Агата Кристи - Тайна замка Чимниз

– Попросите мисс Оскар заглянуть в мой ежедневник. Если у меня ничего не назначено, пусть позвонит ему и примет приглашение.

– Да, сэр.

– Кстати, Эверсли, не позвоните ли для меня в одно место? Посмотрите номер в книжке. Миссис Ревел, Понт-стрит, 487.

– Да, сэр.

Билл взял телефонную книгу, пробежал невидящими глазами нужную колонку, громко захлопнул книгу и подошел к телефону. Прикоснувшись к трубке, он остановился, словно вдруг что-то вспомнив:

– Ах да, сэр, чуть не забыл! У нее что-то не в порядке с телефоном. Я имею в виду у миссис Ревел. Я только что пытался ей дозвониться.

Джордж Ломакс нахмурился.

– Досадно, – сказал он, – очень досадно. – Он нерешительно побарабанил пальцами по столу.

– Если у вас что-то важное, сэр, я мог бы съездить к ней на такси. Я уверен, она сейчас дома.

Джордж Ломакс заколебался, обдумывая предложение. Билл с нетерпением ждал, готовясь немедленно сорваться с места и выполнить приятное поручение.

– Вероятно, это было бы лучше всего, – согласился наконец Ломакс. – Хорошо, поезжайте к миссис Ревел на такси и спросите ее, будет ли она дома сегодня в четыре часа, потому что у меня к ней очень важное дело.

– Хорошо, сэр.

Билл взял шляпу и исчез.

Десять минут спустя такси доставило его на Понт-стрит, 487. Он позвонил и вдобавок громко постучал в дверь молоточком. Дверь открыл важного вида слуга, которому Билл кивнул, как давнему знакомому.

– Доброе утро, Чилверс, миссис Ревел дома?

– Полагаю, сэр, она собирается уходить.

– Это вы, Билл? – раздался голос сверху. – Я узнала вас по грохоту! Поднимайтесь, поговорим.

Билл посмотрел на смеющееся лицо, которое всегда настолько покоряло его – да и не только его, – что он терялся и начинал мямлить что-то бессвязное. Он поднялся по лестнице, взлетая через две ступеньки, и крепко сжал протянутую руку Вирджинии Ревел.

– Привет, Вирджиния!

– Привет, Билл!

Обаяние – совершенно особенное качество; сотни молодых женщин, даже красивее Вирджинии Ревел, могли бы сказать «Привет, Билл» с той же интонацией, и это не произвело бы на него особого впечатления. Но эти два слова, прозвучавшие из уст Вирджинии, повергли Билла в шок.

Вирджинии Ревел было двадцать семь лет. Высокая и настолько стройная и пропорционально сложенная, что о ее фигуре можно было бы слагать поэмы. Бронзового цвета волосы с зеленовато-золотистым оттенком; решительный маленький подбородок, прелестный носик, раскосые, синие, как васильки, глаза, блестящие из-под полузакрытых век, и великолепный, четко очерченный рот, один уголок которого кокетливо загибался вверх. Это было очень выразительное лицо, а его живость и лучезарность невольно приковывали взоры. Не обратить внимания на Вирджинию Ревел было просто невозможно.

Она отвела Билла в небольшую гостиную, выдержанную в бледно-сиреневых, зеленых и желтых тонах, создающих впечатление луга с крокусами.

– Билл, дорогой, – улыбнулась Вирджиния, – как же министерство иностранных дел без вас? Я думала, вы там незаменимы!

– Я к вам с посланием от Коддерса. – Так непочтительно Билл за глаза величал своего шефа. – Кстати, Вирджиния, если он спросит, помните, что у вас сегодня утром не работал телефон.

– Но он работал.

– Я знаю. Пришлось сказать, что не работал.

– Зачем? Просветите меня, что творится в министерстве иностранных дел?

Билл с упреком взглянул на нее:

– Ведь тогда бы я не приехал сюда и не увиделся с вами!

– Ах, Билл, дорогой, как же я глупа! И как это мило с вашей стороны!

– Чилверс сказал, что вы собираетесь уезжать.

– Да, на Слоун-стрит. Там есть магазин, где продаются замечательные набедренные пояса.

– Набедренные пояса?

– Да, Билл, на-бед-рен-ные – понимаете? – набедренные по-я-са. Пояса на бедра. Надеваются прямо на тело.

– Увольте, Вирджиния! Не следует описывать свое белье молодому человеку, с которым вас не связывают близкие отношения. Это неделикатно.

– Но, Билл, дорогой, в бедрах нет ничего неделикатного! У всех у нас есть бедра, хотя мы, бедные женщины, отчаянно пытаемся делать вид, что их у нас нет. Этот набедренный пояс сделан из красной резины и достает почти до колен. В нем просто невозможно ходить!

– Какой ужас! – вскричал Билл. – Зачем же вам это нужно?

– Потому что это помогает нам верить, будто мы страдаем ради фигуры. Но хватит о поясах! Что нужно Джорджу?

– Он хочет знать, будете ли вы дома сегодня в четыре часа.

– Не буду. Я собираюсь в Рейнлэх. А почему такое официальное обращение? Он что, собирается сделать мне предложение?

– Меня бы это не удивило.

– В таком случае можете передать ему, что я предпочитаю мужчин, которые делают предложение, повинуясь влечению.

– Как я?

– У вас не влечение, Билл. У вас привычка!

– Вирджиния, вы когда-нибудь…

– Нет, нет и нет, Билл! Утром до ленча ко мне лучше не подходить! Вы только подумайте, кто я? Симпатичная женщина, приближающаяся к среднему возрасту, принимающая близко к сердцу ваши интересы.

– Вирджиния, я вас люблю именно такую!

– Знаю, Билл, знаю! Мне просто нравится быть любимой! Неужто это так ужасно и безнравственно с моей стороны? Мне хочется влюбить в себя всех мужчин на свете…

– Полагаю, своей цели вы уже добились! – мрачно заметил Билл.

– Джордж, надеюсь, не влюблен в меня! Не думаю, чтобы он был на это способен. Он женат на своей карьере. Так что он еще просил передать?

– Только то, что это очень важно.

– Билл, я заинтригована. Джордж так редко что-то считает очень важным. Бог с ним, с Рейнлэхом. В конце концов в Рейнлэх я могу поехать и в другой день. Передайте Джорджу, что я покорно буду ждать его в четыре часа.

Билл посмотрел на часы.

– Вряд ли имеет смысл возвращаться до ленча. Пойдемте, Вирджиния, перекусим.

– Я и так собиралась на ленч.

– Отлично. Мы прекрасно проведем время, и к черту все остальное.

– Это было бы очень мило, – сказала Вирджиния, улыбнувшись.

– Вирджиния, вы прелесть! Скажите, я хоть немного нравлюсь вам? Больше остальных?

– Билл, я вас обожаю! Если бы мне пришлось выйти за кого-то замуж – просто пришлось, я имею в виду, если бы это было начертано в книге судеб и какой-нибудь гадкий мандарин сказал мне: «Выйди за кого-нибудь замуж или умри в медленных муках», я бы сделала выбор незамедлительно. Сказала бы: «Дайте мне малыша Билла!»

– Что ж, тогда…

– Да, только я не хочу ни за кого выходить. Мне нравится быть веселой вдовой!

– Вы бы занимались тем же, чем и сейчас. Делали бы все, что вам захочется, а меня бы даже не замечали!

– Билл, вы не понимаете. Я из тех, кто выходит замуж только по велению сердца, если вообще выходит.

Билл тихо застонал.

– Я, наверное, когда-нибудь застрелюсь, – печально вздохнул он.

– Да нет, дорогой Билл, не застрелитесь! Вы пригласите на ужин хорошенькую девушку – как позавчера вечером!

Билл покраснел:

– Если вы имеете в виду Дороти Киркпатрик, девушку из кордебалета, то, конечно, она очень мила, как и все они, но у меня с ней нет ничего серьезного.

– Разумеется, Билл, дорогой! Мне нравится, когда вы наслаждаетесь жизнью! Только не притворяйтесь, будто умираете от неразделенной любви!

Мистер Эверсли принял вид оскорбленного достоинства.

– Вы не понимаете, Вирджиния, – строго произнес он. – Мужчины…

– Полигамны! Я знаю. Иногда у меня закрадывались эти жуткие подозрения! Если вы действительно меня любите, Билл, поедем скорее завтракать!

Даже в самые лучшие планы нет-нет да и проскользнет изъян. Джордж Ломакс совершил одну ошибку. В его стратегии оказалось слабое звено: Билл.

Билл Эверсли был очень славным парнем. Прекрасный игрок в крокет и гольф, с приятными, доброжелательными манерами, он своему положению в министерстве иностранных дел был, однако, обязан не уму, а хорошим связям. Работе, которую он выполнял, Билл вполне соответствовал. В некотором смысле он был собакой Джорджа. Никакой ответственной или чрезмерно умственной работой он не занимался. Его обязанности состояли в том, чтобы постоянно быть под рукой у Джорджа, принимать незначительных людей, с которыми не хотел встречаться Джордж, служить мальчиком на побегушках и вообще подчищать всяческую мелочовку. Все это Билл выполнял достаточно добросовестно. В отсутствие шефа он растягивался в самом большом кресле и, согласно благоприобретенной привычке, почитывал спортивные новости.

Джордж послал Билла в контору «Юнион Касл» выяснить, когда прибывает «Грэнарт Касл». Как и большинство образованных молодых англичан, Билл говорил приятным, но не очень четким голосом. Любой опытный оратор придрался бы к тому, как он произносит слово «Грэнарт». Его можно было истолковать как угодно. Клерк расслышал «Гарнфре».

«Гарнфре Касл» прибывал в следующий четверг. Так сказал клерк. Билл поблагодарил его и ушел. Ломакс в соответствии с полученной информацией выстроил свои планы. Он ничего не знал о названиях лайнеров «Юнион Касл» и принял как должное, что Джеймс Макграт прибудет в четверг.

Он был бы немало удивлен, узнав, что в тот момент, когда он вел нудную беседу с лордом Катерхэмом на ступеньках клуба в среду утром, «Грэнарт Касл» пришвартовался в Саутгемптоне. В два часа того же дня Энтони Кейд, путешествующий под именем Джеймса Макграта, сошел с речного трамвайчика в Ватерлоо, остановил такси и, поколебавшись с минуту, велел водителю отвезти его в отель «Блиц».

«Хорошо бы устроиться поудобнее», – подумал Энтони, с интересом глядя в окно такси.

Он не был в Лондоне четырнадцать лет.

Приехав в отель и заказав номер, Энтони отправился на небольшую прогулку по набережной. Ему было приятно вновь оказаться в Лондоне. Конечно, все тут изменилось. Он вспомнил маленький ресторанчик, как раз за Блэкфрайарс-Бридж, где часто обедал в компании серьезных молодых людей. Тогда он был социалистом и носил струящийся красный галстук. Молод… как молод он тогда был!