Толпа неистовствовала. Нокдаун уже на второй минуте первого раунда. Никто подобного не ожидал. Вскочив на ноги, зрители приветствовали меня и издевались над Кидом.

Я отошел в угол, давая рефери возможность начать отсчет. Это происшествие немного озадачило меня. Я не хотел так сильно бить противника. Остекленевшим взглядом он смотрел на судью, который медленно разжимал пальцы, ведя счет. При счете «семь» Кид все же поднялся и попятился в противоположный угол. Я тут же ринулся на него и осыпал градом ударов, но это была скорее их имитация, нежели удары. Нужно было поработать на публику. И зрители были благодарны за этот спектакль. Каждый мой удар встречался с таким восторгом, словно это был по крайней мере еще нокдаун.

К концу раунда Кид немного пришел в себя и вновь начал боксировать. Но дыхание его было сбито, и он откровенно боялся меня.

Раунд закончился тем, что мы, стоя друг против друга, обменивались ударами по ребрам. На ближней дистанции Кид был хорош и нанес мне несколько чувствительных ударов.

Прозвучал гонг, и я вернулся в свой угол. Пока Уоллер хлопотал надо мной, я бросил взгляд на женщину. Она сидела мрачная, а на губах играла презрительная усмешка. Очевидно, она достаточно хорошо разбиралась в боксе, так что сразу раскусила мою игру. Уоллер протирал губкой мое лицо. Он наконец догадался, кто привлекает мое внимание, и стал так, чтобы закрыть ее от меня.

Едва Уоллер закончил, подошел Брант.

– В какую игру вы играете? – прошептал он. В глазах его было загнанное выражение. – Зачем было его так бить?

– А почему бы и нет? – невинно поинтересовался я. – По крайней мере это собьет с него спесь.

– Петелли сказал…

– Идите к черту со своим Петелли!

Прозвучал гонг на второй раунд, и я вышел из своего угла. Кид приближался ко мне с большой осторожностью. Он попытался удержать меня на дистанции, но мои руки были длиннее, и я сумел провести несколько чувствительных ударов в голову. Мы вошли в клинч. Кид отступил назад, и в этот момент я провел удар под левый глаз. Он выругался. Я принялся обрабатывать его лицо, он же закрылся обеими перчатками, стараясь защитить поврежденный глаз. Тогда я вошел в ближний бой и начал осыпать его ударами по корпусу. Кид был потрясен, но не думал сдаваться. Ему удалось достать меня правым свингом. Удар был хорош. Я попытался войти в клинч, но он встретил меня ударом в лицо, а затем нанес несколько ударов по корпусу. Это были трудные секунды, но я не терял осторожности. Знал, что в такой сумбурной атаке Кид обязательно допустит оплошность. Так и произошло. Он попытался достать меня простым правым свингом и на долю секунды открыл челюсть. Я прыгнул вперед и резко ударил в подбородок. Он упал на пол, как подкошенный.

Рефери едва успел начать счет, как прозвучал гонг. Секунданты выбежали на ринг и уволокли Кида в его угол.

Я медленно вернулся в свой угол и уселся на табурет. Пепи уже ждал меня.

– В следующем раунде, ты, недоносок, – прошипел он мне в ухо. – Это приказ!

– Пошел отсюда, – огрызнулся я.

Уоллер, осмелев, оттолкнул его от меня. На губах его играла улыбка.

– Прекрасный бой, – сказал он, – но остерегайтесь его правой. Он еще в силах пустить ее в ход.

Я посмотрел в угол, где сидел Кид. Над ним хлопотали секунданты, пытаясь привести в чувство. Его лицо было сплошным кровоподтеком.

– Да, я помню об этом, – сказал я. – Это последний раунд.

– Это так, – сказал Уоллер. – Иначе он измотает вас, а уж последствия нетрудно предугадать.

Я взглянул через плечо на женщину. Она опять улыбалась и махала мне рукой.

По звуку гонга я ринулся в атаку. Кид всячески пытался уйти от боя. Под левым глазом у него была открытая рана, глаз заплыл и уже практически ничего не видел.

Я загнал его в угол и принялся колотить куда ни попадя. Один из ударов пришелся по носу. Кровь потекла по подбородку. Публика завопила, почуяв запах крови. Кид вошел в клинч, пытаясь выиграть время. Если бы мои удары не поддерживали его, он свалился бы на пол, как мешок.

– О'кей, паренек, – прошептал я ему на ухо. – Ну где же твой коронный удар?

Я прекратил боксировать и сделал шаг назад. Надежда вспыхнула в его взгляде. Кид собрал остатки сил и неуклюже изобразил апперкот. Я упал на колени, ничуть не задетый, но уж если играть спектакль, то по всем правилам.

Вопль публики, держу пари, был слышен и в Майами.

Судья встал надо мной и открыл счет. Я посмотрел на Кида. Он не смог сдержать вздох облегчения, и это выглядело комично. Он прислонился к канатам, кровь текла из носа и капала на ринг, колени подгибались. Я потряс головой, как бы приходя в себя, и встал на счете «шесть». Надо было видеть лицо Кида в этот момент. Вероятно, он был уверен, что я останусь на полу. Вместо того чтобы двинуться ко мне, он отступил назад, вызвав язвительный смех у публики. Его секунданты буквально толкали его ко мне. После недолгого колебания он все же перешел в атаку. Я ушел от его удара и нанес пару чувствительных ударов по ребрам. В конце концов он должен был заслужить свою победу. В слепой ярости Кид наносил свои удары направо и налево и случайно попал мне в челюсть. Я попытался ответить, но нарвался еще на один удар.

Следующие три секунды я был без сознания, а когда открыл глаза, увидел разъяренное лицо женщины. Она подхватилась на ноги, ее глаза сверкали от бешенства.

– Вставай и дерись! Поднимайся же, идиот!

Она была так близко от меня, что, протяни руку, и я смогу дотронуться до ее плеча.

– Вставай, Джонни, – кричала она. – Не сдавайся!

Гнев, презрение и разочарование читались на ее лице, и это зажгло меня, заставив забыть о приказе Петелли.

До меня дошло, что судья продолжает считать:

– …Семь… Восемь…

Каким-то чудом мне удалось подняться. Кид двинулся на меня, и я повис на нем, пытаясь отдышаться. Пусть поймет, что я нарушил приказ Петелли и все теперь зависит от меня. Я оставался в клинче даже тогда, когда судья пытался разъединить нас. Жизненной необходимостью для меня была передышка в четыре или пять секунд, и когда в голове немного прояснилось, я сделал шаг назад, прерывая клинч, и нанес Киду чувствительный удар по печени. Это разъярило его, и он ринулся на меня, забыв о защите. Вот тогда-то я и нанес ему свой коронный удар в челюсть. Глаза Кида закатились, он мешком свалился на пол и остался лежать недвижимо.

Открытие счета было пустой формальностью, но судья все же добросовестно досчитал до десяти. При счете «десять» Кид даже не шевельнулся.

С бледным и испуганным лицом судья подошел ко мне и поднял мою руку так осторожно, словно она была начинена динамитом.

– Фаррар победитель!

Я посмотрел на нее. Она стояла с раскрасневшимися щеками и посылала мне воздушные поцелуи. Потом ринг приступом взяли репортеры и фотографы, скрыв от меня женщину.

Петелли вышел из толпы. Он улыбался, но в глазах стояла ничем не скрываемая злость.

– О'кей, Фаррар, – отрывисто бросил он. – Ты знал, на что шел.

Он отошел и принялся разговаривать с менеджером Кида. Уоллер, с посеревшим лицом и округлившимися от страха глазами, подал мне халат.

Спрыгивая с ринга, я заметил Пепи. Он злорадно улыбался.

Глава 7

Я чувствовал себя в относительной безопасности, пока был в окружении репортеров и любителей бокса. Они жали мне руки, расхваливая на все лады. Но вот они начали расходиться, и у меня противно засосало под ложечкой. Близились неприятности.

Уоллер проводил меня до раздевалки. Он буквально умирал от страха и время от времени бросал осторожные взгляды на дверь. Явился Том Рош, чтобы поздравить меня с победой, но я быстро выпроводил его. Мне не хотелось впутывать его в свои неприятности.

– О'кей, Генри, – сказал я, повязывая галстук. – Меня не жди. Спасибо за все, что ты для меня сделал.

– Больше ничего не могу для вас сделать, – сказал негр. – Будет лучше, если вы поскорее отсюда скроетесь. Не позволяйте загнать себя в угол. – Тыльной стороной ладони он вытер вспотевшее лицо. – Не нужно было вам это делать.

– Чего не надо было делать?

Неожиданно словно ток пробежал по моей спине. Я резко повернулся. Женщина в яблочно-зеленом костюме была здесь. Ее большие черные глаза смотрели на меня в упор, между длинных пальцев была зажата сигарета.

– Так что вы не должны были делать, Джонни?

Уоллер незаметно исчез из раздевалки. Я прислонился к стене, понимая, что потрачу драгоценное время на разговоры. Вместо этого мне нужно было сбежать со стадиона, пока вокруг еще были люди. Это был единственный шанс спастись от Пепи и его напарника. Но в этот момент даже Петелли не мог бы заставить меня покинуть раздевалку.

Репортеры прекратили разговоры и уставились на нее. Затем один из них сказал:

– Уходим, ребята. Наступил момент, когда друзья боксера оказывают ему услугу, покидая его.

Все расхохотались, словно это была самая удачная шутка сезона, но из раздевалки вышли.

– Хэлло, – сказал я и потянулся за пиджаком. – Так какую сумму вы выиграли?

Она улыбнулась. Ярко-красные губы приоткрылись, обнажив ровные мелкие зубы ослепительной белизны.

– Тысячу долларов! У меня едва инфаркт не случился, когда вы упали. Я поставила четыреста и уже считала их потерянными.

– Извините, – сказал я. – Немного отвлекся. В первом ряду сидела девушка, которая постоянно мешала мне заниматься делом на ринге.

– О! – Она смотрела на меня сквозь полуприкрытые ресницы. – И каким же образом?

– Это была самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

– Вы должны были ей это сказать. Женщины любят, когда им говорят такое.

– А я что пытаюсь сделать!

– Вижу, – она все еще улыбалась, но взгляд ее посуровел. – Вы большой льстец, но я вам не верю. Мне показалось, что бой был подстроен.

Я покраснел.

– Откуда вам это известно?

– Только идиот не мог догадаться. Этот громила, который все время что-то шептал вам на ухо, то, как вы раскрыли защиту. Я посещаю все матчи по боксу. Это случается сплошь и рядом. Отчего это вы вдруг решили драться честно?