– Это изумительно. Совершенно и-зу-ми-тель-но!

– Куда как изумительно, – не выдержал Паркер. – Я отчаливаю из этого сумасшедшего дома. Если начальство спросит – я в кондитерской на Калвер-стрит.

– И что ты там будешь делать?

– Есть взбитые сливки.

– Может быть, все-таки дождешься «Скорой», – попросил Клинг. – У нас здесь дел по горло.

– В этой комнате и так больше полицейских, чем в академии, – возразил Паркер и вышел. Толстуха вышла следом, бормоча себе под нос что-то вроде: «Грязная полиция в этом вшивом городе». Явился патрульный, чтобы отвести старика на первый этаж в камеру предварительного заключения. Старик набросился на него, едва они отперли дверь клетки, и патрульный мгновенно успокоил его, сбив с ног дубинкой, и потащил осевшее, безвольное тело из дежурки. Минут пять спустя появилась «Скорая». Человек с исполосованной рукой сказал санитарам, что он сам может спуститься по лестнице в машину, но они заставили его лечь на носилки и унесли. Мейер вымыл руки под умывальником в углу комнаты и устало сел за свой стол. Клинг налил себе чашку кофе. Карелла снял кобуру, положил в верхний ящик своего письменного стола и сел рядом с Фредом Хеслером. Хейз расположился на краешке стола.

– И так у вас тут всегда? – поинтересовался Хеслер. Глаза его блестели.

– Не совсем, – усмехнулся Карелла.

– Да ну. Вот здорово!

Вместо ответа Карелла промычал что-то и спросил:

– Где вы были все это время, мистер Хеслер?

– Меня не было в городе. Я и не подозревал, что вы, ребята, меня разыскиваете. Когда я сегодня утром вернулся в квартиру... Бог ты мой! Ну и дела!.. Квартирная хозяйка сказала мне, чтобы я к вам зашел. Вот я и здесь!

– Вы знаете, что произошло в вашей квартире, пока вы отсутствовали? – поинтересовался Хейз.

– Знаю только, что произошел взрыв.

– А вы знаете, кто был у вас, когда это произошло?

– Парня знаю, а девчонку нет.

– Что за парень?

– Томми Барлоу.

– Это его полное имя? – Хейз переспросил и начал записывать.

– Да, Томас Барлоу.

– А его адрес?

– Он живет с братом. Где-то в Риверхеде. Я не знаю точно.

– А на какой улице?

– Не имею представления. Никогда у него не был.

– Откуда вы его знаете, мистер Хеслер?

– Мы вместе работаем.

– Где именно?

– В фотоателье «Одинокая звезда».

– Оно в этом городе?

– Да, это в Северной части, квартал четыреста семнадцать, дом четыреста семь, – Хеслер сделал паузу, затем продолжал. – Может быть, вас смущает название «Одинокая звезда»? Парень из Техаса открыл это предприятие.

– Понятно. И как давно вы там работаете, мистер Хеслер?

– Шесть лет.

– И все это время вы знали Томаса Барлоу?

– Нет, сэр. Томми работал здесь не больше двух лет.

– И вы были хорошими друзьями?

– Очень хорошими.

– Он женат?

– Нет же. Я вам уже говорил, что он живет с братом. Он у него калека. Я его как-то раз встретил. Ходит с палкой.

– Вы знаете его имя?

– Вроде бы, подождите минутку... Энди? Или нет... Минуточку! Анжело? Что-то в этом роде. Или... Амос! Да, Амос. Амос Барлоу! Точно.

– Ну хорошо, мистер Хеслер. Так что же, все-таки, Томми Барлоу делал в вашей квартире?

Хеслер двусмысленно усмехнулся.

– Ну а что он, по-вашему, мог там делать?

– Я хотел сказать...

– Его нашли с голой девицей. Что же он еще мог делать?

– Я хотел спросить, как он там оказался, мистер Хеслер?

– Ах, это. Он попросил у меня ключ. Он знал, что я уезжаю, и попросил разрешения воспользоваться квартирой. Ну я и дал ему ключ. А почему бы и нет? Что в этом плохого?

– Вы знали, что он встречается с замужней женщиной?

– Нет.

– А вы вообще-то знали, что он собирается встретиться там с женщиной?

– Догадывался.

– Он вам что-нибудь говорил?

– Нет. Но для чего же еще ему мог понадобиться ключ?

– И вы говорите, что были хорошими друзьями?

– Конечно. Вместе не раз в крикет играли. Он мне помогал с фильмами.

– С фильмами?

– Да, я помешан на кинофильмах. Видите ли, там, где я работаю, не проявляют кинопленки. Это делает «Кодак» и другие фирмы. А у нас проявляют и печатают только обыкновенные фотопленки: черно-белые и цветные, но не кинопленки. А у меня это хобби – снимать фильмы. Я всегда снимаю картины, печатаю, делаю монтаж. И Томми мне обычно помогал в этом. У меня японская камера...

– Чем он вам конкретно помогал? Снимать фильмы или обрабатывать пленку?

– Все. И к тому же играл в моих фильмах. У меня есть пленка, почти триста футов длиной, где снят Томми. Можете посмотреть кое-что из моих работ. У меня не так уж плохо получается. Вот почему все здесь так ошеломило меня. Какие краски? А вся атмосфера! Просто великолепно! Ве-ли-ко-леп-но! – Хеслер едва перевел дух и внезапно выпалил: – Я хотел спросить, нельзя ли мне как-нибудь прийти и поснимать здесь у вас?

– Очень сомневаюсь, – проронил Карелла.

– Ужасно жаль, – не унимался Хеслер, – только представьте себе кровоточащую руку этого парня в цвете. Бог ты мой!

– Не могли бы мы вновь на минутку вернуться к Томми, мистер Хеслер?

– О, конечно, несомненно. Послушайте, я очень извиняюсь, что отклонился от темы. Но я помешан на кино. У меня прямо-таки зуд какой-то, понимаете?

– Конечно, понимаем, – отозвался Хейз, – но скажите, вам не показалось, что Томми чем-то угнетен, или расстроен, или?..

– Томми? Кто? Томми? – Хеслер расхохотался. – Он же по природе своей был очень жизнерадостный человек: всегда улыбающийся и счастливый.

– Когда он попросил у вас ключ, он не показался вам грустным?

– Да нет же. Я уже сказал вам, он был, как всегда, веселый.

– Да, да. Но когда он попросил у вас ключ...

– Минутку. Он попросил у меня ключ, должно быть, дня три назад. Он знал, что мне нужно уехать из города. Дело в том, что у меня есть старая тетка в провинции, и я надеюсь, что когда-нибудь, когда умрет, она оставит мне свой дом. Она не очень-то хорошо себя чувствует последнее время. А у меня есть еще двоюродный брат, который тоже положил глаз на этот дом. Поэтому я и подумал, что мне стоит наведаться к тетке и придержать ее немного за руку, пока она не оставила все ему. Вот я вчера и поехал. Взял выходной. Сегодня ведь суббота. Верно?

– Верно.

– А вы, ребята, по субботам работаете?

– Пытаемся, мистер Хеслер, – Карелла вновь попросил: – Не могли бы мы на минутку вернуться к Томми?

– Ой, конечно, конечно. Простите, я опять ушел от темы разговора. Видите, тот дом для меня очень важен. Не то чтобы хочу старухе смерти или что-то подобное, но уж очень хочется прибрать к рукам ее дом. Это большой, старый дом, знаете ли, и вокруг сирень...

– Вернемся к Томми, – прервал его Карелла. – Как я понимаю, он был таким, как всегда, когда попросил ключ? Верно? Счастливый, смеющийся?..

– Верно.

– Когда вы видели его в последний раз?

– В четверг на работе.

– Он в пятницу тоже взял выходной?

– Вот этого я не знаю. А почему вы спрашиваете?

– Мы просто хотели бы знать, в каком часу он встретился с девушкой. Он вам ничего не говорил?

– Нет. Вы можете проверить у босса. Спросить, брал ли Томми выходной в пятницу. На вашем месте я бы так и сделал.

– Спасибо, – проронил Карелла.

– А она была замужем, я имею в виду девицу?

– Да.

– Это всегда все осложняет. У меня, знаете, правило, никогда не связываться с замужними женщинами. Я так полагаю, в городе полно одиноких девушек, которые готовы...

– Большое спасибо, мистер Хеслер. Где нам вас найти, если понадобится?

– В квартире, конечно, где же еще?

– И вы там собираетесь жить? – Хейз спросил, не веря своим ушам.

– Конечно. Спальня прекрасно сохранилась. Никогда и не подумаешь, что в ней что-то произошло. И в гостиной не так уж и плохо. Там я храню все свои фильмы. Бог мой, а если бы я держал их в кухне?..

– Ну что ж, еще раз спасибо, мистер Хеслер.

– Не стоит. К вашим услугам в любое время. – Он за руку попрощался с обоими полицейскими, махнул рукой Мейеру, который едва удостоил его кивком головы, и вышел из дежурной комнаты в коридор.

– А чем он, собственно, занимается? – спросил Мейер. – Важничает так, будто баллотируется в мэры.

– А что, мы могли бы пользоваться показаниями и мэра, если нужно, – прокомментировал Клинг.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – поинтересовался Карелла.

– Только одно, – пояснил Хейз, – что, если Томми Барлоу планировал покончить жизнь самоубийством, с какой стати ему пользоваться квартирой друга? Люди обычно стараются не причинять беспокойство своим друзьям, особенно, если готовятся свести счеты с жизнью.

– Верно, – согласился Карелла. – И с каких это пор потенциальные самоубийцы ходят счастливые и радостно смеются? – Он отрицательно покачал головой. – Нет, совсем не похоже, что Томми замышлял свои похороны.

– Да, – подтвердил Хейз. – Похоже, он собирался на вечеринку.

* * *

Было бы очень просто закрыть это проклятое дело, назвав его самоубийством. Ни Карелле, ни Хейзу не очень-то хотелось, как говорится, стегать дохлую лошадь, у них вполне хватало доказательств, что Томми Барлоу и Ирэн Тейер сами покончили счеты с жизнью. Ведь были и предсмертная записка, и газ в таком количестве, что это привело к взрыву. Были вдобавок еще и две пустые бутылки из-под виски, и полуголые тела – все свидетельствовало о том, что всему причиной была любовь, – обреченные любовники, возможно, обнимались до самой последней минуты, пока не потеряли сознание и газ не убил их.

Такое заключение напрашивалось само собой и дело конечно, нужно было квалифицировать как самоубийство.

И все-таки Карелла и Хейз, очень добросовестные и опытные полицейские, не испытывали удовлетворения. Они знали, что у каждого происшествия есть свой особый привкус, не поддающийся ни логике, ни рассуждению Они его чувствовали интуитивно: что-то вроде внутреннего видения, которое появляется, когда ты как бы влезаешь то в шкуру жертвы, то убийцы. Когда это чувство посещает тебя, ты прислушиваешься к нему. Ты можешь обнаружить и бутылки из-под виски на полу, и аккуратно сложенную одежду, и предсмертную записку, отпечатанную на машинке, и квартиру, наполненную газом, – все это свидетельствовало о явном самоубийстве, а твоя интуиция говорит тебе, что это не так. Ведь это так просто.