— Вам еще рано трубить отходную, сказал он.— Насколько я понял, ни ваш друг Хьюелл, ни этот человек здесь не стали бы мешкать, прежде чем вас прикончить. Однако они этого не делают. Хьюелл сказал: «Мы не можем пока дать тебе умереть». Вы ведь работали в одном отделе с доктором Фейрфильдом. Возможно, вы тот самый специалист по топливу, которого мы ждали?

— Полагаю, что да.— Не было смысла утверждать что-нибудь другое. Я уже через полчаса после знакомства с поддельным Уизерспуном сказал ему об этом. Возможно, я совершил ошибку, но не мог понять этого. Оглядываясь назад, мне так не казалось.— Это долгая история. Как-нибудь в другой раз?

— Вы можете это сделать?

— Сделать что?

— Запустить ракету?

— Да я даже не знаю, с какой стороны к ней подойти,— солгал я.

— Но вы работали вместе с Фейрфилдом,— настаивал Харгривс.

— Только не над твердым топливом.

— Однако...

— Мне ничего неизвестно о его последних разработках в области твердого топлива,— резко сказал я. Подумать только, а я еще считал его умницей. Неужели проклятый болван никогда не заткнется? Неужели он не понимает, что охранник нас слушает? Что он хочет накинуть мне на шею веревку? Я видел, как Мари на него смотрит: губы плотно сжаты, карие глаза горят от возмущения.— Они переусердствовали с секретностью,— закончил я.— Прислали не того эксперта.

— Что ж, эго полезно,— пробурчал Харгривс.

— Правда? Я ведь даже не слышал об этом вашем «Темном крестоносце». Может быть, просветите меня на его счет? Я принадлежу к тем типам, которые готовы учиться до самой смерти. Похоже, для меня это последний шанс впитать в себя новую информацию.

Он замялся, потом медленно произнес:

— Боюсь, что...

— Вы боитесь, что это государственная тайна,— нетерпеливо вмешался я.— Конечно, это секрет для всех, кроме обитателей этого острова. Во всяком случае— теперь это для них уже не секрет.

— Полагаю, что нет, — нерешительно сказал Харгривс. Задумался на минуту, потом улыбнулся: — Вы, конечно, помните пашу почившую печальной памяти ракету «Голубая вспышка»?

— Наша единственная и неповторимая попытка прорваться на уровень производителей межконтинентальных баллистических ракет? — я кивнул.— Разумеется, помню. Она умела делать все, что положено ракете. Кроме одного — летать. Всем от этого было очень неловко. Сколько эмоций выплеснулось, когда правительство закрыло проект. Сплошные разговоры о том, что мы продались американцам, полностью попадаем под зависимость от них в том, что касается ядерной обороны, что Британия теперь держава второго сорта, если вообще может называться державой. Помню, правительству от всех досталось.

— Да. А ведь они этого совсем не заслужили. Они отказались от проекта лишь потому, что один или два из лучших военных и научных умов Британии — а у нас их всего один или два — любезно указали, что «Голубая вспышка» в любом случае на сто процентов нс соответствует своему предназначению. Она базируется на американских моделях типа «Атлас»-МКБР2, которая взлетает спустя двадцать минут после первого сигнала тревоги. Американцев это вполне устраивает: с их системой противоракетной обороны, радарными станциями на военных базах, тепловыми детекторами, спутниками-шпионами, способными засечь след отработанных газов летящих баллистических ракет, у них есть полчаса в запасе на тот случай, если какой-нибудь маньяк ненароком нажмет не на ту кнопку. Нам же отпущено не больше четырех минут.— Харгривс снял очки, аккуратно протер их и близоруко моргнул.— Это значит, что даже если бы «Голубая вспышка» могла летать и обратный отсчет начинался бы с момента поступления первого сигнала тревоги, она все равно была бы уничтожена пятимегатонной русской баллистической ракетой за шестнадцать минут до предполагаемого старта.

— Я умею считать. Мне не обязательно все подробно разжевывать,— заметил я.

— Нам пришлось разжевывать это в министерстве обороны,— ответил Харгривс. Через три или четыре года до них, наконец, дошло. Обычная скорость сообразительности для военных. Достаточно посмотреть на адмиралов и их линкоры. Еще одним громадным недостатком «Голубой вспышки» было то, что она потребовала бы огромной пусковой установки. Все эти крепежные устройства, платформы, блокгаузы, громадные цистерны с гелием и жидким азотом для закачки в керосин и жидкий кислород под давлением, да и, наконец, внушительные размеры самой ракеты. Это означает — стационарные, фиксированные установки, а беря во внимание бесконечные полеты британских и американских самолета над советской территорией, а русских самолетов — над Америкой и Британией, а также — насколько мне известно — полеты британцев и американцев над территориями друг друга, расположение этих установок настолько хорошо известно, что практически на каждую установку в США нацелена русская ракета, и наоборот.

В тот момент была нужна ракета, которая сможет взлететь незамедлительно и при этом будет совершенно подвижной, перемещаемой. Подобное было невозможно с использованием любого из известных видов ракетного топлива. Керосин исключался. Керосин! И это в наши дни, в наш-то век! Хотя в смеси с жидким кислородом он до сих пор используется в большинстве американских ракет. Очевидно, что исключались двигатели на жидком водороде, над которыми сегодня работают американцы. Температура кипения 423° по Фаренгейту делает их в десять раз более сложными в обращении по сравнению со всеми остальными, известными на сегодняшний день ракетными двигателями. Да и размеры у них слишком большие.

— Идет работа над цезиевым и ионным топливом,— сказал я.

— Они еще долго будут работать. Этим занимается дюжина разных фирм, а вам известно, что у семи нянек дитя без глазу. Таким образом, создать мобильную ракету, способную стартовать мгновенно, было невозможно с любым из известных видов топлива, пока не появился Фейрфилд со своей гениальной и одновременно простой идеей твердого топлива, в двадцать раз более мощного, чем то, что используется в американских «Минитменах». Это так гениально просто,— заметил Харгривс,— что я не понимаю, как оно работает.

Я тоже не понимал этого. Но узнал от Фейрфилда достаточно, чтобы заставить его работать. Правда, здесь я этого делать не стану ни при каких условиях.

— Вы уверены, что оно действительно работает? — спросил я.

— Мы убедились в этом. На макете, во всяком случае. Доктор Фейрфилд поместил заряд в двадцать восемь фунтов весом на специально сконструированную миниатюрную модель ракеты и запустил ее с необитаемого острова у западных берегов Шотландии. Она взлетела в точности, как предсказал Фейрфилд. Сначала очень медленно, куда медленнее обычных ракет.— Харгривс улыбнулся своим воспоминаниям.— Затем начала ускоряться. Мы — сидя за радарной установкой— потеряли ее из виду приблизительно на высоте 60 000 футов. Она все еще продолжала ускоряться и летела со скоростью почти 16 000 миль в час. Пот ом были еще эксперименты, различные дозировки зарядов, пока он не получил того, что хотел. После этого он умножил вес модели ракеты, с учетом топлива, боеголовки и системы управления, на 400, и получился «Темный крестоносец».

— Возможно, что простое умножение на 400 не учитывает каких-нибудь дополнительных новых факторов.

— Именно эго мы и должны выяснить. Поэтому мы здесь.

— Американцы об этом знают?

— Нет.— Харгривс мечтательно улыбнулся.— Но мы надеемся, что когда-нибудь им это станет известно. Мы надеемся через год-другой начать им поставки. Вот почему ракета разрабатывалась с большим запасом по сравнению с нашими потребностями: она рассчитана на перенос двухтонной водородной бомбы на шесть тысяч миль за пятнадцать минут, при максимальной скорости в 20000 миль в час. Вес — шестнадцать тонн, по сравнению с 200 тоннами их собственных МКБР... Восемнадцать футов в высоту по сравнению с сотней у них. Может располагаться и быть запущена с любого торгового или грузового судна, подлодки, поезда или тяжелого грузовика. Помимо этого — мгновенная готовность к запуску.— Он снова улыбнулся, на этот раз мечтательность разбавилась благодушием.— Янки будут без ума от «Темного крестоносца».

Я посмотрел на него.

— Надеюсь, вы всерьез не верите в то, что Хьюелл и Уизерспун работают на американцев?

— Работают на...— очки у него сползли с носа, и он уставился па меня поверх стекол, широко раскрыв свои близорукие глаза.— На что вы намекаете, черт возьми?

— Я намекаю на то, что если они не работают на американцев, то тем даже не удастся взглянуть на «Темный крестоносец», не то что быть от него без ума.

Он посмотрел в мою сторону, кивнул, отвернулся и ничего не ответил. Нехорошо с моей стороны было так охлаждать его научный пыл.

На небе занималась заря. Даже при электрическом свете лампочек на стенах выделялись светло-серые прямоугольники окон. Рука моя горела, словно доберман до сих пор не разжимал челюстей. Я вспомнил про недопитый стакан с виски на столе, потянулся, приподнял его и сказал: «Ваше здоровье!» Никто мне не пожелал здоровья в ответ, но я не обратил внимания на подобную невоспитанность и все равно осушил стакан. Заметно лучше мне от него не стало. Фарли, эксперт по инфракрасным системам слежения, постепенно восстановил свой цвет лица, вновь обрел мужество и, дрожа от негодования, разразился длинным и горьким монологом, где основной темой проскальзывали два слова «проклятые» и «возмутительно». Он ничего не сказал, правда, по поводу обращения к своему полномочному представителю. Остальные вообще промолчали. Никто не смотрел на убитого, лежащего на полу. Я хотел, чтобы кто-нибудь налил мне еще виски. Вот бы знать, где Андерсон раздобыл бутылку. Неправильно было думать сперва о бутылке, а только потом об убитом человеке, который дал мне выпить. Но этим утром все было не так. Кроме того, что прошло, то прошло, а что будет — если вообще будет — того не миновать.