вы заказать мне билет на тот же рейс, или мне попытаться самому?

– Нет, я закажу. Я уверен, все получится, – ответил Турлоу. – Это идея Фрэнка?

– Да, это его желание.

– О'кей, Том. Увидимся завтра в десять.

Том еще раз принял теплый душ и собирался лечь спать. Еще утром он был в Гамбурге. Что-то сейчас поделывает старина Ривз? Стряпает еще одно дельце за бутылочкой белого вина? Том решил отложить разборку чемодана до утра.

Лежа в кровати, в темноте, он размышлял о пропасти между поколениями. Неужели это происходит с каждым поколением? Том попытался представить, понравилось бы ему, если бы он родился, когда «битлы» только начинали свою карьеру в Лондоне (после Гамбурга!), а потом отправились в Америку и перевернули все представления о рок-музыке, или если ему было бы семь лет, когда первый человек высадился на Луну и когда над миротворческой деятельностью ООН только начинали посмеиваться. А до этого – Лига Наций, разве с ней было не так? Лига Наций – это древняя история. Она не смогла остановить Франко и Гитлера. Очевидно, каждое поколение что-то теряет и отчаянно пытается найти нечто новое, чтобы зацепиться за это. Для современной молодежи – это иногда авторитет гуру, или Кришны, или поклонение очередному святому – Муну. И все это – под аккомпанемент рок-музыки, – социальный протест звучит иногда в их сердцах. Любовь вышла из моды, Том пару раз читал или слышал об этом, но никогда – от Фрэнка. Фрэнк был скорее исключением; он прямо признавался, что влюблен.

«Не надо сильных эмоций. Воспринимай все хладнокровно!» – вот девиз теперешних молодых. Многие молодые люди не верят в брак, даже в то, что можно любить друг друга и иметь детей.

Где сейчас блуждают мысли Фрэнка? Он сказал, что хочет потерять себя. Не имел ли он в виду, что хочет освободиться от ответственности, связанной с принадлежностью к семейству Пирсонов? Самоубийство? Изменение имени? За что Фрэнк хочет зацепиться? Сон положил конец размышлениям Тома. За окном кричала сова. Бель-Омбр соскальзывал в осень и зиму уже с начала сентября.

20

Элоиза довезла их до вокзала в Море. Она хотела довезти до самого Парижа, но вечером ей необходимо было навестить родителей в Шантильи, и Том убедил ее не ездить в Париж. Она оставила их, пожелав всего наилучшего, причем, как заметил Том, Фрэнку досталось на один поцелуй больше. На станции Тому не удалось купить старую сплетницу «Франс диманш», и это было первое, что он сделал, прибыв на Лионский вокзал. Только что пробило девять, и Том задержался, чтобы просмотреть газету. Он обнаружил имя Фрэнка Пирсона на второй странице вместе с уже знакомой ему фотографией со старого паспорта. Заметка занимала всего одну колонку и шла под названием «Потерявшийся американский наследник проводил каникулы в Германии». Том пробежал глазами текст, он искал свое имя, но, к счастью, его там не оказалось. Неужели Ральф Турлоу сделал наконец что-то, достойное похвалы? Том почувствовал облегчение.