Артур Конан Дойл - Торговый дом Гердлстон

— Я могу возразить на это только одно, — хрипло сказал коммерсант с вынужденным смешком. — У меня нет хорошего вклада в банке.

— Ну, во всяком случае, он недурен, весьма недурен! — уверенно возразил сын и, взяв узкую тонкую книгу, в которую заносился торговый баланс фирмы, принялся постукивать ею по столу.

— Цифры в ней не совсем точны, Эзра, — продолжал его отец совсем хрипло. — Мы вовсе не располагаем такой суммой.

— Как?! — рявкнул младший партнер.

— Ш-ш-ш! Не дай бог услышат клерки! Мы не располагаем такими деньгами. У нас их очень мало. По правде говоря, Эзра, в банке у нас нет почти ничего. Все истрачено.

Несколько минут Эзра смотрел на отца, окаменев от неожиданности. Недоверие на его лице тотчас исчезло, едва он понял, что старик не шутит, и дикая злоба до неузнаваемости исказила его черты.

— Безмозглый дурень! — взвизгнул он, подняв книгу, и бросился к отцу, словно собираясь его ударить. — Теперь мне все ясно! Ты спекулировал тайком от меня, проклятый осел! Куда ты девал деньги? — И, схватив отца за воротник, он принялся в бешенстве его трясти.

— Не смей ко мне прикасаться! — вскричал старший партнер, вырываясь из цепких рук сына. — Я распорядился этими деньгами насколько мог лучше. Как ты смеешь так со мной разговаривать?

— Насколько мог лучше! — прошипел Эзра, яростно швыряя книгу на стол. — А по какому праву вы спекулировали без моего ведома, а мне внушали, будто я знаю все дела фирмы? Разве я вас не предупреждал сотни раз, что это опасная игра? Вам просто нельзя доверять деньги.

— Вспомни, Эзра, — с достоинством произнес его отец, вновь опускаясь в кресло, с которого вскочил, вырываясь из хватки сына. — Вспомни, что я потерял те деньги, которые сам же и нажил. Когда ты родился, фирма уже процветала. В самом худшем случае тебе только придется начинать с того, с чего начинал я. Но ведь нам еще далеко до разорения.

— Только подумать! — вскричал Эзра, бросаясь на кожаный диван и закрывая лицо руками. — Только подумать, как я рассказывал всем о нашем состоянии, о нашем богатстве! Что теперь будут говорить Клаттербек и члены клуба? Разве я могу отказаться от жизни, к которой привык? — Тут он сжал руки и, повернувшись к старику, заговорил с жаром: — Мы должны вернуть наши капиталы, отец! Должны! Любой ценой, любыми средствами! И должны это сделать вы, потому что вы же их и потеряли. Что мы можем предпринять? И много ли у нас времени? А в Сити про это уже известно? Как же я теперь покажусь на биржу? — бессвязно бормотал Эзра, приходя в исступление при мысли о том, какое будущее его ждет.

— Успокойся, Эзра! Ну, успокойся же! — уговаривал его Гердлстон. — У нас остается еще немало возможностей, только надо умно ими воспользоваться. Что толку сетовать о прошлом? Я готов признать, что поступил дурно, употребив эти деньги без твоего ведома, но побуждения мои были самыми благими. Теперь же нам следует вместе хорошенько подумать о том, как возместить наши потери, а для этого есть несколько путей. Тут мне нужна помощь твоего ясного, делового ума.

— Жаль, что вы вспомнили про него только теперь, — угрюмо заметил Эзра.

— За свою ошибку я понес наказание, — кротко сказал его отец. — Изыскивая выход из нашего горестного положения, мы должны помнить, что всегда можем воспользоваться нашим кредитом, к которому еще никогда не прибегали. Так мы раздобудем средства, чтобы осуществить наши будущие планы.

— Много ли будет стоить наш кредит, когда станет известно, что нам грозит банкротство?

— Но это не может стать известным! Никто ничего не подозревает. В худшем случае подумают, что на наших делах сказался временный застой в торговле, но узнать печальную истину не может никто. Только ради всего святого, как-нибудь сам не проговорись!

Эзра сердито выругался. Землистые щеки Гердлстона покраснели, а глаза гневно блеснули.

— Следи за тем, какие выражения ты употребляешь, Эзра! Моему терпению есть предел, хотя я и готов многое извинить тебе, понимая, как тебя поразило известие о катастрофе, в которой действительно виноват я.

Молодой человек пожал плечами и начал нетерпеливо постукивать каблуком по полу.

— Я вижу несколько возможностей вернуть наше прежнее состояние, — сказал коммерсант. — Если нам удастся раздобыть достаточно денег, чтобы удовлетворить наших нынешних кредиторов и дождаться конца этой полосы неудач, счастье нам улыбнется и все будет хорошо. И прежде всего, мой мальчик, я хотел бы задать тебе один вопрос. Что ты думаешь о дочери Джона Харстона?

— Девушка как девушка, — коротко ответил молодой человек.

— Прекрасная девушка, Эзра, прекрасная и к тому же богатая, хотя в моих глазах ее деньги — ничто по сравнению с ее добродетелями.

Младший Гердлстон недобро усмехнулся.

— Разумеется, — сказал он с досадой, — ну, а что дальше? При чем здесь она?

— При том, Эзра, что из всех девушек мира ее я всего охотнее назвал бы своей невесткой. Ах, плут! Ты прекрасно знаешь, что тебе ничего не стоит покорить ее! — И старик с неуклюжей игривостью погрозил сыну длинным костлявым пальцем.

— Ах, так вот что вы задумали! — отозвался младший партнер, злобно улыбаясь.

— Да, это один из способов покончить с нашими затруднениями. Ее сорока тысяч фунтов с избытком хватит, чтобы спасти фирму. А ты к тому же приобретешь очаровательную жену.

— Да, но есть немало других девушек, из которых выйдут очаровательные жены, — отрезал его сын. — Холостая жизнь мне еще не надоела.

— Но это же абсолютно необходимо, — настаивал его отец.

— Ах, необходимо! — в бешенстве перебил его Эзра. — Я свяжу себя на всю жизнь, а вы воспользуетесь ее деньгами, чтобы исправить свои же ошибки! Чудесное разделение труда, ничего не скажешь!

— Фирма принадлежит тебе так же, как и мне. И в твоих интересах вложить в нее деньги, потому что ее банкротство разорит не только меня, но и тебя. Как, по-твоему, ты можешь добиться ее согласия, если захочешь?

Эзра самодовольно погладил темные усы и повернулся к зеркалу над камином, чтобы взглянуть на свое дерзкое красивое лицо.

— Если уж мы будем вынуждены прибегнуть к подобному средству, — сказал он, — мне кажется, за успех я могу ручаться. И она недурна собой. Но вы ведь сказали, что у вас есть несколько планов. Так сначала обсудим остальные. Если другого выхода не останется, я, быть может, соглашусь и на этот, но, разумеется, на условии, что деньгами буду распоряжаться я один!

— Ну, конечно, конечно, — поспешил сказать его отец. — Я знал, что ты почтительный, любящий сын. И ты прав: если все остальное нам не поможет, у нас в запасе всегда будет этот выход. А пока я намерен занять столько денег, сколько позволит наш кредит, и вложить их в выгодное предприятие, которое принесет большие барыши в самом ближайшем будущем.

— Каким же образом? — с сомнением спросил сын.

— Я намерен, — сказал Джон Гердлстон, торжественно вставая и опираясь локтем о каминную полку, — я намерен устроить корнер на алмазах.

Джон Гердлстон объявил об этом намерении с такой гордостью и так многозначительно, словно рассчитывал поразить сына. И он добился того, чего хотел: Эзра широко открыл глаза от удивления.

— Корнер на алмазах? — повторил он. — Как же вы его устроите?

— Тебе, конечно, известно, что такое биржевой корнер, — начал его отец. — Если человек скупает, например, весь хлопок или сахар, какой только есть на рынке, с тем, чтобы сосредоточить весь товар в своих руках и потом продавать его по собственной цене, это называется сделать корнер на сахаре или хлопке. Я же намерен сделать корнер на алмазах.

— Разумеется, я знаю, что такое корнер, — раздраженно перебил Эзра. — Но каким образом вы сумеете скупить все алмазы? Для этого нужен капитал по крайней мере Ротшильда!

— Нет, мой мальчик, значительно меньший, потому что одновременно на рынке бывает не так уж много алмазов. Цена регулируется поступлениями с южноафриканских копей. Эта мысль пришла мне в голову довольно давно, и я изучил вопрос. Разумеется, я даже и не стану пытаться скупать все алмазы, имеющиеся на рынке. Даже незначительная их часть принесет достаточную прибыль, чтобы фирма вновь встала на ноги.

— Но если вы приобретете лишь часть алмазов, то каким же образом вам удастся повлиять на рыночную их цену? Вы не сможете продавать дороже остальных держателей.

— Ха-ха! Прекрасно! Прекрасно! — воскликнул старый коммерсант, добродушно покачивая головой. — Но ведь ты еще не знаешь, в чем заключается мой план. Ты не понял самой сути. Вот слушай, я объясню.

Эзра снова развалился на диване, всем своим видом показывая, что подчиняется необходимости. Гердлстон по-прежнему стоял на половичке у камина и говорил медленно и веско, словно излагал результаты долгих и тщательных размышлений.

— Видишь ли, Эзра, — начал он, — алмазы, как очень ценный товар, поступающий на рынок лишь в весьма ограниченном количестве, чрезвычайно чувствительны ко всякого рода влияниям, и в их цене наблюдаются значительные колебания. Какой-нибудь пустяк может снизить их цену чуть ли не вдвое или, наоборот, взвинтить ее.

Эзра Гердлстон хмыкнул, показывая, что следит за рассуждениями отца.

— Когда я был моложе, я одно время занимался алмазами и имел возможность наблюдать, как колеблется их цена. И есть одно обстоятельство, которое неизменно приводит к снижению этой цены, а именно: известие о том, что где-то обнаружены новые алмазные россыпи. Стоит возникнуть подобному слуху, и камни сразу обесцениваются. Когда недавно алмазы были найдены в Центральной Индии, это сильно сказалось на рынке, и цены с тех пор так и не поднялись до прежнего уровня. Ты понимаешь, что я имею в виду?

На лице Эзры давно уже появилось выражение интереса, и он кивнул, показывая, что слушает внимательно.