Кинув осторожный взгляд на синьора Чьярди, который слушал с таким вниманием, будто ничего этого не знал, Луиджи спросил:

– А в ту ночь, когда мы познакомились, вы тоже встречались с Колеманом?

Рей покачал головой, чуть нахмурившись, – он надеялся, что Луиджи поймет его нежелание говорить на эту тему.

– Я тогда был с друзьями, – сказал Рей и отпил вина из своего стакана.

– Друзья! – сказал Луиджи с улыбкой.

Он неожиданно согнулся в пояснице, как делал тысячу раз на дню, когда греб в своей гондоле, и ухватил зеленую пачку сигарет «Национале» с поцарапанной столешницы. Он вытянул сигарету; по сравнению с ней его пальцы казались громадными. Коренастый Луиджи с грубым угловатым лицом напоминал кряжистый пень. Но его глаза тепло посверкивали, и Рей помнил, что Луиджи спас ему жизнь. Рей просил никому не рассказывать о происшествии в лагуне и даже заплатил ему отчасти и за это. Он дал Луиджи пятнадцать тысяч лир из тех денег, которые тот принес ему на обмененные дорожные чеки. Но Рей понимал, что Луиджи не сможет долго хранить его историю в тайне, может быть, даже раскроет ее сегодня, выпив еще два стаканчика, поскольку теперь молчание, с его точки зрения, потеряло смысл.

– Что вы скрываете, дорогой Рейбурн? – спросил Луиджи Лотто сквозь облачко дыма.

– Мне нужно было побыть одному. Забыть, кто я. И мне это удалось… почти.

– Вы опасались Колемана?

Рей понял: Луиджи убежден, что это Коулман столкнул его с катера в воду. Но в самом деле, почему Луиджи должен думать по-другому?

– Я его опасался, – ответил Рей.

Синьор Чьярди, снова облаченный в свой удобный свитер, не сводил глаз с Рея.

Луиджи смотрел озадаченным взглядом, но из вежливости и уважения к тайнам Рея удерживался от лишних слов.

– Жизнь – это суматоха, верно, Паоло?

Синьор Чьярди проигнорировал вопрос, который, вероятно, слышал от Луиджи уже много раз. Он поднял палец, глядя на Рея:

– Что нужно полиции?

Он нахмурился, выражая готовность сопротивляться властям с твердостью крепостной стены.

– Они просто хотели знать, вернулся ли я сюда, – ответил Рей.

Луиджи с удовольствием пил «вальполичелло».

– Dica[68], Рейбурн, а вы не слишком… – опять слово, неизвестное Рею, – синьора Колемана, а?

– Я точно не убил его, – с улыбкой ответил Рей. Потом он посмотрел на синьора Чьярди и увидел по его поднятым бровям, прикушенной нижней губе, что тот сомневается, хотя в нем не было никакой враждебности по отношению к нему, Рею. – Но полиция, конечно, может так думать, пока он не найден. Завтра я поеду в Кьоджу – буду искать его там, – добавил Рей.

– В Кьоджу? – переспросил Луиджи.

Рей объяснил, почему собирается туда: Коулман однажды был там на рыбалке.

– А кто та синьора, что дружит с Колеманом? – спросил Луиджи.

Он вытащил из своей черной блузы сложенную газету и нашел заметку.

– Инес, – ответил Рей. – Инес Шнайдер.

– Вы ее знаете?

– Немного.

Рею хотелось сменить тему. Он чувствовал, что им никогда полностью не понять его, что они с их темпераментом поступали бы совсем по-другому. Отделываясь краткими ответами, Рей вселяет в них уверенность: он что-то скрывает. Конечно, он скрывал. Происшествие в лагуне, рассуждал Рей сам с собой. Луиджи разглядывал его, слегка улыбаясь, и Рей старался не встречаться с ним взглядом. Если Луиджи скажет, а синьор Чьярди услышит, то это может немедленно дойти до полиции. Полиция, вполне вероятно, нанесет визит мистеру Чьярди, а возможно, за этим они и приходили сегодня.

– Синьор Чьярди, я надеюсь, полиция не особо беспокоила вас нынче. С этим посланием для меня. Они вам не задавали никаких вопросов?

– Нет-нет. Приходил всего один полицейский. Он спросил меня, верно ли, что я синьор Чьярди, и проживаете ли вы сейчас у меня. – Синьор Чьярди пожал плечами и улыбнулся. – Пейте, синьор Гаррет! Садитесь!

Рей неловко сел на стул с прямой спинкой. Он думал, что если уж Коулман признался Инес в убийстве, то, вероятно, рассказал ей о происшествии в лагуне в точности, как оно было. Конечно, Инес никогда не донесет полиции. Рей вдруг предположил, что Коулман говорил об этом Инес после того, как увидел его, Рея, в дверях бара «У Гарри». Коулман словно хвастался тем, чего не совершал. В этом был какой-то юмор в духе Коулмана. Рей слабо улыбнулся.

– Так уже лучше! Он улыбается, – сказал Луиджи, глядя на него. – Dica, Рейбурн… почему вы защищаете синьора Колемана? – Луиджи смотрел на него с пронзительным любопытством, чуть наклонив голову. – Вы говорите, что завтра отправитесь в Кьоджу, чтобы попытаться его найти. Вы должны его отыскать и убить! – закончил он со смехом.

– Нет-нет-нет. Слишком опасно. Ты думаешь у нас тут Сицилия? – сказал синьор Чьярди, и разговор стал казаться Рею еще забавнее, потому что синьор Чьярди воспринял слова Луиджи всерьез.

– Вы правы, Луиджи. И почему я его защищаю? Луиджи, вы говорили с синьором Чьярди о той ночи, когда спасли меня в лагуне?

– Нет, синьор! Вы просили меня сохранить случившееся в тайне! – Луиджи от избытка чувств ударил себя в грудь. – Хотите, чтобы я ему рассказал?

– Мне все равно, – ответил Рей. – Я просто не хочу, чтобы об этом знала полиция. Я благодарен вам за то, что вы до сего дня молчали.

Луиджи не услышал его слов благодарности – он готовился к великолепному драматическому представлению. Он пересказал историю на быстрейшем итальянском, сопровождая рассказ жестами. Говорил он на своем диалекте, абсолютно понятном синьору Чьярди. Рей же разбирал лишь четверть из сказанного Луиджи.

Синьор Чьярди кивал, смеялся, хмурился, волновался, хохотал и недоуменно покачивал головой, по мере того как повествование близилось к концу.

– А три или четыре дня спустя… – продолжил Луиджи рассказ о ночном визите Рея к нему в дом на Джудекке. – Это было как чудо! Увидеть его снова на пороге моего дома! Ту ночь он провел у нас… Ребенок моей дочери… Мы отправили гонца к тебе, дорогой Паоло…

Луиджи тараторил еще две-три минуты рассказа.

Челюсть синьора Чьярди отвисла от удивления.

– И теперь этого человека, – взвинченный Луиджи простер руку, показывая на Рея, – преследует все тот же Колеман… Вы были с ним один на один в ту ночь в лагуне? – спросил он у Рея.

– Да. На катере, – сказал Рей.

– Ну ты видишь? И теперь этот человек, – еще один драматический жест, – защищает того, кто дважды пытался его убить! Почему? Потому что он ваш тесть? – спросил Луиджи.

А Рей вспомнил еще и о пистолетном выстреле в Риме, но он не имел намерений дополнять рассказ Луиджи новыми деталями.

– Нет-нет. Он ведет себя так, потому что его дочь покончила с собой. Он словно не в себе, – сказал Рей, чувствуя тщету таких объяснений и в то же время свою обязанность наилучшим образом объяснить случившееся Луиджи и синьору Чьярди. – Я и сам горевал, потеряв жену. Может быть, слишком горевал, чтобы чувствовать ненависть по отношению к Коулману. Да, наверное, так оно и было. – Говоря это, он разглядывал видавшую виды столешницу, а теперь поднял глаза. Объясняться на итальянском было легко, простые слова не несли эмоционального заряда или фальши, они лишь отражали правду. Но его слушатели не вполне понимали аргументацию Рея. – В любом случае все выяснилось, все известно… – Итальянский вдруг перестал даваться ему. – Извините. Я неясно выражаюсь.

– Нет-нет-нет, – заверил его синьор Чьярди, слегка похлопав по столу рядом с локтем Рея. – Я вас понимаю.

– Завтра я помогу вам найти синьора Колемана, – сказал Луиджи.

Рей улыбнулся:

– Спасибо, Луиджи, но у вас много своих дел.

Луиджи подался к нему и протянул свою квадратную правую ладонь, хотя и не для пожатия:

– Разве мы не друзья? Если нужно, я вам помогаю. Когда вы собираетесь туда завтра?

Рей понял, что от Луиджи ему не отделаться. И может быть, не столько из-за преданности Луиджи, сколько из-за его интереса к делу.

– В девять? В десять?

– В девять. Приходите ко мне. Это по дороге. Я знаю, у кого взять лодку.

– Какую лодку? – спросил Рей.

– Не имеет значения. Просто знаю, и всё. Лодку даст друг. – Луиджи улыбнулся Паоло. – Мы, венецианцы, помогаем друг другу, верно, Паоло? Ты не хочешь с нами?

– Я слишком толст. Двигаюсь медленно, – сказал Паоло.

– У вас есть фотография Колемана? Нет, – сказал Луиджи Рею, заранее предвидя отрицательный ответ.

– Я могу достать его фотографию. Ее напечатали в газете два дня назад. А еще я могу описать его вам. Пятьдесят два года, чуть выше вас и крупнее, почти лысый…

20

В пятницу двадцать шестого ноября Коулман проснулся в прогнувшейся кровати, чувствуя себя совсем разбитым. Кровать была еще хуже, чем у Марио и Филомены, а матрац, казалось, был набит соломой, которая давным-давно утрамбовалась и потеряла всякую упругость. Его разбитая нижняя губа распухла, видимо, изнутри образовался нарыв, но Коулман надеялся обойтись без вскрытия. Он оттянул губу и посмотрел на нее в зеркало. Увидел ярко-красную ранку, но без каких-либо признаков инфекции.

Часы показывали двадцать минут десятого. Коулман решил, что хозяева давно уже встали. Он оделся, собираясь выйти за газетой и капучино, и уже направлялся к двери, когда столкнулся с синьорой Ди Рьенцо, которая несла ему поднос с завтраком. Кроме кофе и молока, он увидел ломтики хлеба, но без джема или масла. Ему, конечно, пришлось остаться и позавтракать. За круглым обеденным столом с наброшенным на него кружевным квадратиком, являвшим собой пример общей неустроенности, царившей повсюду в доме Ди Рьенцо. В его комнате было холодно, но никто не предложил ему никаких обогревательных приборов; наверное, они исходили из предположения, что люди в спальнях только спят, а во сне укрываются одеялом. В гостиной тоже стоял холод, хотя тут имелся портативный электрокамин, но Коулман не посмел включить его самостоятельно. Вчера вечером, когда ему понадобилось в ванную (там же находился и туалет), она оказалась занята – там кто-то мылся. В доме была толстая горничная лет шестнадцати на вид, и Коулман решил, что она, вероятно, работает у Ди Рьенцо бесплатно или же те используют ее из милости, поскольку она умственно отсталая. Когда Коулман говорил ей что-нибудь, она только хихикала в ответ.