– Да ну?! – Ривз со штопором в одной руке и бутылкой вина в другой застыл на месте. Он приоткрыл рот от удивления, и при этом безобразный розовый шрам, шедший через всю правую щеку до верхней губы, казался еще длиннее.

– Это случилось в прошлое воскресенье, в Грюнвальдском лесу.

– Как это произошло?

– Мы были вместе, я потерял его из виду буквально на пару минут – ну, и... Фрэнк, иди, присядь. Здесь тебя никто не выдаст.

Фрэнк взглядом дал понять Тому, что не возражает, если Том расскажет Ривзу все как было.

– Фрэнк только вчера освободился, – продолжал Том. – Его пичкали транквилизаторами, так что он еще немного не в себе.

– Ничего подобного, я чувствую себя нормально, – отозвался Фрэнк. Он подошел к картине над камином и, обернувшись к Тому, с улыбкой воскликнул: – Правда, здорово?

– Ты прав, это очень хорошо. – Картина и ему очень нравилась: он любил этот приглушенный розовый тон – то ли покрывала, то ли ночной рубашки на мутно-коричневом и темно-сером фоне. И эта старая женщина – просто ли она устала от жизни или действительно умирает, как следовало из названия?

Словно развивая его мысль, Фрэнк вдруг спросил:

– Может, это не женщина, а мужчина?

Том как раз подумал, что Джефф Констант и Эдмунд Банбери, вероятно, сами дали картине такое название, потому что Дерватт не утруждал себя придумыванием названий, и на самом деле трудно было сказать с уверенностью, кто это – мужчина или женщина.

– Вам нравится Дерватт? – спросил Фрэнка Ривз, приятно удивленный.

– Фрэнк сказал, что у его отца в Штатах есть один Дерватт – один или два, Фрэнк?

– Один. «Радуга».

– Ах да, та самая... – произнес Ривз. Он сказал это так, словно любовался ею в настоящий момент.

Фрэнк перешел к следующей картине – некоего Дэвида Хокни.

– Ты передал им выкуп? – продолжил свои расспросы Ривз.

– Нет, не передал, хотя деньги были при мне.

– И много?

– В долларах два миллиона.

– Ну и ну... И что он теперь?

– Собирается домой. Ривз, если не возражаешь, мы хотели бы остаться у тебя еще на одну ночь. Через день я возьму билеты до Парижа. В гостинице его могут опознать, а мне бы этого не хотелось. Еще один день отдыха ему просто необходим.

– Конечно, Том. Я только не совсем понял – его все еще разыскивает полиция?

Том неловко пожал плечами.

– Во всяком случае, до похищения она его разыскивала. Надо думать, тот детектив в Париже известил хотя бы местную полицию, что парня уже нашли. О том, что он был похищен, вообще официально не сообщали.

– И куда ты должен его доставить?

– В Париж. Там сидит этот сыщик, которого наняло семейство, и с ним Джонни – брат Фрэнка.

С бокалом вина Том проследовал за Ривзом на кухню, где тот достал из холодильника ветчину, телятину, нарезанные колбасы и маринованные овощи. Последние, как объяснил Ривз, были приготовлены Габи собственноручно. Габи жила в этом же доме, у других своих хозяев, но настояла на том, чтобы забежать перед приездом гостей и самой разложить по тарелочкам все, что она выбрала для них.

– Мне повезло, что ей у меня нравится, – заметил Ривз. – У меня ей интереснее, чем у своих основных работодателей, – и это несмотря на то, что меня подрывали. Счастье, что ее не было тогда в квартире.

За столом они беседовали о вещах, не связанных с Фрэнком, но касавшихся Берлина. Ривз расспрашивал об Эрике, о том, кто его друзья и есть ли у него подружка. Последний вопрос заставил Тома задуматься, есть ли вообще место для женщин в жизни этих двух мужчин при их сомнительной и рискованной профессии? «Хорошо, что у меня есть моя Элоиза», – растроганно подумал Том. Элоиза однажды сказала, что ей он нравится (или она употребила слово «любить»?) потому, что дает ей возможность оставаться самою собой и позволяет дышать свободно. Это ее замечание порадовало Тома, хотя он не собирался предоставлять Элоизе свободу перемены партнера – то, что немцы называют «либестраум»[21].

Ривз поднял глаза на Фрэнка и заметил, что у того слипаются глаза. Его устроили на кровати в комнате для гостей. Было еще около одиннадцати, и мужчины устроились в гостиной с новой бутылкой вина. Том рассказал Ривзу всю историю Фрэнка с самого начала – с того момента, когда Фрэнк, найдя себе работу, отыскал его в Вильперсе. Особенный интерес Ривза вызвала история с переодеванием. Он очень веселился и расспрашивал обо всех подробностях. Вдруг его словно осенило:

– Я же видел газету с фотографией, я помню, там была названа эта улица – Любарс!

Он кинулся к полке и отыскал там газету.

– Я ее уже видел, – натянуто произнес Том. Его вдруг стало подташнивать, и он поставил бокал на стол. – Там сфотографирован тот самый парень итальянского типа, которого я сшиб с ног.

– Когда ты оттуда уходил, тебя никто не видел? Ты в этом уверен?

– Уверен. Давай подождем до завтра, посмотрим, что еще напишут в газетах.

– Мальчик про это знает?

– Нет. И пожалуйста, не упоминай при нем о Любарсе. Можно тебя, дружище, опять потревожить? Свари-ка мне еще кофе.

Тому настолько не хотелось оставаться одному, что он пошел за Ривзом на кухню. Мысль о том, что он убил человека, была не из приятных, хотя для него это было не первое убийство. Он заметил, что Ривз испытующе смотрит на него. Лишь об одном Том не сказал и не собирался говорить Ривзу – о том, что Фрэнк явился причиной смерти своего отца. Он утешал себя тем, что Ривз сам читал о смерти Пирсона-старшего и о том, что вопрос, было это самоубийство или несчастный случай, так и остался открытым, но Ривзу не пришло в голову спрашивать, не Фрэнк ли столкнул с обрыва своего отца. И тут Ривз задал вопрос:

– Что вынудило паренька бежать из дома – неожиданная смерть отца или, может, девушка – как ее там, Тереза, кажется?

– Думаю, девушка тут ни при чем. Когда он уезжал, между ними было полное согласие. Он даже написал ей, когда жил у меня. Он только вчера узнал о том, что Тереза завела себе нового дружка.

Ривз жизнерадостно рассмеялся:

– Мир полон девушек, к среди них много очень и очень хорошеньких. В Гамбурге, между прочим, их тоже предостаточно! Давай его развлечем, сводим в клуб, например?

– Ему всего шестнадцать, – тактично напомнил Том. – И для него это очень тяжелый удар. Его брат совсем из другого теста, он судил по себе, потому и выложил Фрэнку эту новость, не задумываясь о последствиях.

– Ты собираешься встретиться с ними – с Джонни и с детективом?

Последнее слово Ривз произнес с усмешкой, которая, видимо, характеризовала его отношение к тем, кто избрал своим ремеслом поиски и наказание преступников.

– Хотелось бы этого избежать. Но, возможно, придется передавать его, так сказать, из рук в руки, потому что мальчик совсем не горит желанием возвращаться в лоно семьи. Что-то спать захотелось, – добавил Том, – хотя кофе у тебя превосходный. Я бы, пожалуй, выпил еще чашечку.

– А бессонницы не боишься? – ворчливо, как старая нянюшка, спросил Ривз.

– Нет, буду спать как убитый. Завтра я хочу показать Фрэнку Гамбург. Прокачу его на катере. Постараюсь его развеселить немного. Сможешь с нами пообедать? Я тебя приглашаю.

– Спасибо, Том, но в середине дня у меня важная встреча. Пока не забыл, возьми-ка ты мои ключи.

– Как поживает твой бизнес? – Том имел в виду главным образом роль Ривза в качестве посредника при перепродаже краденого и частично его занятия по поиску юных дарований среди немецких художников. Сюда следовало добавить его вполне законную деятельность в качестве торговца произведениями искусства.

Ривз передал Тому связку ключей и задумчиво оглядел стены своей гостиной.

– Вот – Хокни, можно сказать, я взял его взаймы. Вообще-то он украден из Мюнхена. Я его временно повесил, потому что он мне очень понравился. Я очень осторожен. У меня бывают только те, кому я абсолютно доверяю. Скоро его у меня заберут.

Том молча улыбнулся. Ему подумалось, что Ривз избрал себе замечательную жизнь и выбрал для проживания прелестный город. Вокруг него всегда что-то происходило. Ривз никогда не унывал; он умудрялся благополучно выкручиваться из самых, казалось бы, тяжелых ситуаций; взять хотя бы тот случай, когда его, избитого, выкинули на ходу из машины. Это, как помнилось Тому, произошло во Франции, и Ривз тогда даже носа себе не сломал.

Когда Том ложился спать, Фрэнк уже крепко спал, лежа ничком, обхватив руками подушку. У Ривза Том впервые за три дня почувствовал себя в полной безопасности. Странно – его квартиру подрывали, вероятно, взламывали, и тем не менее у Тома было ощущение, что он в неприступном замке. «Надо спросить, – сонно подумал Том, – что его защищает, помимо крепких замков, платит ли он кому-нибудь специально, поскольку у него часто хранятся ценные картины?» Том решил, что все это маловероятно, но спрашивать о таком деликатном предмете, как меры предосторожности, лучше не стоит, решил он.

Его разбудил негромкий стук в дверь. Тому понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, где он находится, и ответить по-немецки:

– Войдите.

Вошла, вернее, вплыла Габи, неся перед собою поднос с кофе и булочками.

– Как приятно видеть вас снова, вы так давно у нас не были! – сказала она. Габи говорила тихо, чтобы не разбудить Фрэнка. Габи было за пятьдесят, ее черные прямые волосы были собраны на затылке в тугой узел, на круглых пухлых щеках пылал яркий румянец.

– Я и сам рад, что заехал. Как вы тут поживаете? Можете поставить поднос сюда, – сказал Том, указывая на колени, – тем более что у подноса есть ножки.

– Герр Ривз уже ушел, но сказал, что ключи у вас есть. Если пожелаете, могу принести еще кофе. – Габи говорила уважительно и медленно, но темные глаза ее светились детским любопытством. – Я пробуду здесь еще целый час, скажете, если вдруг вам что-нибудь понадобится.

– Спасибо, Габи. – Том выпил кофе, выкурил сигарету и проснулся окончательно, после чего прошел в ванную – принять душ и побриться.