– Тот факт, что я убил человека, не изменит моей дальнейшей жизни – при том, что, возможно, он был настоящим преступником, и при том, что это не первый человек, которого я убил. Думаю, пора бы тебе самому об этом догадаться.

Фрэнк смотрел на него с возрастающим изумлением.

– А женщин вы когда-нибудь убивали? – спросил он.

Том расхохотался, и ему сразу стало легче: во-первых, смех снял напряженность, во-вторых, Том был рад, что Фрэнк не стал приставать к нему с расспросами более конкретными – о Дикки Гринлифе, например, мысль об убийстве которого еще и теперь вызывала у Тома нечто вроде раскаяния.

– Женщин? Нет, не приходилось, – отозвался Том и вспомнил чисто английский анекдот об англичанине, который на суде отвечал, что просто вынужден был закопать свою жену, потому что она уже была мертва. – Слушай, Фрэнк, надеюсь, ты не подумал о том, чтобы... не имел в виду ее...

– Что вы! Нет, конечно! – испуганно вскинулся Фрэнк.

– Ну и хорошо. – Тому казалось, что он использовал все средства убеждения, но он упрямо продолжал: – Я упомянул сейчас вот об этом (Том указал на газетную фотографию) только затем, чтобы ты понял: то, что случилось, не должно погубить тебе жизнь. У тебя нет никаких оснований считать, что твоя жизнь разбита.

«Понимают ли они в таком возрасте, что это такое – разбитая жизнь? Жизнь, которую нет сил продолжать от ощущения, что тебе ничего не удается?» – мелькнуло в голове Тома. Правда, именно среди подростков был очень большой процент самоубийств из-за того, что они не знали, как разрешить элементарную проблему, – иногда просто потому, что им не давался какой-либо из школьных предметов.

Фрэнк водил костяшками сжатых пальцев по острому краю кофейного столика, и это действовало Тому на нервы. Столик был белый с черным, но не мраморный.

– Ты понимаешь, что я хочу сказать? Либо ты позволишь, чтобы это событие окончательно испортило твою жизнь, либо нет. Тебе решать, и тебе крупно повезло, Фрэнк, что все зависит только от тебя самого, потому что никто тебя не обвиняет.

– Я знаю.

Том видел, что мысли Фрэнка (возможно, все мысли) были заняты в данный момент лишь одним – потерей Терезы. Как раз в этом направлении Том осознавал свою полную беспомощность что-либо изменить, это был совсем иной предмет, нежели убийство.

– Пожалуйста, перестань раздирать себе руки в кровь об этот чертов стол, этим ты ничего не достигнешь, перестань валять дурака, в конце-то концов! – не сдержавшись, воскликнул он.

Фрэнк сделал резкое движение, но руку от стола отнял.

– Не беспокойтесь, я в своем уме. – Фрэнк поднялся, сунул руки в карманы и отрывисто бросил: – Насчет завтрашних билетов – мне самому их заказать? Они примут заказ на английском?

– Конечно.

– Самолет «Люфтганзы» – на какое время? Что-нибудь около десяти? – Фрэнк взялся за телефонный справочник.

– Можно и раньше, – с облегчением сказал Том. Похоже, Фрэнк наконец-то решил отвечать сам за себя.

Фрэнк успел заказать билеты для себя и Тома на рейс в девять пятнадцать, когда вошел Ривз.

– Как провели день? – спросил он.

– Прекрасно, – ответил Том.

– Здравствуй, Фрэнк, – своим хриплым голосом старой няньки произнес Ривз и добавил: – Извините, мне надо отмыть руки. Возился с картинами, и – видите, что с руками? Все в пыли. – Он выставил перед собой действительно серые ладони.

– Значит, ты сегодня трудился как простой работяга? Я всегда восхищался твоими руками, Ривз.

Ривз прокашлялся, но когда заговорил, то по-прежнему хрипло:

– Я не имел в виду, что недоволен днем, просто сама работа была пыльная. Ты еще не достал себе выпить? – бросил Ривз, направляясь в ванную. Том пошел следом и спросил:

– Не хочешь сегодня пойти с нами в ресторан? Как-никак это наш последний вечер.

– Честно говоря, не хочу. Благодаря Габи дома у меня всегда есть что-нибудь вкусное. Сегодня она оставила запеканку, по-моему.

Том вспомнил, что Ривз вообще не любил появляться в ресторанах – вероятно, потому, что в Гамбурге ему было желательно не привлекать внимания к своей персоне.

Фрэнк поманил Тома за собой в комнату для гостей и, вынув из пластикового мешка коробку, протянул ее Тому со словами:

– А это – вам.

– Да? Спасибо.

– Вы же еще не открыли!

Том развязал ленты и раскрыл коробку; первое, что ему бросилось в глаза, – это большое количество оберточной бумаги. Из нее он достал наконец нечто переливчатое, золотисто-красное. Это оказался халат темно-красного, почти вишневого шелка с поясом того же цвета и черными кистями. По темно-красному полю были вытканы золотые стрелки.

– Очень красиво, просто замечательно! – воскликнул Том. – Дай-ка я примерю.

Учитывая, что Том надел его поверх свитера, с пижамой халат должен был сидеть на нем идеально.

– Великолепно, – сказал Том.

Фрэнк смущенно тряхнул головой и отвернулся. Том снял одеяние и бережно разложил его на постели. Шелк эффектно зашелестел. Правда, вишневый цвет неприятно напомнил Тому цвет той самой машины, на которой ездили бандиты, но Том успокоил себя тем, что такого же цвета его любимое вино – «дюбонне».

18

В самолете Том заметил, что Фрэнк очень оброс: волосы спускались на щеки, достигая родинки. Он не стригся с середины августа, когда Том посоветовал ему отпустить волосы. Между двенадцатью и часом он должен был передать Фрэнка Ральфу Турлоу и Джонни Пирсону в отеле «Лютеция». Накануне вечером у Ривза Том напомнил Фрэнку о том, что он должен позаботиться о настоящем паспорте, пока Турлоу не догадался привезти его, или попросить мать прислать паспорт из Мэна.

– Вы видели это? – спросил Фрэнк, указывая на страницу глянцевого журнала, который он нашел в кармашке кресла. – Мы были здесь.

Том прочитал заметку о Роми Хуго и его шоу трансвеститов.

– Держу пари, про «Хамп» у них ничего нет. Это же журналы для туристов, – рассмеялся Том и вытянул ноги, насколько позволяло кресло впереди. Самолеты становились все более неудобными. Он мог бы путешествовать первым классом, испытывая при этом определенное чувство вины за то, что тратит слишком много, когда цены в Европе растут, но он не хотел, чтобы его видели в первом классе. Почему? Поднимаясь на борт или проходя мимо роскошного салона, откуда слышались хлопки пробок, вылетающих из бутылок шампанского, он всегда мечтал наступить на ногу кому-нибудь из пассажиров первого класса.

Сейчас, не заглядывая слишком далеко, Том предложил добраться на поезде из аэропорта до Северного вокзала, а дальше на такси. На Северном вокзале они встали в очередь на такси – причем порядок на стоянке поддерживали по крайней мере трое полицейских в белых гетрах и с карабинами на плече – и оттуда направились к отелю «Лютеция». Фрэнк молчал и напряженно смотрел в окно. «Обдумывает ли он свое положение и каким оно будет на самом деле?» – задавал себе вопрос Том. Позиция «не тронь меня» по отношению к Турлоу? Нескладное объяснение брату Джонни? Или же вызывающее неповиновение? Будет ли Фрэнк настаивать на том, чтобы остаться в Европе?

– Я думаю, мой брат вам понравится, – нерешительно произнес Фрэнк.

Том кивнул. Он хотел, чтобы Фрэнк благополучно добрался до дома, вернулся к прежней жизни, снова пошел в школу, пережил все, что уготовано ему судьбой, и научился жить с тем, что произошло. От шестнадцатилетних подростков, по крайней мере из таких семей, как семья Фрэнка, нельзя ожидать, что, уйдя из дома, они смогут жить самостоятельно; другое дело – мальчишки из трущоб или те, кому на улице лучше, чем в семье.

Они остановились перед «Лютецией».

– У меня есть франки, – сказал Фрэнк.

Том позволил ему расплатиться. Швейцар подхватил их чемоданы, но уже в холле Том сказал ему, что не собирается останавливаться в отеле:

– Не могли бы вы принять это на хранение на полчаса-час или около того?

Фрэнк также захотел сдать свои вещи, и когда посыльный вернулся с двумя жетонами, Том спрятал их в карман. Отойдя от стойки регистратора, Фрэнк сообщил, что Турлоу и его брат вышли, но должны вернуться в течение часа.

Том удивился и задумчиво взглянул на часы:

– Семь минут первого. Возможно, они пошли перекусить. Я пройдусь до ближайшего кафе. Хочу позвонить домой. Ты со мной?

– Конечно! – сказал Фрэнк и первым направился к выходу. Он шел понурив голову и разглядывая тротуар.

– Выпрямись! – сказал Том.

Фрэнк немедленно исполнил приказ.

– Ты не закажешь мне кофе? – попросил Том, когда они вошли в небольшой бар. Он спустился по витой лесенке к телефону, опустил сразу два франка, так как не хотел, чтобы его разъединили, если он не успеет положить монету, и набрал номер Бель-Омбр. Трубку взяла мадам Аннет.

– О! – Можно было подумать, что она собирается упасть в обморок от звука его голоса.

– Я в Париже. У вас все хорошо?

– О да! Но мадам сейчас нет дома. Она завтракает с кем-то из друзей.

«С подругой», – отметил про себя Том.

– Скажите мадам, что я вернусь сегодня во второй половине дня, надеюсь, к четырем. В крайнем случае в половине седьмого, – добавил он, вспомнив, что между двумя и пятью поезда с Северного вокзала не ходят.

– Вы не хотите, чтобы мадам Элоиза встретила вас в Париже?

Том не хотел. Он вернулся к Фрэнку и кофе.

Фрэнк сидел перед нетронутым стаканом кока-колы и выплевывал жевательную резинку в пустую мятую пачку из-под сигарет, которую он вытащил из стоявшей рядом большой пепельницы.

– Извините. Я ненавижу резинку. Сам не знаю, зачем я ее купил. И это тоже. – Он отодвинул от себя кока-колу.

Том проследил, как парень прошел к музыкальному автомату, стоявшему у входной двери. Автомат что-то заиграл – американскую песню на французском языке.

Фрэнк вернулся:

– Дома все в порядке?

– Думаю, да. Спасибо. – Том выудил из кармана несколько монет и отдал ему. – Заплати.