Артур Конан Дойл - Торговый дом Гердлстон

Текущие расходы фирмы на ближайшие полгода, включая затраты на суда по 150 ф. в неделю — 3900 ф.

Расходы на дом на Эклстон-сквер примерно — 1000 ф.

Расходы Лэнгуорти в России и моего сына в Африке примерно — 600 ф.

Страховые взносы — 1200 ф.

Итого: 76825 ф.

Все эти деньги необходимо изыскать самое крайнее через девять месяцев.

— Но ведь это не так уж скверно в конце-то концов! — пробормотал коммерсант после того, как он долго и внимательно изучал вышеприведенные цифры. Он откинулся в кресле и уставился в потолок гораздо более бодрым взглядом. — В худшем случае дефицит не превысит тридцати тысяч фунтов. Да многие фирмы сочли бы его пустяком. Дело в том, что я привык слишком долго видеть большие сальдо на правой стороне, и теперь, когда я увидел такие же цифры слева, мне показалось это ужасным. Есть десятки возможностей исправить положение! Но не следует забывать, — продолжал он, нахмурясь, — что я совсем истощил свой кредит и любой новый заем может вызвать подозрения, после чего все эти стервятники разом накинутся на нас. Нет, наша главная надежда заключена в алмазах. Эзра не может потерпеть неудачу. Он должен добиться успеха. И кто может помешать ему?

— Майор Тобиас Клаттербек, — раздался скрипучий голос Гилрея, словно в ответ на этот вопрос, а затем старый клерк, стук которого не был услышан, распахнул дверь и впустил в кабинет старого ветерана.

В те дни, когда Эзра находился с майором в приятельских отношениях, Джон Гердлстон часто слышал о нем от сына и приписывал некоторые из наиболее очевидных пороков молодого человека развращающему влиянию этого безбожника. Кроме того, Эзра в несколько искаженном виде сообщил ему о беседе и ссоре в кафе Нельсона. Таким образом, старик, вполне естественно питал к своему посетителю отнюдь не дружеские чувства и поздоровался с ним чрезвычайно холодно. Однако этот ледяной прием ничуть не смутил майора, который, сияя улыбкой, протянул коммерсанту пухлую руку, так что тот волей-неволей пожал ее.

— Как поживаете? — осведомился майор, отступая шага на два и оглядывая коммерсанта с таким видом, словно примеривался к покупке. — Я много о вас слышал. И познакомиться с вами — большое удовольствие. Ну, так как же вы поживаете? — И, схватив руку Гердлстона, он снова горячо ее пожал, нисколько не смутившись, когда это пожатие осталось без ответа.

— По милости провидения я нахожусь в добром здравии, — холодно ответил Джон Гердлстон. — Могу я предложить вам кресло?

— Вот мой приятель Фейген двенадцать лет ждал, чтобы ему предложили кресло в парламенте, и это его погубило. Он выставил свою кандидатуру от консерваторов в Мерфитауне и получил всего один голос, да и то слепого, который по ошибке подписал не тот бюллетень. Ха-ха-ха! — И майор, громко захохотав над собственным анекдотом, вытер лоб носовым платком.

Эти два человека, стоявшие друг против друга, представляли собой странный контраст: один — высокий, строгий, бледный и сдержанный, другой — шумный и важный, с выпяченной по-военному грудью и багровым лицом. Однако между ними было и нечто общее: из-под косматых бровей коммерсанта и редких белесых ресниц майора с одинаковой беспокойной настороженностью смотрели проницательные глаза. Оба они были хитры, и каждый равно не доверял другому.

— Мне говорил о вас мой сын, — сказал коммерсант, указывая своему посетителю на стул. — Если не ошибаюсь, вы имели обыкновение встречаться ради карт, бильярда и других таких же азартных игр, которые я отнюдь не одобряю, хотя мой сын, к несчастью, питает к ним некоторую слабость.

— Ах, так вы сами, сэр, не играете! — сочувственно сказал майор. — Черт побери, начать никогда не поздно, а немало людей очень приятно коротали старость с помощью бильярда и виста! И если вы склонны начать, я готов дать вам для затравки семьдесят пять очков форы на сотню.

— Благодарю вас, — сухо ответил коммерсант. — Такого желания у меня нет. Следовательно, это и есть то дело, которое привело вас сюда?

Бравый воин захохотал так, что даже клерки в конторе перепугались.

— Черт возьми! — пробормотал он, задыхаясь. — Неужто, по-вашему, я отправился бы ради этого за пять миль? Нет, сэр, я хотел бы поговорить с вами о вашем сыне.

— О моем сыне?

— Да, о вашем сыне. Умный мальчик, сэр, очень умный, и своего не упустит. Грубоват, конечно, но таков уж дух века, дорогой сэр. Мой друг Тафлтон, лейб-гвардеец, утверждает, что деликатность вышла из моды вместе с пудреными волосами и мушками. Чертовски язвительный человек этот Тафлтон! Вы с ним не знакомы, а?

— Нет, сэр, не знаком, — сердито ответил Гердлстон. — И не имею ни малейшего желания с ним знакомиться. Перейдемте к делу, потому что я дорожу своим временем.

Майор посмотрел на него с дружеской улыбкой.

— Это у вас семейная вспыльчивость, — сказал он. — Я замечал ее у вашего сына Эзры. Ну, как я уже говорил, он умный мальчик, но, друг мой, при этом ему свойственна большая неосмотрительность и опрометчивость. Вам следовало бы поговорить с ним.

— Что означают ваши слова, сэр? — вскричал коммерсант, побелев от гнева. — Или вы явились сюда для того, чтобы оскорблять моего сына в его отсутствие?

— В его отсутствие… — протянул майор все с той же дружеской улыбкой. — Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить. Он сейчас в Африке, на алмазных копях. Замечательное предприятие, и ведется оно с поразительной энергией, но и со столь же поразительной опрометчивостью, сэр… Да-да, черт побери, с непростительной опрометчивостью!

Гердлстон взял в руки тяжелую линейку черного дерева и начал нервно ею поигрывать. Его снедало непреодолимое желание швырнуть ее в голову собеседника.

— Вот, например, что вы сказали бы, — продолжал ветеран, закидывая ногу за ногу и переходя на конфиденциальный тон, — что вы сказали бы, если бы к вам явился молодой человек и, считая вас старым мошенником, попросил бы вас поспособствовать ему в одном довольно темном деле? Это доказало бы его неосмотрительность, не так ли?

Коммерсант сохранял полную неподвижность, и только его бледное лицо побледнело еще больше.

— А если бы в довершение всего он сообщил бы вам свой план в подробностях, не озаботившись даже узнать, одобряете ли вы подобные вещи или нет, так это была бы уже не простая оплошность, не так ли? Ваш здравый смысл, несомненно, подскажет вам дорогой сэр, что он поступил бы в подобном случае до преступности глупо до преступности, сэр!

— Ну и что же, сэр? — хрипло спросил коммерсант.

— Да вот, — ответил майор. — Я не сомневаюсь, что он рассказал вам об одном нашем с ним небезынтересном разговоре. Он был так любезен, что обещал мне от имени вашей фирмы щедрое вознаграждение, если я соглашусь съездить в Россию и сделать вид, будто мне удалось открыть там несуществующие россыпи. В конце концов он вынудил меня указать ему, что определенные принципы, которым издревле привыкли следовать члены моего рода, — тут майор еще больше выпятил грудь, — не позволяют мне воспользоваться его выгодным предложением. После чего он, к сожалению, вышел из себя, мы оба погорячились и в результате расстались так поспешно, что я не успел дать ему понять, насколько он был неосторожен.

Коммерсант все еще сидел неподвижно и только постукивал по столу черной линейкой.

— Разумеется, — объяснил майор, — то, что я узнал об этом плане, пробудило во мне любопытство, и я с интересом стал следить за дальнейшим его развитием. Я видел, как некий джентльмен отбыл в Россию — его фамилия Лэнгуорти, если не ошибаюсь. Черт возьми, я знал одного Лэнгуорти — он служил в морской пехоте и каждое утро перед завтраком пил коньяк с кайенским перцем. А вы были с ним знакомы? Ну, конечно, откуда же… О чем, бишь, я говорил?

Гердлстон мрачно смотрел на своего посетителя, который взял понюшку табаку из черепаховой табакерки и тщательно стряхнул несколько табачных крошек, упавших на лацканы его сюртука.

— Да, — продолжал он. — Я видел, как Лэнгуорти уехал в Россию. А затем я узнал, что ваш сын отправился в Африку. Он очень энергичный молодой человек и, несомненно, там преуспеет. «Coelum, non animam mutant»[6], — как мы имели обыкновение говорить в Клонгоусе. Он всегда пробьется вперед, где бы он ни находился, если, конечно, будет остерегаться промахов вроде того, о котором мы сейчас говорим. Примерно в то же время я услышал, что фирма «Гердлстон и Кo» произвела заем в размере тридцати пяти тысяч фунтов. Эти деньги, я полагаю, также отправились в Африку. Порядочная сумма для подобной игры; впрочем, неудачи было бы трудно ожидать, знай обо всем вы одни, но раз есть и другие…

— Другие?

— Ну, я, разумеется, — ответил майор. — Мне все известно, и я никак с вами не связан. Я мог бы уже сегодня вечером пойти к торговцам бриллиантами и сообщить им новость о предполагаемом падении цен, которая их очень удивит.

— Послушайте, майор Клаттербек! — воскликнул Гердлстон голосом, дрожавшим от сдерживаемой ярости. — Вам стал известен важный коммерческий секрет. Так к чему все эти недомолвки? С какой целью вы явились сюда сегодня? Что вам нужно?

— Отлично! — сказал майор, словно про себя, и улыбнулся еще более дружеской улыбкой. — Это по-деловому. Вот в чем ваша сила — вас, коммерсантов. Вы прямо переходите к сути и уж от нее не отступаете. И сейчас когда я гляжу на вас, мне невольно вспоминается ваш сын. Те же самые умнейшие глаза, то же самое бодрое выражение, та же отчаянная беззаботность и суховатый юмор…