Посреди ночи Крендолла и его жену разбудил настойчивый телефонный звонок. Они услыхали голос Моксли, который кого–то просил дать ему «еще немного времени».

Ни Крендолл, ни его супруга не смогли точно назвать время этого разговора, но были уверены, что он состоялся уже после полуночи, ибо сами легли спать только в половине двенадцатого. Как они полагают, время приближалось к двум, так как Моксли объяснял своему собеседнику на другом конце провода, что договорился о свидании с «Родой» на два часа утра и что она непременно доставит ему сумму, вполне достаточную для расчета по своим обязательствам.

И Крендолл, и его жена хорошо расслышали имя Рода. Крен- доллу казалось, что сосед упоминал также и фамилию дамы. По его мнению, она была иностранной и оканчивалась не то на «ийн», не то на «ейн». Моксли произнес фамилию невнятно, ее было трудно разобрать.

После того как супруги Крендолл были так неожиданно разбужены, они даже подумали закрыть окна, но не захотели подниматься.

183

Как объясняет сам мистер Крендолл, «я начал уже засыпать, находился в полудреме, когда услыхал разговор в комнате Моксли. Вскоре стал выделяться раздраженный мужской голос. Послышался звук удара и падения тяжелого предмета.

Во время этого разговора и удара внизу звенел звонок, как если бы кто–то хотел попасть в квартиру Моксли. И только я сумел уснуть, как меня разбудила жена, которая настаивала на том, чтобы вызвать полицию. Я подошел к окну и попытался рассмотреть, что творится напротив у Моксли. Там горел свет. В большом зеркале, висевшем напротив окна, отражались ноги лежащего на полу человека. Я вызвал по телефону полицию. Тогда уже было примерно половина третьего. Чуть розовела полоска на востоке».

Миссис Крендолл показала, что так и не смогла заснуть после того, как ее разбудил телефонный звонок в квартире Моксли. Она тоже слышала разговор относительно какой–то Роды. Потом долго лежала, пытаясь отключиться. Вскоре раздались чьи–то приглушенные голоса. Затем к ним присоединился женский. Моксли начал сердито покрикивать. Потом, как она полагает, был нанесен удар и что–то глухо свалилось на пол. Наступила тишина. Перед самым ударом внизу действительно начал надрываться звонок. Похоже, кто–то надавил пальцем на кнопку и не отпускал ее. Трезвон продолжался еще несколько минут после удара. Она считает, что звонившего в дом пустили, ибо услышала чей–то торопливый шепот, после которого как будто осторожно прикрыли дверь, а уж потом наступила мертвая тишина. Она полежала минут пятнадцать–двадцать, пытаясь заснуть, но события у соседа так ее разволновали, что, посчитав необходимым вызвать полицию, женщина растолкала мужа и попросила позвонить по телефону.

У полиции имеется весьма существенная улика, которая поможет ей установить личность женщины, присутствовавшей при том, как был нанесен удар Моксли, или же лично ударившей его. Эта особа уронила кольцо с ключами от висячего замка, по всей вероятности, к частному гаражу, и от двух машин. По форме ключей полиция определила, что одна из машин марки «шевроле», а вторая — «плимут». Таким образом, розыск ведется в этом направлении. Фотографии всех ключей были помещены на третьей странице.

Так как на орудии убийства отпечатков пальцев не было обнаружено, полиция предполагает, что удар нанесла женщина в перчатках. Несколько озадачивал тот факт, что никаких следов не нашлось на дверной ручке. Однако в данном деле имелись куда более важные улики, чем следы пальцев.

«Полицейское досье на Моксли доказывает, что его подлинное имя — Грегори Карей, который пятнадцатого сентября 1929 года был осужден на четыре года тюремного заключения в Сан—Квентине (см. продолжение на стр. 2, колонка 1)…»

184

…Перри Мейсон дочитал как раз до этих слов, когда послышался осторожный стук в приемную Деллы Стрит и сама она скользнула в кабинет, тщательно прикрыв за собой дверь.

Перри Мейсон хмуро посмотрел на нее.

— Ее муж пришел, — сказала секретарша.

— Монтейн?

Делла кивнула.

— Он не сказал, чего хочет?

— Нет. Ему необходимо с вами поговорить. Вопрос идет о жизни и смерти.

— Он не пытался выяснить, приходила ли сюда вчера его жена?

— Нет.

— Какое он произвел на тебя впечатление?

— Неврастеник. Бледный как призрак. Под глазами темные круги. Утром не брился, имеет несвежий воротничок, будто от пота.

— Ну, а наружность?

— Невысокий, мелкая кость. Дорогая одежда, но на нем не смотрится. Слабовольный рот. Мне думается, года на два моложе ее. Один из тех, кто может дерзить и держаться вызывающе, если перед ним не дрожат от страха. Он пока мало пожил на свете, чтобы быть уверенным в себе или еще в ком–то.

Перри Мейсон улыбнулся.

— Знаешь, Делла, я обязательно попрошу тебя сесть рядом, когда стану подбирать присяжных. До сих пор тебе всегда удавалось попадать в самую точку… Послушай, не могла бы ты его задержать, пока я дочитаю газету?

— Знаете, шеф, он ужасно беспокойный. Я не удивлюсь, когда он уйдет, если ему придется ждать.

Мейсон неохотно сложил газету и сунул ее в ящик стола.

— Приглашай его.

Делла Стрит распахнула дверь.

— Мистер Мейсон примет вас, мистер Монтейн.

Человек немного ниже среднего роста нервной походкой подошел к столу адвоката, дождался, пока Делла Стрит закроет за собой дверь, и только после этого заговорил. Слова у него полились почти без пауз, как у ребенка, декламирующего длинное стихотворение.

— Меня зовут Карл Монтейн. Я — сын Филиппа Монтейна, мультимиллионера из Чикаго. Вероятно, вы о нем слышали.

Адвокат покачал головой.

— Вы видели утренние газеты? — спросил Монтейн.

— Заголовки просматривал, но прочитать как следует не имел возможности. Садитесь.

Монтейн пристроился на самом краешке кожаного кресла. На лоб ему все время попадала прядь волос, и он ее нетерпеливо отбрасывал назад.

185

— Вы читали про убийство?

Перри Мейсон насупил брови, как бы пытаясь собраться с мыслями.

— Верно. В газетах что–то такое было. А в чем дело?

Монтейн так низко наклонился к адвокату, что у Перри Мейсона появилось опасение, как бы его посетитель не свалился с кресла.

— Мою жену собираются обвинить в убийстве, — сказал он.

— Она действительно его убила?

— Нет.

Мейсон молча разглядывал молодого человека.

— Она не могла этого сделать, — с силой сказал Монтейн. — Неспособна на такое. Но тем не менее каким–то образом причастна к этому. Ей известно, кто здесь замешан. Если и не точно, то по подозрению. Но мне–то думается, что точно. Только ей приходится покрывать кого–то. Она так долго была его послушным орудием. Ее необходимо спасти. Ведь если мы этого не сделаем, тот человек доведет ее до того, что уже ничему нельзя будет помочь. Пока она служит ему прикрытием. Он просто прячется за ее юбкой. Она станет лгать, лишь бы выгородить его, не сознавая того, что сама будет увязать все глубже и глубже. Вы обязаны ее выручить.

— Убийство было совершено около двух часов утра. Разве вашей жены в то время не было дома?

— Нет.

— Откуда вы знаете?

— Это долгая история. Надо рассказывать с самого начала.

— Ну что ж, приступайте. Откиньтесь на спинку кресла и отдохните. Опишите мне все как можно подробнее.

Монтейн послушно сел глубже, вытер ладонью вспотевший лоб и уставился на адвоката. Глаза у него были странного красновато- коричневого цвета, как у дога.

— Начинайте, — скомандовал Мейсон.

— Меня зовут Карл Монтейн. Я сын Филиппа Монтейна, чикагского мультимиллионера.

— Вы уже об этом говорили.

— Отец пожелал, чтобы после колледжа я занялся делами, а мне захотелось посмотреть белый свет. Я путешествовал целый год. Потом приехал сюда. Весь издерганный. У меня случился приступ аппендицита. Нужна была немедленная операция. Отец в то время занимался каким–то сложным финансовым вопросом, на карту были поставлены многие тысячи долларов. Он не мог приехать. Меня положили в больницу «Саннисайд» и предоставили самое лучшее медицинское обслуживание, какое можно получить за деньги. Об этом позаботился отец. Днем и ночью возле меня де¬

186

журили специальные сестры. Ночную дежурную звали Родой, Родой Лортон.

Монтейн остановился на высокой ноте, по–видимому ожидая, что это покажется Перри Мейсону важным.

— Продолжайте, — сказал тот как ни в чем не бывало.

— Я женился на ней, — выпалил он так, будто сознавался в тяжком преступлении.

— Понятно.

По виду Мейсона, наоборот, можно было подумать, что жениться на медсестрах — самое обычное дело для всех сыновей мультимиллионеров.

— Вы можете себе представить, как это должно было выглядеть в глазах отца! Ведь я его единственный сын. Последний представитель рода Монтейнов… И вдруг женился на медсестре!

— А что в этом плохого? — удивился Мейсон.

— Ничего. Вы не понимаете. Просто я пытаюсь рассуждать с позиций моего отца.

— Зачем же волноваться о них?

— Затем, что это важно.

— Ну ладно, продолжайте.

— Неизвестно, кто прислал отцу телеграмму о женитьбе его сына на Роде Лортон, медсестре, которая ухаживала за ним.

— Вы его не предупреждали о своих намерениях?

— Да нет. Я как–то об этом не думал. Все получилось по наитию, что ли. Импульсивно.

— Почему вы не объявили о помолвке и не известили отца?

— Он бы стал возражать. Чинил бы нам всяческие препятствия. А мне больше всего на свете хотелось жениться на ней. Я понимал, что стоит мне намекнуть о своих планах, и их уже никогда не придется осуществить. Он откажется выдавать мне деньги, прикажет возвращаться домой, сделает все, что ему вздумается.