Нервный, болезненный, порочный мальчишка! Другими словами, мальчишка с богатым воображением!

Он не дотронулся до тела! Не подошел к нему! Не осветил его во второй раз! Оба удрали, не открыв выдвижного ящика кассы…

Вот почему я посоветовал вам выяснить, зачем Графопулос вернулся в «Веселую мельницу» после того, как сделал вид, что уходит.

Мы имеем дело не с убийством из ревности, не с убийством с целью ограбления, не с обычным воровством. Это преступление относится к таким, которых полиции большею частью не удается раскрыть, потому что его совершили люди умные и слишком хорошо организованные!

И вот почему я просил вас арестовать меня. Все время путать карты! Заставить виновных поверить, что они ничем не рискуют, что следствие пошло по неверному пути!

И таким образом вызвать неосторожность с их стороны…

Месье Дельвинь не знал, что и подумать. Он все еще неприязненно смотрел на Мегрэ, и лицо у него было такое растерянное, что тот расхохотался и произнес с грубоватой сердечностью:

— Ну, бросьте! Не злитесь на меня!.. Я сплутовал, признаюсь! Я не сразу сказал вам все, что знаю!.. Или, вернее, умолчал только об одном: об истории с плетеным сундуком… Зато есть одна деталь, о которой вы знаете, а я нет…

— Какая?

— Быть может, сейчас она самая ценная. И я даже рассказал вам все предшествующее только для того, чтобы узнать о ней. Сундук был найден в зоологическом саду. У Графопулоса была при себе только визитная карточка без адреса. И все же уже после полудня вы были в «Веселой мельнице» и знали, что Шабо и Дельфос прятались на лестнице. От кого вы это узнали?..

Месье Дельвинь улыбнулся. Пришла его очередь торжествовать.

Вместо того чтобы ответить сразу, Дельвинь медленно зажег трубку, придавил золу указательным пальцем.

— Разумеется, у меня есть свои осведомители, — начал он и опять помедлил, даже счел необходимым перебрать какие-то бумаги. — Я полагаю, вы в Париже таким же образом организуете эти дела. В принципе, все хозяева кабаре служат мне осведомителями. За это мы закрываем глаза на некоторые мелкие несоблюдения правил…

— Так, значит, Женаро?..

— Он самый!

— Женаро сказал вам, что Графопулос провел вечер в его заведении?

— Так точно!

— Это он обнаружил пепел от сигарет на лестнице, ведущей в подвал?

— На эту деталь обратил его внимание Виктор, и Женаро просил меня прийти и самому осмотреть следы…

Мегрэ все больше хмурился по мере того, как к его коллеге возвращался оптимизм.

— Это недолго тянулось, признайтесь! — продолжал месье Дельвинь. — Шабо был арестован. И если бы не вмешался месье Дельфос, оба мальчишки были бы еще в тюрьме. Если они и не убили, что еще не доказано, они все-таки пытались ограбить заведение…

Наблюдая за своим собеседником, месье Дельвинь плохо скрыл ироническую улыбку.

— Это, кажется, вас смущает…

— То есть от этого дело не становится проще!

— От чего дело не становится проще?

— От того, что Женаро явился к вам со своей информацией.

— Признайтесь, что вы считаете его убийцей…

— Не более, чем кого-то из остальных. И, кроме того, его поведение ничего не доказывает. Пожалуй, только подтверждает, что он очень силен.

— Вы хотите остаться в тюрьме?

Мегрэ играл со своей коробкой спичек. Он не торопился отвечать. И когда заговорил, он, казалось, обращался к себе самому:

— Графопулос прибыл в Льеж, чтобы убить кого-то или чтобы убили его самого…

— Это не доказано!

Вдруг Мегрэ яростно крикнул:

— Паршивые мальчишки!..

— Кого вы имеете в виду?

— Да этих юнцов, которые все испортили! Если только…

— Если только что?..

— Ничего!

И он в бешенстве встал и начал ходить по кабинету.

Из-за того, что они оба курили трубки, дышать в нем стало просто невозможно.

— Если бы труп остался в комнате, в гостинице, где можно было бы сделать обычные заключения, то, вероятно… — начал месье Дельвинь.

Мегрэ свирепо посмотрел на него.

В сущности, оба они были в плохом настроении, и это отразилось на их отношениях. При каждом слове они готовы были обменяться «любезностями» и дошли почти до того, чтобы возложить друг на друга ответственность за неудачу следствия.

— У вас нет табака?

Мегрэ произнес это так, как будто сказал: «Вы дурак!»

Он взял кисет из рук своего коллеги и набил трубку.

— Постойте! Не кладите его, пожалуйста, к себе в карман… — и этого оказалось достаточно, чтобы наступила разрядка. Мегрэ посмотрел на кисет, потом на своего собеседника с рыжими усами и, напрасно стараясь сдержать улыбку, пожал плечами.

Месье Дельвинь тоже улыбнулся. Они понимали друг друга. И только для формы сохраняли надутый вид.

Бельгиец первый спросил смягчившимся голосом, выдававшим его растерянность:

— Что мы теперь будем делать?

— Я знаю только то, что Графопулос убит!

— В своей комнате, в гостинице!

Это была последняя попытка уколоть.

— Да, в своей комнате, в гостинице! Будь то Женаро, Виктором, Аделью или одним из мальчишек! Ни у кого из них нет алиби. Женаро и Виктор заявляют, что они расстались на углу улицы От-Совеньер и что каждый из них пошел к себе домой. Адель утверждает, что она легла спать одна! Шабо и Дельфос ели ракушки и жареную картошку…

— Вы же в это время бегали по кабачкам.

— А вы спали!

Теперь они уже говорили почти шутливым тоном.

— Единственное, что может навести нас на след, — проворчал Мегрэ, — это что Графопулос позволил запереть себя в «Веселой мельнице» с целью украсть там что-то или убить кого-то. Когда он услышал шум, то представился мертвым, не подозревая о том, что час спустя он будет мертв и в самом деле…

В дверь настойчиво постучали, она отворилась. Вошедший инспектор объявил:

— Здесь месье Шабо; он хочет что-то сказать вам. Спрашивает, не побеспокоит ли вас…

Мегрэ и Дельвинь посмотрели друг на друга.

— Пусть войдет!

Счетовод был взволнован. Он неловко держал свою мягкую шляпу и заколебался, увидев в кабинете Мегрэ.

— Извините меня, я…

— Вы хотите что-то мне сказать?

Шабо пришел не вовремя. Сейчас им было не до любезностей.

— То есть… простите… Я хотел от всего сердца поблагодарить…

— Ваш сын дома?

— Он вернулся час тому назад… Он сказал мне…

— Что он вам сказал?

Это было нелепо и в то же время вызывало жалость.

Месье Шабо не знал, как себя держать. Ему хотелось быть любезным, но резкие вопросы сбивали его с толку, и в конце концов он забыл приготовленную речь.

Жалкую, трогательную речь, не удавшуюся по вине слушателей.

— Он сказал мне… То есть я хотел поблагодарить вас за доброту, с которой вы… В сущности, он неплохой парень… Но дурное общество и некоторая слабость характера… Он поклялся… Его мать в постели, и у ее изголовья… Обещаю вам, месье комиссар, что отныне он не… Он невиновен, это ведь правда?..

Счетовод задыхался. Но он изо всех сил старался казаться спокойным и достойным.

— Это мой единственный сын, и я хотел бы… Может быть, я был слишком слабым…

— Да, слишком, слишком слабым!

Месье Шабо совсем растерялся. Мегрэ отвернулся, потому что почувствовал, что этот сорокалетний узкоплечий человек с завитыми при помощи щипцов усами сейчас заплачет.

— Обещаю вам в будущем…

И не зная, что еще сказать, он пробормотал:

— Как вы думаете, написать мне следователю, поблагодарить его?

— Конечно! Конечно! — проворчал месье Дельвинь, подталкивая его к двери. — Это превосходная мысль!

И он поднял мягкую шляпу, которая упала на пол, сунул в руку ее владельца, медленно, спиной направлявшегося к выходу.

— Дельфос-отец и не подумает нас поблагодарить! — проговорил комиссар Дельвинь, когда дверь за Шабо закрылась. — Он, правда, каждую неделю обедает у губернатора и на «ты» с королевским прокурором… Да что там!..

В этих словах были усталость и отвращение, так же как и в движении руки, которым он собрал в кучу все бумаги, разбросанные на письменном столе.

— Что будем делать?

В этот час Адель, должно быть, еще спала в своей неубранной комнате, где царили запахи алькова и кухни.

В «Веселой мельнице» Виктор и Жозеф лениво переходили от столика к столику, вытирали мрамор, чистили зеркала белой испанской пастой…

— Месье комиссар… здесь редактор «Льежской газеты», которому вы обещали…

— Пусть подождет!

Мегрэ, нахмурившись, снова уселся в углу.

— Неоспоримо одно, — вдруг заявил месье Дельвинь, — это что Графопулос мертв!

— А ведь это идея! — отозвался Мегрэ.

Дельвинь посмотрел на него, думая, что он иронизирует.

Но Мегрэ продолжал:

— Да! Это все же лучшее, что нам остается сделать. Сколько здесь сейчас инспекторов?

— Двое или трое. Почему вы спрашиваете?

— Этот кабинет запирается на ключ?

— Разумеется!

— Я думаю, вы больше доверяете своим инспекторам, чем тюремным надзирателям?

Месье Дельвинь все еще не понимал.

— Ну, так вот!.. Дайте мне ваш револьвер… Не бойтесь… Я сейчас выстрелю… Немного позже вы выйдете и объявите, что широкоплечий мужчина покончил с собой, а это равносильно признанию, и, значит, следствие закончено…

— Так вы хотите?..

— Осторожно… я стреляю… Главное, постарайтесь, чтобы потом меня здесь не беспокоили… В случае надобности можно выйти через это окно?..

— Что вы хотите сделать?

— У меня возникла идея… Поняли?..

И Мегрэ сел в кресло спиной к двери и выстрелил в воздух. Он даже не вынул трубки изо рта. Но это было не важно, так как из соседних кабинетов прибежали люди, а месье Дельвинь вышел к ним и неуверенно пробормотал: