— Дом мистера Кеймерона недалеко отсюда?

— Квартала три-четыре.

— Панно летал к кому-нибудь еще?

— Нам кажется, что летал.

— Вам?

— Да, нам с мистером Кеймероном. Я никак не могу осознать, что его уже нет на свете.

• — Так к кому же еще летал Панно?

— Этого мы не знали. Панно такой скрытный. Правда, Панно? Иногда мы с мистером Кеймероном не могли его найти. Извини, Панно, но ты очень тяжелый. Дона не может все время держать тебя на пальце. Ты не хочешь’познакомиться с мистером Лэмом? — С этими словами Дона протянула руку в моем направлении, но ворона снова отпрянула. Тогда девушка слегка потрясла рукой и подтолкнула Панно в сторону клетки.

— В-р-рун! — каркнул ей Панно. — Убир-р-райся! Убир-р-райся! — Захлопал крыльями и полетел к клетке.

— Он явно не в духе, — сказала Дона. — Я пытаюсь найти к нему подход, но что-то не получается. Может быть, вернемся в дом, мистер Л эм?

— Мистер Кеймерон часто уезжал, не так ли? В это время Панчо жил у вас?

— Да. У мистера Кеймерона были дела в Колумбии, а возить с собой ворону совсем не просто. Мистеру Кейме-рону приходилось часто уезжать. И, по-моему, это ему не нравилось. Он так любил Панчо, и ему было хорошо дома. Конечно, когда мистер Кеймерон уезжал, я заботилась о Панчо.

— Ваш отец погиб, — сказал я, когда мы вернулись в дом. — А мать жива?

— Да.

— Она живет здесь, в нашем городе?

— Да.

На вопросы о матери Дона отвечала неохотно.

— Извините за настырность, но я все-таки спрошу: она вышла замуж во второй раз?

— Нет.

— Вы работаете? Может быть, я задаю нескромные вопросы, но поймите, мне очень нужно…

— Ну что вы, что вы… — Дона улыбнулась. — Я по-нимаю: чтобы зарабатывать, вам нужно много знать. Я вольная птащка.

— Чем же вы занимаетесь?

— Рисую. Коммерческая реклама. Иногда удается кое-что продать. Иногда даже заказы перепадают. Например, фирме нужен плакат для рекламы: девушка стоит у трапа корабля, волосы развеваются на ветру… Могу показать.

Она достала из шкафа увесистую папку и вытащила оттуда один из картонов: юная красавица прислонилась к трапу корабля, белый свитер обтягивает высокую грудь, ветер развевает волосы и подол юбки.

Я плохо разбираюсь в живописи, но эта картина чем-то захватывала. Доне удалось передать порыв ветра. Все здесь дышало жизнью. Девушка смотрела куда-то вдаль, за горизонт. В глазах ее светилась радость. Казалось, она подставляет ветру свое тело…

— Вам нравится?

. — Очень, совсем как живая.

Дона глубоко вздохнула.

— Это по заказу одного туристического агентства. Но директор передумал: ему, видите ли, захотелось, чтобы девушка сидела у трапа в свете луны, а рядом стоял молодой человек в вечернем костюме.

— Вы замечательно нарисовали, — сказал я. — Если ему не понравилось, он просто осел.

— Ему не понравилось, хотя он даже не рассмотрел толком. Его помощник, который заказал мне эту работу, хотел, чтобы девушка стояла у трапа, освещенная солнцем, а директору понадобился лунный свет. Так оно всегда и бывает…

— И что теперь с этой работой?

— Не знаю. Может, удастся пристроить в какой-нибудь календарь.

— Мне очень нравится. Это отражение залитого солнцем моря в голубых глазах девушки… И весь ее облик, проникнутый надеждой.

— Вы действительно это почувствовали?

Я утвердительно кивнул.

— Я так рада! Именно этого мне и хотелось. Знаете, какое счастье, когда зритель видит именно то, что стремился выразить художник. Это так редко встречается.

— У вас есть другие картины?

— Боюсь, они вам не понравятся. Эта лучшая. Некоторые мне просто не удались, некоторые чуть выигрышнее…

— Может быть, все-таки покажете?

— Право, не знаю… Мне как художнику интересно ваше мнение. Видите ли, для меня главное — передать дыхание жизни. Вот, например, эта девушка у трапа. По-моему, все любят путешествовать. Это способ выйти за пределы обыденности, познать себя. Во время путешествия не только смотришь на мелькающие за окном пейзажи. Хочется вырваться куда-то из этого мира. Вот и эта девушка. Она смотрит вдаль, за горизонт…

— Именно об этом я и подумал, глядя на картину. Скажите, а сами вы много путешествуете?

— Да что вы! На какие деньги? Честно говоря, мне хочется все время рисовать. А если уж совсем есть нечего, тогда ищу возможность заработать.

— Заработать? Каким же образом?

— Да так, какой заработок подвернется. Лишь бы не идти на сделки с совестью. Мне ведь много не надо.

Экономлю, ничего, когда-нибудь добьюсь успеха, вот тогда и буду рисовать сколько душе угодно.

— Вы занимаетесь любимым делом — рисуете, и вдруг наступает момент, когда необходимо прерваться, чтобу заработать на жизнь. Наверное, это очень горько.

— Наверное. Но я стараюсь не думать об этом. Ничего не поделаешь — такова жизнь.

— Но вы могли бы зарабатывать живописью…

— Смогу, вероятно, когда-нибудь. А пока приходится все время на что-нибудь переключаться. Художнику, у которого нет имени, трудно продать свои картины. Да и платят ему гроши. Другое дело — знаменитость: любую мазню купят за большие деньги.'

— Вас, наверное, угнетает такая несправедливость?

— Сама не знаю. У жизни свои законы, и с ними надо мириться.

— Вы мне покажете другие рисунки?

— Ах, простите, я заболталась. Вам наверное, страшно надоело меня слушать.

— Нет, что вы! Мне очень интересно. И, пожалуй, я смогу подыскать заработок для вас. Вы знаете испанский?

— Да. Мое детство прошло в Колумбии. И моя мать прекрасно говорит по-испански.

— Вы обратили внимание на снимок изумрудной подвески в газетах?

— Да. Я прочла все, что писали о смерти мистера Кеймерона. Как вы думаете, он стрелял в убийцу?

— Трудно сказать. Вы видели раньше эту подвеску?

— Нет.

— г- Мистер Кеймерон приобрел ее несколько месяцев назад. Он мог купить ее в подарок?

— Может быть. Не знаю.

— Он интересовался ювелирными изделиями?

— Не замечала. Он вообще был немного странный: казалось, он интересовался всем сразу, жил заботами о тех, с кем общался. А вот к чему лежит его душа, я никогда не могла понять.

— А что вы можете сказать о Шарплзе?

— Ничего особенного. Я с ним мало знакома. Вот мама знает его гораздо лучше.

— Он вам не нравится?

— Я этого не говорила. *

— А все-таки?

— Вам это обязательно нужно знать?

— Мне любопытно.

— Скользкий тип. Мне кажется, что в отличие от мистера Кеймерона он не дорожит своими друзьями. Для него важны только деловые отношения.

— Похож на кобеля?

— При чем тут это? — Дона рассмеялась. — А разве не все мужчины похожи на кобелей?

— По-моему, нет.

— А по-моему, да.

— И Кеймерон?

— Что вы! Конечно, нет.

— Выходит, вы ошибаетесь: не все мужчины похожи на кобелей.

— Мистер Кеймерон был совсем другой — такой вежливый, деликатный. Никогда не давал рукам воли. Иногда похлопает по плечу, но дружески, а не как мужчина.

— Мистер Кеймерон не испытывал к Ширли Брюс такие же чувства, как Шарплз?

— Не знаю.

— А как вам кажется?

— Я почти ничего не знаю о Ширли.

— А о Шарплзе?

— Тоже. Я никогда не говорила с ним о Ширли. Шарплз — ее опекун, наверное, поэтому он к ней так внимателен. Послушайте, не слишком ли далеко мы зашли? Вы мастер вытягивать из людей информацию, а я совсем не умею держать язык за зубами. Вернемся лучше к моим картинам и к вороне. Кстати, не хотите конфет? Я вообще не люблю сладкого, но кто-то прислал мне коробку леденцов…

Неожиданно заскрипела дверь и в комнату без стука вошла женщина средних лет, худощавая и смуглая. Маленький вздернутый нос придавал ее лицу несколько смешное выражение, резко контрастирующее с надменной манерой держаться.

— Привет, мама! — воскликнула Дона.

Женщина посмотрела на меня.

— Познакомься, мама, это мистер Лэм.

Я произнес дежурную фразу, что, мол, рад ее видеть.

Она слегка наклонила голову и сдержанно проговорила:

— Здравствуйте, мистер Лэм.

Было заметно, что мысли ее чем-то заняты. Увидев папку с рисунками, она недовольно спросила:

— По-прежнему занимаешься этими глупостями?

Дона рассмеялась:

— Да так, малюю понемножку.

— Надо зарабатывать на жизнь, а не тратить время попусту. Долго это будет продолжаться? — сквозь зубы процедила миссис Грэфтон.

По лицу Доны я понял, что мать постоянно твердит ей одно и то же.

— Успокойся, мама. Вот увидишь, когда-нибудь у меня все будет хорошо. Сядь, пожалуйста.

Миссис Грэфтон села на стул и с недоверием покосилась на меня. В ее глазах появилось что-то хищное. По-видимому, дна была очень наблюдательной.

— Откуда эти конфеты?

— По почте прислали. Я еще не пробовала.

— Тебе надо думать о замужестве, — назидательно заметила миссис Грэфтон, открывая коробку и придвигая ее ко мне.

Теперь ее глаза выражали, скорее, интерес, чем враждебность. Она спросила вкрадчиво:

— Не хотите ли конфет, мистер Лэм?

— Спасибо, я не ем сладкого по утрам.

Миссис Грэфтон взяла леденец, положила его в рот. Хотела было что-то сказать, но передумала и потянулась за вторым. Помолчав еще немного, с отвращением воскликнула: