– И привез его в Берлин.

Тому от всех этих расспросов стало совсем тошно. Стараясь не выказать раздражения, он как можно спокойнее сказал:

– Я думал, что здесь мне легче будет уговорить его вернуться домой. Так оно и вышло – на завтра у него был куплен билет до Нью-Йорка.

– На завтра, – повторил Эрик без выражения.

«И то верно: почему судьба Фрэнка должна хоть в какой-то степени волновать меня?» – подумалось Тому. Его взгляд задержался на пуговицах на рубашке Эрика. Под напором солидного животика они едва держались. Он себя чувствовал почти так же, как эти пуговицы.

– Я хочу еще позвонить Турлоу, – сказал он. – Возможно, это будет довольно поздно, часа в три. Звонок тебя не побеспокоит?

– Что ты, звони сколько хочешь. Телефон в твоем распоряжении.

– Кстати, где мне устроиться на ночь? Может, прямо тут, на этом диване?

– Как хорошо, что ты сам об этом напомнил. У тебя очень усталый вид, Том. Да, ты будешь спать здесь, но это диван-кровать, так что тебе будет удобно. – Он отодвинул в сторону розовую подушку. – Он выглядит как старинный, на самом же деле – последняя модель. Вот, смотри! Нажимаем на эту кнопку – и на тебе, пожалуйста!

Действительно: сиденье выехало вперед, спинка откинулась, и диван превратился в широкую двуспальную кровать.

– Потрясающе, – заметил Том.

Эрик достал одеяла, простыни, и Том стал помогать ему стелить постель. Одеяла пошли на то, чтобы сравнять выемку и закрыть кнопки, а простыни были постелены поверх.

– Да-да, тебе пора повернуться на бочок. Повернуться, перевернуться, вывернуться, объявиться, отключиться, выключиться – одно слово: turn, а сколько значений! Иногда мне кажется, что английский почти столь же... столь же подвижный, что ли, как наш немецкий, – разглагольствовал Эрик, взбивая подушки.

Том, который к этому времени уже скинул свитер, подумал, что сегодня он, вероятно, будет спать как сурок, но вслух не произнес эту фразу: он опасался, что она тоже послужит пищей для этимологических изысканий Эрика. Он достал из чемодана пижаму и подумал, что похитители, очевидно, уже выпытали у Фрэнка его фамилию и адрес. Доверит ли ему миссис Пирсон переговоры с похитителями и передачу выкупа? Том лишь теперь осознал, что больше всего ему хочется рассчитаться с киднепперами за Фрэнка. Идея была довольно бредовая и, честно говоря, глупая, но Том был настолько измотан, что обычный здравый смысл ему изменил.

– Ванная в твоем распоряжении, а теперь я желаю тебе спокойной ночи и удаляюсь. Хочешь, я поставлю тебе будильник на два часа, чтобы ты позвонил?

– Нет, думаю, я и сам проснусь. И еще раз – спасибо тебе, Эрик.

– Слушай, можно еще совсем маленький вопрос: какую форму глагола лучше употреблять на английском, если хочешь сказать «разбудите» – waken, wake или awaken?

– Думаю, англичане и сами этого не знают.

Том принял душ и лег. Он попытался мысленно внушить себе, когда ему следует проснуться. Стоит ли рисковать тем, что тебя самого похитят или даже застрелят во время передачи денег, если то же самое поручение может с большим успехом выполнить кто-либо другой – не говоря уже о том, что похитители могут сами избрать для этого человека? Предпочтут ли они в качестве посланца с деньгами его, Тома Рипли? Вполне вероятно – если им удастся захватить и его, то они смогут получить еще некую сумму. Том живо представил себе, как Элоиза собирает деньги для выкупа (сколько они за него запросят? Около четверти миллиона, пожалуй), как просит у отца денег (боже упаси – только не это!). Жак Плиссон, расстающийся с кругленькой суммой ради своего зятя?! – немыслимо! Том рассмеялся. Чтобы набрать четверть миллиона, им с Элоизой придется продать все акции и, скорее всего, расстаться с Бель-Омбр. Ну уж нет, не бывать этому! С другой стороны, всего, что так живо нарисовало его воображение, могло бы и не случиться вовсе...

Том очнулся после тревожного сна. Ему привиделось, будто он ведет машину вверх по почти отвесному – хуже, чем в Сан-Франциско – склону холма и что машина неминуемо должна опрокинуться назад, прежде чем достигнет вершины. В самый критический момент он проснулся, весь в липком поту. Зато «внутренние часы» сработали на совесть – было без одной минуты три.

Он набрал номер гостиницы, попросил месье Ральфа Турлоу, и тот сразу же взял трубку.

– Мистер Том Рипли?

– Да. Вы говорили с мальчиком?

– Говорили. Около часа назад. Сказал, что цел и невредим. Только голос у него был очень сонный.

Голос самого Турлоу выдавал крайнюю степень усталости.

– Каковы условия?

– Место они еще не назвали. Они... – Турлоу запнулся. Том терпеливо ждал. Видимо, Ральф колебался, стоит ли по телефону упоминать сумму выкупа. Его можно было понять – вероятно, там, в Париже, ему сегодня пришлось нелегко.

– Они сказали хотя бы, как они представляют себе... операцию? – спросил наконец Том.

– Да. Завтра, вернее, уже сегодня «это» будет переведено в три берлинских банка. Они настаивают на том, чтобы банков было три. Миссис Пирсон тоже считает, что так безопаснее.

«Возможно, сумма очень велика, и Лили Пирсон хочет избежать огласки», – подумал Том.

– Вы сами приедете сюда?

– Это еще не решено.

– А кто заберет деньги из банков?

– Не знаю. Сначала они хотят удостовериться, что сумма в Берлине, и только после этого мне сообщат, куда ее переправить.

– Переправить в Берлине?

– Думаю, да.

– Полиция случайно не прослушивает ваш телефон? Вы с ней не связывались?

– Нет, что вы. Нам это тоже ни к чему.

– О какой сумме речь?

– О двух миллионах. В дойчмарках.

– Может быть, вы рассчитываете операцию по передаче возложить на посыльного из банка? – спросил Том и улыбнулся: такая идея была просто абсурдной.

– По-моему, между ними есть какие-то разногласия по поводу времени и места, – не отреагировав на иронию, объяснил Турлоу. – Со мной все время говорит один и тот же тип. У него сильный немецкий акцент.

– Можно позвонить вам утром? Вероятно, к утру деньги уже будут здесь, в Берлине?

– Вероятно.

– Мистер Турлоу, я готов взять деньги из банков и свезти их туда, куда скажут. Это будет значительно быстрее, что очень важно, поскольку... – Он не стал вдаваться в объяснения, но добавил: – Только не называйте им моего имени.

– Имя они уже знают от мальчика, он сказал им и матери тоже, что вы его друг.

– Хорошо. Но если они спросят обо мне, скажите, что я вам не звонил и, скорее всего, уже вернулся во Францию. Очень вас прошу передать мою просьбу и миссис Пирсон, они наверняка будут еще связываться с ней.

– Пока что они в основном общаются со мной. Они позволили ей поговорить с сыном всего один раз.

– Будет лучше, если миссис Пирсон предупредит и базельские, и берлинские банки насчет меня, – если, конечно, она согласится на мое посредничество.

– Это я беру на себя.

– Через несколько часов я опять позвоню. Счастлив, что Фрэнку они не причинили вреда, снотворное пережить можно.

– Да, конечно, будем надеяться на лучшее.

Том повесил трубку и снова лег. Его разбудили уютные звуки: посвистывал чайник, урчала кофемолка – это Эрик хозяйничал на кухне. Было 28 августа, без двенадцати девять.

Том прошел на кухню и пересказал Эрику ночной разговор с Турлоу.

– Два миллиона долларов! – присвистнул Эрик. – В точности столько, сколько ты сказал!

Было очевидно, что верная догадка Тома о сумме выкупа поразила и порадовала Эрика куда больше, чем сообщение о том, что Фрэнка не мучают и он даже разговаривал с матерью.

Одевшись, Том умудрился самостоятельно обратить кровать в диван и, складывая простыни, подумал о том, что они ему понадобятся по крайней мере еще на одну ночь. Он взглянул на часы. Звонить Турлоу было еще рановато, и из чистого любопытства он снял с полки «Разбойников» Шиллера. Он подозревал, что ряды полного собрания сочинений Шиллера – всего лишь камуфляж, что позади него или в самих переплетах есть тайник, но томик в старинном кожаном переплете действительно содержал текст драмы Шиллера и ничего более.

Когда он дозвонился до «Лютеции», то сразу же понял, что у Турлоу есть новости. Голос его звучал бодро и почти что весело:

– У меня уже есть названия всех трех банков, мистер Рипли.

– А что с деньгами?

– Деньги уже в Берлине, и миссис Пирсон согласна на ваше посредничество. Она просила вас приступить к делу не мешкая. Она уведомила Цюрих, что перевод денег производится с ее одобрения, и из Цюриха сообщили это в Берлин. Часы работы в берлинских банках разные, но это не должно вас смущать. Просто позвоните в каждый из трех, договоритесь, когда придете за деньгами, и они...

– Все ясно, – прервал его Том. Он знал о том, что некоторые банки открываются только в три, другие же после часу дня никаких операций уже не производят. – Названия банков, пожалуйста.

– Те, которые... которые со мной разговаривали, – торопливо говорил Ральф, – предупредили, что будут еще звонить сегодня, чтобы узнать, есть ли у нас на руках требуемая сумма. Только после этого они назовут место и время передачи денег.

– Понятно. Вы не упоминали мое имя?

– Нет, я же обещал. Я просто сказал, что деньги им доставят.

– Хорошо. Теперь подробнее о банках.

Он взял ручку и стал записывать. Первым Турлоу назвал банк ADCA в Европейском центре, откуда следовать забрать полтора миллиона дойчмарок; вторым – берлинское отделение банка «Дисконт» (точно такая же сумма); третьим шел берлинский «Коммерц-банк», от которого Тому предстояло получить чуть меньше миллиона.

– Спасибо, – сказал он. – Я постараюсь все собрать в ближайшие два часа и перезвоню вам около полудня, идет?

– Я буду ждать у телефона.

– Кстати, наши друзья не назвали себя членами какой-нибудь группировки?