Эд Макбейн - Топор

Но это не имело значения.

Большинство считало, что кто-то был настолько неосмотрителен, что размозжил голову Кори гаечным ключом, когда Кори, вероятно, собирался всего лишь провести небольшое расследование обстоятельств, связанных с недавним убийством привратника. И если бедный, усердный государственный служащий не может спуститься в подвал, чтобы в свободное время провести небольшое расследование, не получив смертельного удара по голове, рассуждали они, то, значит, этот распрекрасный город дошел до ручки. Если допустить, чтобы каждый в этом распрекрасном городе мог проломить голову полицейскому, когда ему заблагорассудится, рассуждали они, просто так, когда взбредет в голову, то положение государственных служащих становится весьма опасным. И если сидеть сложа руки и допустить, чтобы этот распрекрасный город катился под откос, раз люди мдгут схватить гаечный ключ и на любом углу засветить в глаз регулировщику, боже мой, это значит, что дела плохи. Нельзя позволить толпам людей носиться по улицам, размахивая гаечными ключами и убивать всякого, кто носит синюю форму, никак нельзя допустить такое, потому что это приведет к хаосу, да, сэр, хаоса допустить нельзя.

Примерно так рассуждало большинство полицейских 87-го участка.

Притом было все-таки страшновато. Кому нужна такая работа, где вас могут убить?

Поэтому почти все полицейские в участке и сотни других в городе, исполненные справедливого гнева и в то же время испытывавшие вполне понятный страх, начали каждый лично искать убийцу полицейского. Карелла и Хейвз не представляли себе, как намерена действовать эта армия жаждущих мести людей в синей форме, ибо едва ли кто-нибудь из них знал обстоятельства дела и лишь немногие связывали убийство Кори с убийством Джорджа Лэссера, совершенным десятью днями раньше. Детективы понимали, что поскольку убит полицейский, то формально человек, который убил его, является убийцей полицейского. Но они все же предполагали, что смерть Кори была просто следствием убийства, совершенного ранее, и не имеет ничего общего с тем фактом, что он был полицейским. Поэтому они никак не могли понять, почему поднята такая шумиха. Они уже подошвы истоптали, расследуя это убийство с 3 января, и вдруг все приходят в раж из-за того, что нечистый на руку полицейский убит гаечным ключом.

Единственное, что их волновало в смерти Кори, это ПОЧЕМУ?

Если он случайно натолкнулся на что-то в подвале, что это было?

А если исключить возможность того, что он обнаружил что- то, связанное с расследуемым делом, что угрожало убийце, то какая другая причина могла вызвать его убийство? Не назначил ли он кому-нибудь встречу в подвале? Знал ли он, кто убийца? Не собирался ли он получить новую взятку, на этот раз в связи с убийством?

«В этом городе нельзя уладить только две вещи, — сказал кто-то однажды Карелле, — убийство и наркотики».

Карелла подумал сейчас, так ли это. Если полицейский будет смотреть сквозь пальцы на игру в кости, если он будет смотреть сквозь пальцы на то, что некий уважаемый бизнесмен торчит в мансарде у проститутки, если он будет смотреть сквозь пальцы на водителя, который едет на красный свет, если он будет слишком часто смотреть на разные вещи сквозь пальцы и всегда за плату, то что может помешать ему — за плату — посмотреть сквозь пальцы, когда совершается убийство?

Был ли Кори согласен смотреть сквозь пальцы?

Не была ли его цена слишком высокой?

Не решил ли убийца, что есть более простой способ купить молчание Кори? Навсегда, чтобы не потребовал новой взятки?

Такая возможность существовала.

К сожалению, только два человека могли сказать, была ли эта возможность реальной или нет. Первым из них был Ральф Кори, который умер. Вторым был убийца, и они не имели ни малейшего представления о том, кто он.

Миновала среда.

Миновал четверг.

В пятницу они похоронили сержанта Ральфа Кори.

Бабушка Кареллы всегда говорила, что «пятница — невезучий день». Она имела в виду не пятницу, которая пришлась на тринадцатое число, не какую-нибудь конкретную пятницу. Она была убеждена, что все пятницы приносят людям несчастье, и самое лучшее — избегать их любой ценой, если возможно. В пятницу, 17 января, произошло невероятное.

В пятницу, 17 января, Энтони Лэссер по доброй воле явился в комнату сыскной группы и сознался в убийстве своего отца Джорджа Л эссера.

Допрашивать Тони Лэссера было мучением, какого Хейвз и Карелла надеялись никогда больше не испытать, но мучение это надо было пережить — в конце концов, человек признается в убийстве.

Они допрашивали его в комнате сыскной группы, сидя возле забранных решетками окон, в которые ударял январский ветер, и стекла были затянуты инеем, и радиаторы гудели. Лэссер сидел перед ними и трясся. У полицейского стенографа был сильнейший насморк, притом его одолела скука, поэтому он уставился в блокнот и не поднимал глаз на Лэссера, который дрожал, делал глотательные движения и, казалось, вот-вот мог потерять сознание. Полицейский стенограф шмыгнул носом.

— Почему вы его убили? — спросил Карелла.

— Не знаю, — ответил Лэссер.

— У вас, наверное, была причина.

— Да, да, была причина.

— Какая?

— Я не любил его, — сказал Лэссер, и его опять затрясло.

— Расскажите нам, как все произошло, по порядку, — попросил Хейвз.

— Что вы хотите знать?

— Когда вам пришла в голову мысль сделать это?

— Где-то… на прошлой неделе.

— На прошлой неделе? — спросил Хейвз.

— Нет, разве я сказал на прошлой?.

— Да, вы так сказали.

— Я хотел сказать на той неделе, когда я это сделал.

— Когда это было, мистер Лэссер?

— До той пятницы.

— Какой пятницы? .

— Тр… третьего, до пятницы третьего числа.

— Продолжайте, мистер Лэссер. *

— Тогда мне пришла мысль убить его. На той неделе.

— Примерно под Новый год?

— Раньше.

— Когда же? На рождество?

— Между рождеством и Новым годом.

— Хорошо, мистер Лэссер, продолжайте. Вам пришла такая мысль, и что потом?

— Я уехал из дома в пятницу после ленча.

— Мы считали, что вы никогда не выходите из дома, мистер Лэссер.

В течение нескольких минут Лэссер не мог побороть дрожь, его зубы стучали, руки тряслись. С большим трудом он поборол себя и проговорил:

— Я… я… обычно не выхожу. На этот раз я… я вышел. Чтобы у-у-бить его.

— Как вы собирались убить его, мистер Лэссер?

— Что?

— Как вы собирались убить своего отца?

— Топором.

— Вы его привезли с собой?

— Нет. Я… я… на… на… нашел его, когда приехал сюда. В подвале.

— Топор был в подвале?

— Да.

— Где именно?

— Возле топки.

— Он не был в сарае для инструментов?

— Нет.

— Вы знали, что топор будет лежать там?

— Что?

— Вы когда-нибудь до этого бывали в подвале?

— Нет.

— Тогда, как вы могли знать, что топор будет лежать там?

— Что?

— Мистер Лэссер, как вы могли' знать, что топор будет лежать в подвале?

— Я… я не знал.

— Тогда, как вы собирались убить своего отца?

— Я не про… про… продумал это так точно.

— Вы собирались решить это, когда приедете сюда, так?

— Так, — сказал Лэссер.

— Ты записываешь, Фил? — спросил Карелла стенографа.

— Уту, — ответил стенограф, не поднимая глаз.

— Продолжайте, мистер Лэссер, — сказал Хейвз.

— Ч… ч… что вы хотите, чтобы я сказал?

— Что вы сделали после того, как убили его?

— Я… я… я… я… — он заклинился на первом слове. Сглотнув слюну, он сделал новую попытку. — Я… я… я… — но он так отчаянно дрожал, что слова буквально застряли у него в горле. Лицо его побледнело, и Карелла был уверен, что он либо потеряет сознание, либо его стошнит в ближайшие минуты. Он с жалостью наблюдал за Лэссером и испытывал желание чем- нибудь помочь ему.

— Мистер Лэссер, — спросил он, — может быть, выпьете кофе?

— Н… н… нет, — сказал Лэссер.

— Мистер Лэссер, в тот день, когда вы убили своего отца, у вас было такое же состояние, как сейчас?

— Ч… ч… что?

— Я хочу сказать, когда вы выехали из дома?

— Нет, я ч… ч… чувствовал себя нормально.

— Мистер Лэссер, — прервал его Хейвз, — зачем вы обманываете нас?

Лэссер внезапно поднял глаза, заморгал и снова начал дрожать.

— Почему вы уверяете нас, что убили своего отца, когда вы этого не делали? — спросил Карелла.

— Я убил.

— Нет, сэр.

— Я убил! В ч… чем дело? В… в… в… вы с… с…

— Успокойтесь, мистер Лэссер.

— Вы сомневаетесь, что я г… г… говорю правду?

— Мистер Лэссер, человек, который нанес удар топором, был очень сильный и метил точно. Вы же едва можете удержаться на стуле. Зачем…

— Я это сделал, — сказал Лэссер, и его забила дрожь. — П… поверьте мне. Я с… с… сделал это.

— Нет, мистер Лэссер.

— Да.

— Нет. Зачем вы приехали сюда?

— Потому что я у… у… у… у… у…

Он не мог выговорить слово. Они мучительно ожидали, пока он произнесет его, и после конвульсии, скрутившей его тело, он выплюнул это слово, отвратительное существо, злобно усевшееся на его языке.

— Убил! — прокричал он. — Я убил своего отца!

— В таком случае, мистер Лэссер, — сказал Карелла, — вы не будете возражать, если мы сличим ваши отпечатки пальцев с тем, который мы обнаружили в подвале?

Лэссер молчал.

— Так как, мистер Лэссер?

Он не ответил.

— Мистер Лэссер, — проговорил Хейвз мягко, — почему вы уехали из дома сегодня?