Девушка покачала головой, выражая сомнение.

— Мне довелось увидеть только зло в этом доме, ничего, кроме жестокости, боли и страданий. Когда дядя поселился в таверне «Ямайка», он, должно быть, убил все доброе, что здесь жило. Даже тень его несла нечто зловещее.

Они перешли на шепот и невольно с опаской поглядывали на высокие трубы гостиницы, выделявшиеся в лунном свете, прямые и серые, как могильные плиты на фоне неба. Оба думали об одном, но не решались произнести вслух: слуга — из чувства такта, Мэри — из страха. Первой заговорила она, голос не слушался, срывался и стал совсем хриплым:

— Что-то случилось с тетей тоже: чувствую, она мертва. Поэтому я боялась подняться наверх. Возможно, она лежит там у лестницы, в темноте. Тот, кто убил дядю, убил и ее.

Конюх откашлялся.

— Она могла выскочить из дома, чтобы позвать на помощь, побежала, наверное, через болота.

— Нет, — прошептала Мэри, — она никогда бы этого не сделала. Если бы она была жива, то находилась бы рядом с ним там, в холле. Тетя мертва, я знаю. Если бы я не ушла из дома, этого бы не случилось.

Ричардс молчал, он ничем не мог помочь спутнице, не знал, как утешить. Таверна и ее обитатели, в сущности, его не очень волновали — совсем чужие для него люди. Но ответственность за события этого вечера была возложена на него, а сквайра все не было. Можно сориентироваться, если идет драка, стрельба, но коль в доме действительно произошло убийство, что он должен делать? Теперь они сами напоминали беглецов. В этом случае уж лучше отъехать подальше от этого проклятого места, ближе к людям, живым голосам.

— Я приехал сюда по распоряжению госпожи, — начал он смущенно, — но она обещала, что сквайр будет здесь. А так как его нет…

Мэри подняла палец, призывая его замолчать и прислушаться.

— Слышите? — сказала она резко. — Вы слышите что-нибудь?

Они прислушались. С северной стороны донесся слабый звук подков, он приближался со стороны долины, из-за дальнего холма, был еле различим, но ошибки быть не могло.

Вскоре первый всадник появился на дороге, за ним еще и еще. Они, вытянувшись в цепочку, скакали галопом. Лошадь мистера Бассата навострила уши, повернула голову в направлении движения всадников. Цокот приближался, Ричардс побежал навстречу отряду, издавая радостные крики и размахивая руками.

Ехавший впереди всадник, увидев Ричардса, остановился в удивлении.

— Что ты здесь делаешь, черт побери, — закричал он, ибо это был сквайр собственной персоной. Он поднял руку, приказывая другим остановиться.

— Джоза Мерлина убили, он мертв, — кричал грум. — Я привез его племянницу, меня послала миссис Бассат. Девушка сама расскажет, что произошло.

Он придержал лошадь, помогая хозяину спешиться, отвечая, как мог, на его нетерпеливые вопросы. Люди собрались вокруг них, в нетерпении ожидая новостей… Одни еще сидели верхом, другие соскочили с коней и старались согреться, притопывая ногами и похлопывая в ладони.

— Если хозяина «Ямайки» убили, как ты утверждаешь, то, Богом клянусь, так ему и надо, — произнес мистер Бассат, — но я предпочел бы сам надеть ему наручники. С мертвым какие могут быть счеты? Идите все во двор, я попробую поговорить с девушкой, если она в состоянии объяснить разумно что-либо.

Ричардс, избавленный от необходимости отвечать за последствия, чувствовал себя героем: принимая всеобщий интерес как должное, он постарался представить дело так, что не только раскрыл убийство, но и имел схватку с убийцей, пока обстоятельства не заставили его признать с большой неохотой, что его роль в событии была невелика. Сквайр, не отличавшийся особой сообразительностью, не понимал, что Мэри делает в его карете и решил, что Ричардс взял ее в плен как заложницу.

С изумлением он выслушал рассказ девушки, как она шла к нему вечером многие мили, как, не застав его дома в Северном Холме, пустилась в обратный путь, еще более рискованный.

— Это не укладывается у меня в голове, — сказал он ворчливо. — Я считал, что вы заодно с дядюшкой, вместе нарушаете закон. Почему вы солгали во время моего визита в таверну «Ямайка» в прошлый раз? Вы сказали, что ничего не знаете.

— Я вынуждена была солгать из-за тети. Тогда я всего не знала. Сейчас я могу дать показания в суде, если необходимо. Если бы я захотела сейчас рассказать вам все подробности, вы бы не поняли.

— Да у меня и времени нет слушать, — ответил сквайр. — Вы совершили смелый поступок, проделав долгий путь, чтобы предупредить меня, это вам зачтется. Но если бы вы были более откровенны раньше, ужасных событий в канун Рождества можно было бы избежать. Однако в этом мы разберемся позднее. Мой грум сказал, что ваш дядя убит, но больше вам ничего не известно. Если бы вы были мужчиной, я бы взял вас с собой в таверну, но вам это не грозит. Вы и так перенесли достаточно.

Он громко позвал слугу:

— Завези карету во двор и побудь с молодой леди, пока мы осмотрим гостиницу.

Затем обратился к Мэри:

— Должен попросить вас подождать во дворе, если смелость позволяет. Вы единственный человек среди нас, кто хоть что-то знает о деле, и последняя, кто видел дядю в живых.

Мэри кивнула. Теперь она была не больше, чем пассивный инструмент в руках закона, и обязана повиноваться. Хорошо, что ее не заставляют снова пережить ужас, который она испытала в таверне. Во дворе было легче, он пришел в движение: сновали люди, привязывали лошадей, раздавались голоса, распоряжался сквайр.

Вскоре ожил и дом. Распахнули окна в баре и гостиной, несколько человек поднялись на второй этаж и обследовали гостевые комнаты, в них тоже открыли окна, в здание ворвался свежий воздух. Только массивная входная дверь оставалась запертой, за ней лежало распростертое тело хозяина.

Кого-то звали в доме, ответил голос сквайра, раздался гул собравшихся внизу. Разговоры были хорошо слышны во дворе. Ричардс взглянул на Мэри и понял, что она все знает.

Солдат, который присматривал за лошадьми во дворе и не пошел в дом, крикнул груму:

— Слышал, что они сказали? — в голосе звучало возбуждение. — Там еще один труп, на втором этаже, в спальне.

Ричардс не ответил. Мэри плотнее завернулась в плащ и надвинула капюшон. Ждали молча.

Вскоре из дома вышел сквайр и направился к карете.

— К сожалению, у меня для вас дурные вести. Возможно, вы догадывались…

— Да, — сказала Мэри.

— Думаю, ваша тетя умерла без мучений. Похоже, сразу. Она лежала в спальне в конце коридора. Ее убили ножом, как дядю. Она, наверное, ничего не подозревала. Даю вам слово, мне тяжело об этом говорить, жаль, что приходится выполнять такую роль.

Он стоял рядом с повозкой, подавленный, неловко переминаясь с ноги на ногу, все повторяя, что тетя Пейшенс не мучилась, что она не знала об убийце. Затем, поняв, что лучше оставить девушку, ибо помочь он не может, а ей лучше побыть одной, сквайр направился обратно в таверну.

Мэри сидела неподвижно, кутаясь в плащ, молясь по-своему, чтобы тетушка Пейшенс простила ее, чтобы на погибшую снизошла Божья благодать и успокоила страдавшую душу. Она молила Бога, чтобы тетя Пейшенс поняла правильно поступок ее, Мэри, более всего хотела, чтобы души тети и матери встретились и не были одиноки. Только надежда, что тетя Пейшенс найдет успокоение в ином мире, давала небольшое утешение, но мысль, что, если бы она не ушла из дома, тетя Пейшенс была бы жива, неотступно преследовала девушку.

Снова из дома донеслись возбужденные голоса, крики, топот бегущих ног. Несколько человек кричали в унисон. Ричардс не выдержал и побежал к окну — узнать, в чем дело. Послышались звуки разбиваемой двери, полетели засовы на потайной комнате в конце коридора, в которую, очевидно, до последнего момента никто не заходил. Кто-то осветил комнату. Мэри было видно, как огонь полыхает на сквозняке.

Затем свечи унесли, голоса затихли. Раздались шаги, человек шесть или семь вышли во двор через заднюю дверь. Впереди шел сквайр. Они волокли что-то, что визжало и извивалось, пыталось вырваться и издавало хриплые ругательства.

— Его поймали! Это убийца! — кричал Ричардс Мэри; она откинула капюшон, закрывавший ей глаза, и смотрела из кареты на людей внизу. Узник тоже уставился на нее, жмурясь от направленного ему в глаза света, весь в паутине, черный и грязный. Это был Харри-жестянщик.

— Кто это? Вы знакомы с ним? — сквайр подтащил пленника поближе, чтобы Мэри могла рассмотреть. — Что вы можете сказать об этом человеке? Мы нашли его в дальней комнате, на мешках. Он утверждает, что ничего не знает о случившемся.

— Это один из их компании, — сказала Мэри медленно, — пришел накануне, у них с дядей вышла ссора. Мой дядя оказался сильнее, запер его в той комнате. Он лжет, что не знает об убийстве. Это мог сделать только он.

— Но дверь была закрыта; нам потребовалось три человека, чтобы справиться с засовом. Это человек все время находился в запертой комнате, — говорил мистер Бассат. — Посмотрите на его одежду, на его глаза, он все еще не может привыкнуть к свету. Нет, это не он убил.

Жестянщик переводил украдкой взгляд с одного охранника на другого; его злобные подлые глазки бегали по сторонам. Мэри поняла, что сквайр прав: Харри-жестянщик не мог совершить этого убийства. Он пролежал взаперти более двадцати четырех часов. А в это время кто-то другой пришел в таверну и, сделав свою работу, так же незаметно удалился под покровом темноты.

— Кто бы ни был убийца, он не знал о запертом в кладовой человеке, — продолжал сквайр. — А жестянщик ничего не видел и как свидетель нам бесполезен. Но мы посадим его в тюрьму и потом повесим, если он этого заслуживает, за что я могу ручаться. Перед этим он даст показания Королевскому прокурору и сообщит имена сообщников. Один из них убил хозяина таверны из мести, в этом нет никаких сомнений. Мы пустим всех ищеек по следу, и он не уйдет. Уведите этого, — он кивнул на Харри, — в конюшню и держите крепко. Остальные вернутся со мной в гостиницу.