Артур Конан Дойл - Торговый дом Гердлстон; Маракотова бездна; Открытие Рафлза Хоу; Ужас расщелины Голубого Джона

— Это самое! — взревела толпа. — Давай читай подробнее!

Голоса звучали тревожно, а лица, повернутые к О'Флаэрти, стали хмурыми и настороженными.

— «В России найдено месторождение алмазов, — читал издатель, — которое, по мнению осведомленных лиц, превосходит по богатству все известные до сих пор алмазные поля. Никто не сомневается, что в случае подтверждения это открытие самым губительным образом скажется на африканской торговле». Вот что дает «Аргус» в разделе лондонских новостей.

Толпа возбужденно загудела.

— Может, там есть еще что-нибудь? — крикнул кто-то.

— Вот другая газета, хозяин, поновее, — сказал темнокожий мальчишка, усердно просматривавший даты.

О'Флаэрти развернул ее и даже присвистнул от удивления.

— Ну, уж это вас ублаготворит, — заметил он. — Все набрано самым крупным шрифтом и занимает чуть ли не целиком первую страницу. Я прочту вам только заголовки, потому как нам надо браться за работу и готовить специальный выпуск. Он выйдет часика через три-четыре, и из него вы узнаете все подробности. Вы только посмотрите, какую они из этого шумиху устроили! — И издатель повернул газету, показав толпе черные ряды кричащих заголовков вроде:

— Ну-с, что скажете? — торжествующе воскликнул О'Флаэрти, словно все это было делом его собственных рук. — А теперь я пошел работать, и скоро вы сможете сами все прочесть. Вы должны благодарить небо, что среди вас есть человек, который снабжает вас самыми последними известиями. Желаю вам доброго вечера! — И он исчез, крепко держа свою шляпу с ее серебряной начинкой.

Толпа рассыпалась на многочисленные возбужденно переговаривающиеся и жестикулирующие кучки, а потом и совсем разбрелась. Эзра Гердлстон выждал, чтобы рядом с редакцией никого не осталось, и быстро вошел туда.

— Ну, что там еще? — сердито осведомился О'Флаэрти. (Он жил в состоянии хронического раздражения.)

— Есть у вас второй экземпляр этой газеты?

— Предположим, что есть.

— За сколько вы его продадите?

— Сколько даете?

— Полсоверена.

— Соверен!

— Идет! — И Эзра Гердлстон вышел из редакции с нужными ему сведениями под мышкой.

Вернувшись к себе в гостиницу, он медленно и внимательно прочел все, что касалось нового открытия. По-видимому, то, что он узнал, ему очень понравилось: читая, он посмеивался. Полностью удовлетворив свое любопытство, Эзра аккуратно сложил газету, спрятал ее во внутренний карман сюртука, а затем приказал оседлать себе лошадь и отправился в старательские поселки, чтобы известить их о случившемся.

Две причины заставили Эзру скакать в этот октябрьский вечер по африканской степи. Во-первых, он хотел сам увидеть, какое впечатление произведет эта новость на старателей, а во-вторых, подобно всем злым натурам, Эзра испытывал удовольствие, когда мог сообщить другим что-нибудь неприятное. В поселках, несомненно, уже узнали роковую новость, но без подробностей. А младшему Гердлстону лучше, чем кому-либо другому, было известно, что это сообщение из Европы должно принести разорение и гибель множеству владельцев небольших участков, что оно разобьет тысячи надежд и обречет на горе и нищету людей, среди которых он провел последние два месяца. И все-таки его сердце билось столь же радостно, как сердце его отца в описанный выше день на лондонской бирже, и, пришпоривая коня, он мчался вперед сквозь сумрак, готовый вопить от восторга.

Дорога от Кимберли до Ларкинс-Флэт была очень скверной, но светила полная луна, и молодой коммерсант легко находил путь. Когда он достиг гребня невысокого холма, по которому вилась дорога, внизу перед ним засверкали огни поселка. Было десять часов, когда он въехал на главную улицу, и ему сразу стало ясно, что он не ошибся и новость опередила его. Перед трактиром «Грикваленд» собралась большая толпа старателей, возбужденно между собой переговаривавшихся.

Свет факелов озарял атлетические фигуры, пестрые рубахи и встревоженные бородатые лица. По-видимому, тут собрался весь поселок, чтобы обсудить положение, и озабоченные взгляды и приглушенные голоса свидетельствовали, что оно представляется старателям очень серьезным.

Едва молодой человек спрыгнул с лошади, как его окружили и забросали вопросами.

— Вы ведь прямо из Кимберли? Это все правда, мистер Гердлстон? Скажите нам правду!

— Дело скверно, друзья, — ответил Эзра, обводя взглядом круг хмурых лиц. — Я прочел все, что сообщает кейптаунский «Аргус». В России отыскали богатейшие поля. И, по-видимому, ошибки тут быть не может.

— Как, по-вашему, цены и правда упадут, как там написано?

— Боюсь, что да. У меня у самого немало камней, и я с радостью сбыл бы их за любую цену. Можно опасаться, что работать на своих участках вы теперь будете только в убыток.

— И цена участков тоже упадет?

— Разумеется.

— Э-эй, погодите-ка, мистер! — крикнул тощий чумазый человечек, проталкиваясь вперед и хватая Эзру за рукав, чтобы привлечь к себе его внимание. — Да вы, никак, сказали, что цена участков упадет? Что-то вы путаете, верно? Ведь всякому ясно, что Россия — это одно, а мы тут — совсем другое. Правильно, ребята? — Он посмотрел вокруг умоляющим взглядом, ожидая подтверждения, и нервно усмехнулся.

— Попробуйте продайте, — холодно ответил Эзра. — Если вы вернете хоть треть того, что отдали за свой участок, считайте, что вам повезло. Да неужели вы думали, что добываете алмазы для местного потребления? Их ведь экспортируют в Европу, а если Европа будет получать все, что ей нужно, из России, то кому вы станете продавать свои камни?

— Это верно! — воскликнуло несколько голосов.

— Я бы вам посоветовал, — продолжал Эзра, — продать все, что у вас есть, за любую самую убыточную цену, не то потом вы и вообще ничего не получите.

— Нет, послушайте только! — воскликнул коротышка, вскидывая руки. — Меня прозвали Джим Неудачник, и так неудачником я, видно, и помру. Да вы послушайте, хозяин! Мы с Сэмми Уокером вложили в этот проклятый участок все свои деньги до последнего гроша — все, что заработали за девять лет тяжкого труда, а вы тут приезжаете и говорите, что все это пропало зря.

— Ну, другим-то придется не слаще, чем тебе, — сказал кто-то в толпе.

— Да, если так, нам всем будет плохо, — отозвался второй.

— Надоело мне все это, — пробормотал Джим, проводя по глазам грязной рукой, оставившей темный след поперек его лица. — И ведь не в первый раз со мной так получается и не во второй! Такое уж мое невезение. Брошу карты — и все тут!

— Пойдем лучше выпьем виски, — с грубоватым сочувствием заявил кто-то, и неудачника тут же затащили в «Грикваленд» искать утешения в многочисленных бутылках, которые украшали это заведение внутри. Однако алкоголь на этот раз утратил обычную силу, и маленький поселок был скован тяжким унынием. Оно владело не только Ларкинс-Флэтом. Страшная новость разнеслась по всем старательским поселкам с удивительной быстротой. В одиннадцать часов она поразила Клипдрифт, а в половине первого подняла на ноги и потрясла Хеброн. В три утра конный гонец влетел в Пенниэл, а в Уинтерраше еще до зари собрался старательский совет, чтобы обсудить случившееся. Всю эту зловещую ночь в длинной цепи поселков по реке Вааль царили отчаяние, бессильная ярость и гибель, а в пяти тысячах миль оттуда почтенный старик, чей хитрый ум измыслил причину всех этих горестей и бед, безмятежно почивал в своей мягкой постели, не тревожимый никакими сновидениями.

Быть может, вышеупомянутый почтенный старец не сумел бы проспать эту ночь так сладко, если бы и его взору открылось то зрелище, которое на следующее утро предстало перед его сыном. Эзра переночевал в Ларкинс-Флэт в хижине гостеприимного старателя. Проснувшись, он неторопливо одевался, когда его хозяин, отправившийся подышать свежим воздухом, просунул голову в окошко.

— Пойдите-ка сюда, мистер Гердлстон, — позвал он. — Вот смеху будет! Кто-то из ребят мертвецки напился, и его несут в поселок.

Эзра накинул сюртук и выбежал наружу. И он и его приятель уже готовы были встретить приближающуюся процессию какой-нибудь подходящей шуткой, как вдруг они заметили, что позади идущих на дорогу ложится страшный след из красных пятен. Они кинулись навстречу, спрашивая, что произошло.

— Это Джим Стюарт, — ответил один из носильщиков. — Ну тот, которого прозвали Неудачником.

— Что с ним такое?

— А он прострелил себе голову. Знаете, где мы его нашли? Прямо посередь его участка — руками вцепился в песок, а сам давно мертвый.

— Душа, значит, была жидковата, если уж он вздумал стреляться, — сказал приятель Эзры.

— Да, — согласился крупье из трактира. — Если бы он подождал новой сдачи, так, может, к нему пришли бы все козыри. Только Джиму всегда твердости не хватало, а вчера вечером он без конца твердил, что теперь-то уж никогда не сможет вернуться в Англию к жене и детям — последняя, говорил, была надежда. А выстрелил он в себя чистенько. Хотите взглянуть, мистер Гердлстон? — И он уже протянул руку, чтобы сдернуть окровавленный платок с лица покойника, но Эзра в ужасе отшатнулся.

— Мистеру Гердлстону вроде как не по себе! — сказал кто-то.

— Да, — ответил Эзра побелевшими губами. — Это меня расстроило. Я, пожалуй, хлебну коньяку.

По дороге к хижине он задумался над тем, смутило бы случившееся его отца.