Надо же! Оказывается, уже скоро утро, а у меня сна ни в одном глазу. Сейчас прохладно, и я завернулся в шерстяное одеяло. Я где-то слышал, что в это время совершается больше всего самоубийств. Наверное, это так, потому что и на меня нашла тоска и грусть. Лучше я настрою себя на более жизнерадостный лад, приведу отрывок из последней статьи Каллингворта. Должен сказать, что он еще не охладел к идее издавать собственную газету. Мозг его то и дело извергает разнообразные язвительные фельетоны, нескладные стихи, очерки на всякие житейские темы, пародии и статейки. Все это он приносит мне, и мой стол уже завален его рукописями. Вот его последняя статья, он принес ее мне вечером, уже после того, как разделся ко сну. Это его своеобразный ответ на брошенное мною замечание о том, как трудно будет нашим далеким потомкам понять назначение некоторых вещей, которые нашей цивилизации кажутся самыми обыденными, и вывод о том, что мы должны быть очень осторожны в своей оценке жизни древних римлян и египтян.

«Во время третьего ежегодного собрания Археологического общества Новой Гвинеи был зачитан доклад о последних раскопках на месте предположительного расположения Лондона, в котором также содержались некоторые размышления относительно предназначения полых цилиндров, имевших широкое хождение среди древних лондонцев. Несколько экземпляров этих металлических цилиндров или трубок было выставлено в зале собрания и передано в аудиторию для рассмотрения. Выступающий предварил свой доклад словами о том, что, поскольку нас от тех дней, когда Лондон был процветающим городом, отделяет неимоверно большой временной промежуток, необходимо быть предельно осторожными в выводах относительно привычек и обычаев его древних обитателей. Недавние исследования с большой долей вероятности установили, что время падения Лондона приходится на эпоху, последовавшую за возведением египетских пирамид. Не так давно рядом с руслом некогда протекавшей в тех местах реки Темза были обнаружены остатки крупной постройки. Дошедшие до наших дней записи не оставляют сомнения в том, что именно в этом здании когда-то заседал законодательный совет древних британцев, или англиканцев, как их иногда называли. Далее докладчик обратил внимание слушателей на то, что под руслом Темзы были прорыты туннели. Это было сделано во времена короля Брунеля, который, по мнению некоторых историков, сменил на престоле Альфреда Великого. Выступающий заметил, что открытые пространства в Лондоне, очевидно, представляли собой весьма опасные места, поскольку во время раскопок Риджентс-парка{163} были найдены кости львов, тигров и других вымерших представителей отряда хищников. Упомянув вкратце о загадочных устройствах, известных под названием „почтовые ящики“, которые археологи находят на территории всего городища и которые имеют либо культовое предназначение, либо указывают на места захоронения англиканских вождей, докладчик перешел к вопросу о цилиндрических трубках. Представители патагонской{164} школы считают, что эти предметы являются остатками существовавшей в те далекие времена всемирной системы громоотводов. Однако он (докладчик) не согласился с данной теорией. В результате многомесячных исследований ему удалось сделать важное открытие. Как выяснилось, все эти трубы неизменно приводят к большим железным резервуарам, которые связаны с печами. Таким образом, любой, кому известно пристрастие древних британцев к использованию табака, может догадаться о предназначении этих систем. Очевидно, большие массы этого растения сжигались в центральных камерах, и ароматические и наркотические испарения устремлялись в дома жителей города с тем, чтобы они имели возможность вдыхать их, когда у них возникнет в этом потребность или желание. Проиллюстрировав выступление серией диаграмм, докладчик закончил свою речь сообщением о том, что, хоть истинная наука весьма осторожна в выводах, сейчас уже можно с уверенностью утверждать, что старый Лондон являлся таким освещенным местом, любое действие обитателей которого становилось известно властям, от утреннего принятия ванны до обычного глотка пива и посинения на ночь».

В конце концов, я не могу утверждать, что это объяснение лондонской системы газовых труб более абсурдно, чем некоторые наши догадки относительно предназначения египетских пирамид или жизни в Вавилоне.

На этом я закончу свое письмо, которое получилось ужасно глупым и непоследовательным, но жизнь в последнее время стала более спокойной и менее интересной. Надеюсь, в следующем послании мне удастся рассказать о чем-нибудь более интересном.

IX

Пэрейд, 1, Брадфилд, 23 апреля, 1882.

Насколько я помню, дорогой Берти, недели три назад я написал тебе довольно бестолковое и бессвязное письмо, которое закончил выражением надежды на то, что в своем следующем письме смогу рассказать о чем-нибудь более интересном. Что ж, так и вышло. Я распрощался с Каллингвортом, и теперь мне предстоит искать новое место. Он пошел своей дорогой, а я своей, и все же я рад, что это произошло спокойно и без ссоры. Как обычно, я начал с конца, но на этот раз я заранее продумал, как буду писать, так что ты узнаешь все по порядку.

Но сначала огромное тебе спасибо за те два длинных письма, которые сейчас лежат передо мной. В них мало новостей о том, как поживаешь ты сам, но я понимаю, что счастливая и размеренная семейная жизнь не богата событиями, достойными упоминания. Но, с другой стороны, я имею возможность лишний раз удостовериться в том, что твоя внутренняя жизнь, которая для меня намного интереснее, тоже не замирает. В конце концов, ничто ведь не мешает нам в чем-то не соглашаться. Ты считаешь доказанными некоторые вещи, в существование которых я не верю. Ты находишь поучительными примеры, которые я таковыми не считаю. И тем не менее я знаю, что ты человек искренний в своих убеждениях и меня считаешь таким же. Будущее покажет, кто из нас прав. Выживает только самая истинная из истин, это закон природы, хотя нужно признать, что отмирание остальных истин происходит очень и очень медленно.

Однако ты ошибаешься, считая, что людей, думающих так же, как я, крайне мало. Для таких, как я, главным является независимость и собственное мнение, поэтому мы не объединяемся в отдельные конфессии, как это делают церкви, и не имеем возможности, так сказать, померяться силами. Конечно же, в нашей среде существует великое разнообразие мнений, но включи в наше число тех, чьи сердца не приемлют общепринятых доктрин, и тех, кто считает, что сектантские церкви несут больше зла, чем добра, и я думаю, ты удивишься, узнав, насколько многочисленны наши ряды. Прочитав твое письмо, я составил список людей, с которыми когда-либо беседовал на подобные темы. Набралось семнадцать имен, среди которых четыре священника. Каллингворт тоже составил подобный список, и у него вышло двенадцать имен и один священник. Со всех сторон то и дело слышатся жалобы церковников на то, что все меньше мужчин обращаются к вере. На трех женщин приходится один мужчина. В чем же дело? Может быть, женщины более серьезны и основательны? Думаю, как раз наоборот. Для мужчин важнее голос разума, а для женщин – эмоции. Традиционная церковь до сих пор существует исключительно благодаря женщинам.

Нет, не стоит тебе так уж уверенно заявлять, что таких, как ты, большинство. Если взять научные, медицинские, профессиональные круги, я сомневаюсь, что в них вообще сыщутся сторонники твоих идей. Духовенство, которое варится в своем собственном котле и общается лишь с теми, кто поддерживает его, даже не понимает, насколько далеко вперед по сравнению с ними ушло новое поколение. И (за редким исключением, наподобие тебя) не самые равнодушные, а лучшие из молодых людей, самые думающие, те, у кого самое большое сердце, сумели освободиться от старой теологии. Для них невыносимо ее безучастие, ее исковерканное понимание Божественного благоволения, ее стремление взять на себя роль Провидения, ее закоснелость, нежелание признавать свои ошибки и неприятие истин, которые мы принимаем за очевидные. Мы знаем наверняка, что человек в развитии движется вперед, а не назад, поэтому мировоззренческие построения, основанные на уверенности в его падении, бессмысленны. Мы знаем наверняка, что мир не был создан за шесть дней{165}, что Солнце не могло быть остановлено{166}, поскольку оно никогда и не двигалось, что ни один человек не может прожить три дня во чреве рыбы{167}. Исходя из этого, как можно верить книге, в которой содержатся подобные заявления? «Истина! Пусть даже небеса обрушатся на меня всей своей тяжестью!»[32]

Видишь, Берти, что происходит, когда ты начинаешь махать у меня перед носом красной тряпкой! Но в качестве примирения позволь мне сделать признание. Я действительно считаю, что христианство в его различных формах – это лучшее, что случилось с человечеством в языческие времена. Конечно же, лучшее, иначе Провидение не допустило бы его развития. Механик знает, какими инструментами пользоваться, чтобы улучшить работу своей машины. И все же, когда ты заявляешь, что это лучший из инструментов и единственный, которым можно пользоваться, ты слишком категоричен.

Но вернемся к нашим баранам. Во-первых, я хочу рассказать, как обстояли дела с моей практикой. Следующая неделя после моего предыдущего письма была не такой удачной. Я заработал всего два фунта. Зато следующая неожиданно принесла мне аж три фунта семь шиллингов, а на этой неделе я положил в карман три фунта десять шиллингов. То есть постепенно дела мои шли в гору, и я уже начал думать, что нашел свое место в жизни. Но неожиданно грянул гром. Однако у меня были причины не слишком сильно жалеть о том, что произошло, и ты должен о них узнать.

Рассказывая тебе о своей милой матушке, я, помнится, упомянул о том, насколько важно для нее доброе имя нашей семьи. Она действительно пытается жить достойно Перси и Плантагенетов, кровь которых, как считается, течет в наших венах, и только наши пустые карманы не позволяют ей идти по жизни легко, как и подобает гранд-даме, которой она себя видит, соря деньгами направо и налево, не задумываясь о мелких житейских трудностях. Я часто слышал, как она говорила (и я думаю, что это говорилось вполне искренне), что для нее легче было бы смириться с нашей смертью, чем с известием о том, что кто-то из нас совершил какой-либо бесчестный поступок. Да, при всей ее мягкости и женственности, она становилась холодной как лед при одной мысли о подлости. Я не раз видел, как она вся, от белого чепца до кружевного воротника, бледнела, когда слышала о каком-либо недостойном поступке.