— Хотелось размяться. Сижу дома взаперти целыми днями.

— Вот что, Мэри Йеллан, когда тебе в следующий раз захочется размяться, иди в этом направлении, ко мне. Если ты пройдешь через этот разлом в скалах — ты в безопасности. Здесь хорошие места. Старайся, чтобы болото оставалось по левую сторону. Хочешь поехать со мной в Лонсестон в канун Рождества?

— Что вы будете делать в Лонсестоне? Что, Джем Мерлин?

— Ничего особенного. Просто загоню лошадку мистера Бассата, чтобы избавить его от хлопот, дорогая. Тебе лучше в этот день быть подальше от таверны, если я что-нибудь смыслю в характере своего братца. Он к тому времени очухается после запоя и начнет искать повод для скандала. Если ты их уже приучила к своим отлучкам на болота, они не заметят твоего отсутствия. Я привезу тебя домой к полночи. Не отказывайся, Мэри, поедем со мной, — упрашивал он, что было на него совсем непохоже.

— А если вас поймают в Лонсестоне с чужой лошадью? Хорошо же вы будете выглядеть, и я вместе с вами. Нас двоих посадят в тюрьму.

— Никто меня не поймает, не в этот раз, по крайней мере. Можешь рискнуть, Мэри, разве ты не любишь приключений? Дрожишь за свою шкуру? Это в Хелфорте тебя воспитали такой трусливой?

Она клюнула на этот крючок.

— Ладно, Джем Мерлин, можете не думать, что я испугалась. Я даже предпочла бы тюрьму таверне «Ямайка». Как мы будем добираться до Лонсестона?

— Я повезу тебя в двуколке, а жеребец сквайра Бассата побежит сзади. Ты доберешься сама до Северного Холма?

— Наверное, нет, я не знаю дороги.

— Тебя твой нюх приведет. Пройдешь с милю по дороге, затем — на верх холма, пройдешь через просвет между зарослями кустарника, держаться надо правой стороны. Впереди увидишь Кари Тор, справа — Хокс Тор, а ты пойдешь прямо. Я выеду навстречу. Нам придется ехать по болотам, сколько будет возможно. На дороге будет людно в канун Рождества.

— Во сколько же мне следует выйти? — спросила Мэри.

— Подожди, пока основная масса народа проедет. Нам лучше быть на месте к двум, когда соберется много людей. Можешь выйти в одиннадцать, если хочешь, — сказал Джем.

— Я не могу ничего обещать. Если я не приду, вы поедете один. Не забывайте, что я могу понадобиться тете Пейшенс.

— Так я и знал. У тебя уже появились отговорки.

— Вот и ручей. Теперь я сама доберусь. Мне нужно идти прямо через этот выступ, если я не ошибаюсь.

— Передай хозяину привет и скажи, что я ожидаю более радушный прием в следующий раз. Очень надеюсь, что он за это время подобреет и станет чуть повежливее. Спроси, хочет ли он, чтобы я принес ему ветки омелы — украсить крыльцо к Рождеству. Осторожно, не заходи в воду. Давай я перенесу тебя через ручей, иначе ты промочишь ноги.

— Даже если я вымокну до пояса, мне ничего не будет, я закаленная. До свидания, Джем Мерлин.

Мэри храбро вошла в ручей, держась рукой за камни, она стала перебираться на другую сторону, подняв подол юбки. До нее донесся смех Джема, наблюдавшего за ней с берега. Не обернувшись и не помахав рукой, девушка пошла вперед. Она думала, что Джем напрасно о себе много воображает, ничего в нем особенного нет. Парни в Хелфорде, в Гвике, в Манаккане дадут ему сто очков вперед. В Хелфорде есть кузнец, он его одним мизинцем уложит. Подумаешь: вор, контрабандист, подлец и, возможно, убийца. Ну и люди у них на болотах! Но она докажет, что не боится его — прокатится с ним в коляске у всех на виду в канун Рождества.

* * *

Уже темнело, когда Мэри пришла домой. Таверна казалась черной и необитаемой, как обычно Двери и окна были на засовах. Идя с задней части дома, она постучала в дверь кухни. Тетя Пейшенс тотчас впустила ее, расстроенная и бледная.

— Твой дядя тебя целый день спрашивал. Где ты была? Уже почти пять часов, тебя нет с самого утра.

— Я гуляла на болотах — думала, что буду не нужна. Зачем я понадобилась дяде Джозу?

Она почувствовала, как на нее накатывается волна страха, и с опаской посмотрела на постель — пусто.

— Где он? — спросила Мэри. — Ему лучше?

— Он захотел посидеть в гостиной, говорит, что ему надоело в кухне. Сидел там у окна весь день, ожидал тебя. Поговори с ним помягче, Мэри, не перечь ему. Когда он начинает отходить после запоя, его нельзя злить. Он может делать наперекор, может даже впасть в ярость. Ты ведь будешь осторожна с ним, Мэри, правда? — залпом проговорила тетушка.

Тетя Пейшенс снова стала такой, какой была до запоя мужа — на нее горько было смотреть: руки дрожали, губы кривились в тике, она боязливо озиралась при разговоре.

— Что он хочет от меня? — допытывалась Мэри. — Он со мной никогда не ведет бесед. Что ему нужно?

Тетя Пейшенс замигала, не зная, что ответить.

— Это его очередная прихоть, — сказала она. — Бормочет что-то сам с собой. В такие минуты не следует придавать значения тому, что он говорит. Он не совсем в себе. Я пойду, скажу ему, что ты пришла.

Она засеменила по коридору к гостиной. Мэри налила себе воды из кувшина — страшно хотелось пить, в горле пересохло и от дороги, и от волнения перед предстоящей беседой с дядей. Стакан дрожал в руке. Она мысленно выругала себя. Только что на болотах ей было все нипочем, но стоило переступить порог таверны — мужество покинуло ее. Дрожит, как младенец. Тетя Пейшенс вернулась на кухню.

— Сейчас он спокоен, задремал в кресле, может так проспать весь вечер. Давай поужинаем пораньше и можем спать. Я тебе оставила кусок пирога.

Мэри не хотелось есть, но она заставила себя проглотить что-то. Выпила две чашки горячего чая. Обе молчали. Без единого слова убрали со стола. Девушка подбросила торфа в огонь и присела у плиты на корточках. Кухня быстро наполнилась едким дымом, щипало глаза. Торф хорошо горел, но тепла Мэри не ощущала.

Часы в холле пробили шесть раз неожиданно громко. Мэри считала удары, затаив дыхание. Казалось, удары нарочно заглушают тишину и длятся вечность. Потом до кухни снова донеслось мерное тикание. В гостиной было тихо, девушка прислушалась — никаких звуков; она облегченно вздохнула. Тетя Пейшенс занималась рукоделием, низко склонившись над столом.

Вечер тянулся долго, но вот и он уже близился к концу, степенно и точно, как всегда, переходя в ночь. А хозяина все не слышно. Мэри клевала носом, страшно хотелось спать, глаза слипались. В полусне она слышала, как поднялась со своего стула тетя Пейшенс, убрала шитье в буфет и сказала:

— Я иду спать. Твой дядя теперь долго не проснется, он, должно быть, устроился там на ночь. Не стану тревожить его.

Мэри что-то пробормотала в ответ, до нее смутно донеслись легкие шаги тети по лестнице и скрип половиц. Дверь на втором этаже мягко закрылась. Стало совсем тихо, сон сковал ее тело, звук часов казался шагами по пыльной дороге: раз… два… раз… два… размеренно, все вперед, все вперед и вперед. Она вдруг очутилась на болоте возле ручья, но тяжелая ноша мешала ей идти. Если бы можно было сбросить ее и прилечь отдохнуть… Почему-то стало холодно… Ботинки совсем промокли. Надо пройти дальше от дороги на более высокое место… Огонь совсем потух… нет огня… Мэри открыла глаза — она лежала на полу возле печи, у плиты, рядом с кучей золы. В кухне было холодно, свеча догорала, комната погружалась в темноту. Она зевнула, вытянула вперед закоченевшую руку. Внезапно ее взгляд привлекла дверь, она открывалась медленно и рывками, по дюйму за один раз.

Мэри села и замерла, руками опираясь в пол, чтобы не двигаться. Она ждала. Дверь открылась еще на дюйм, затем распахнулась, ударившись о стену. На пороге стоял Джоз Мерлин, нетвердо держась на ногах, протянув руки перед собой.

Сначала девушка думала, что он не видит ее, глаза Джоза уставились в стену, он не двигался и не входил в кухню. Она пригнулась, чтобы спрятаться за стол в надежде, что ее не заметят. Однако он повернулся и пошел к ней, не произнося ни слова. Вдруг она услышала его хриплый шепот.

— Кто там? Что ты здесь делаешь? Почему не отвечаешь?

Восковая маска вместо лица, налитые кровью глаза уставились на нее, не узнавая. Мэри не двигалась.

— Брось нож сейчас же, я приказываю, — хрипел он.

Мэри ухватилась за ножку стула и ждала не дыша.

Шаря руками в воздухе, он медленно подбирался к ней; вот он уже рядом.

— Дядя Джоз, — тихо позвала Мэри. — Дядя Джоз…

Он нагнулся, разглядывая ее скрючившуюся на полу фигуру, провел рукой по ее волосам, коснулся губ.

— Мэри, — сказал он. — Это ты, Мэри? Почему ты не отвечала мне? Куда они делись? Ты их видела?

— Вы ошибаетесь, дядя Джоз, здесь никого нет, кроме меня. Тетя Пейшенс наверху. Вам плохо? Я могу помочь?

Он осмотрел все углы.

— Я не боюсь их, — шептал Джоз. — Мертвые не могут повредить живым. Они растаяли, как свеча… Ведь так, Мэри?..

Она кивнула, заглядывая ему в глаза. Дядя тяжело опустился на стул, положив на стол вытянутые руки. С трудом вздохнул воздух, провел языком по запекшимся губам.

— Это мне кажется, только кажется. В темноте меня преследуют их лица, я просыпаюсь в холодном поту. Во рту пересохло. Вот ключи, Мэри, сходи в бар и принеси мне бренди.

Он протянул связку. Дрожащими руками Мэри взяла их и выскользнула из кухни. В коридоре она остановилась в нерешительности. Может, ей лучше удалиться к себе, пусть побудет один в кухне. Девушка направилась к лестнице. Вдруг услышала его окрик.

— Куда ты идешь? Я тебе сказал: принеси бренди из бара.

Было слышно, как он встал, опрокинув стул. Она бросилась в бар, нашла в темноте бутылку и вернулась в кухню. Дядя сидел за столом, голова свалилась на руки, словно у спящего. При звуке шагов он очнулся, протянул руку за бутылкой, наполнил стакан и начал пить, не спуская с нее глаз.

— Ты хорошая девочка, — сказал он. — Ты мне нравишься, Мэри. Голова у тебя хорошо соображает, и смелость есть. Из тебя выйдет надежный компаньон в любом мужском деле. Тебе следовало родиться парнем.