— Я не понимаю, о каком мокром деле вы говорите.

— Что ж, подумай немного.

— Значит дело в пистолете. Ну, ладно. Нет у меня разрешения. Вы этого добиваетесь?

— Нет. Это не столь серьезно. Сейчас мы говорим не о пистолете.

— Тогда в чем же дело? Может быть, что-то в роде нарушения супружеской верности? Вы имеете в виду, что муж Марты на самом деле жив? И вы обвиняете нас в разврате?

— Даже это не настолько серьезно, чтобы снимать с вас показания в отделении.

— Тогда, что же? Наркотики?

— Наркотики, Ленни?

— Ну да, которые могут быть найдены в комнате.

— Героин?

— Да нет. Ничего такого, о чем стоило бы говорить. Марихуана. Несколько палочек. Чтобы немножко взбодриться. Эго же не преступление, правда?

— Нет. Все зависит от того, какое количество у тебя было в наличии.

— Я же говорю, всего несколько палочек.

— Если это количество не превышало дозволенную норму, тебе нечего волноваться. Ты же не собирался ею торговать, Ленни?

— Только для нас с Мартой. Ну, знаешь, для забавы. Мы выкурили несколько палочек перед тем, как заняться любовью.

— В таком случае это не причин» для беспокойства, Ленни.

— В чем же дело?

— Парнишка.

— Какой парнишка?

— Сын Марты, Ричард. Кажется так его звать?

— Откуда мне знать. Никогда не видел его.

— Никогда не видел? Когда ты познакомился с Мартой?

— Вчера вечером в баре. Заведение называется «Глоток вина». Его держат те самые типы, которые открыли индийско-китайское…

— Значит ты познакомился с Мартой только вчера вечером?

— Ну да.

— Кажется она сказала, что любит тебя, — удивился Карелла.

— Да, любовь с первого взгляда.

— И ты никогда не видел ее сына?

— Никогда.

— Ты когда-нибудь летал, Ленни?

— Летал? Вы опять имеете в виду марихуану?

— Нет. Самолетом путешествовал?

— Нет. Мне кажется, меня хватит инфаркт, если я сяду в эту штуковину.

— С каких пор ты увлекаешься черным цветом, Ленни?

— Черным? Не понял?

— Твоя одежда. Брюки, галстук, плащ, зонтик. У тебя все черное.

— Я купил все это на похороны.

— Чьи похороны?

— Дружок умер. Он помогал мне вести маленькое игорное дело.

— О, так ты н игорным делом занимаешься. Ты оказывается деловой человек, Ленни.

— Мы не делали ничего незаконного. Никогда не допускали игры на деньги.

— Твой дружок недавно умер, не так ли?

— Да, на днях. Из уважения к нему я купил черную одежду. Как последний знак внимания его памяти. Можете проверить. Я могу назвать вам магазин, где все это купил.

— Премного благодарен. В среду у тебя этой одежды еще не было, так?

— В среду? Дайте подумать. Сегодня какой день?

— Суббота.

— Ну да, правильно, суббота. Нет. Я купил эту одежду в четверг. Можете проверить. Они, наверно, ведут учет.

— А ты состоишь на учете в полиции?

— Было однажды незначительное дело.

— Насколько незначительное?

— Да небольшое ограбление. Ничего серьезного.

— Будем надеяться, что и в этот раз не добавится ничего серьезного, — отпуская его, сказал Карелла.

В комнате для допросов лейтенант Бирнс беседовал с Мартой Ливингстон.

— А вы не стесняетесь в выражениях, миссис Ливингстон.

— Кто будет заботиться о выражениях, когда его утром вытаскивают из постели и волокут в полицейский участок.

— Вы не испытывали неловкости, выходя на улицу в одной комбинации?

— Нет. Я держу себя в форме. У меня красивое тело.

— Что вы с мистером Крониным пытались спрятать?

— Ничего. Мы любим друг друга. Я не постыжусь кричать об этом со всех перекрестков.

— Почему он пытался убежать?

— Он не пытался убегать. Он им все сказал. Он сказал, что хотел посмотреть, идет ли дождь.

— И для этого надо было карабкаться на пожарную лестницу?

— Да.

— Вы отдаете себе отчет в том, что вашего сына Ричарда, может быть, уже нет в живых?

— Меня это не волнует. Хорошо было бы избавиться от этого подонка. Для него лучше умереть, чем путаться с теми, с кем он путался. Вместо, сына я вырастила бродягу.

— С кем же он пугался? *

— С уличными бандитами. В каждом районе этого проклятого города одна и та же история. Делаешь все, чтобы вырастить ребенка, и что из этого получается? Ах, не заводите меня, пожалуйста.

— Ваш сын сказал вам, что он уходит из дома?

— Нет. Я уже все рассказала другому полицейскому, когда сообщала об его исчезновении. Я не знаю, где он, и мне наплевать на него. Главное, мне дадут пособие. И хватит об этом.

— Вы сказали полицейским, которые вас сюда привели, что ваш муж умер. Это правда?

— Да, он умер,

Когда?

— г^Три года назад.

— Он умер или оставил вас?

— Это одно и то же, не так ли?

— Не совсем.

— Он ушел. .

На какое-то мгновение в комнате воцарилась- тишина.

— Три года назад?

— Три года назад. Когда Дику было шестнадцать; Собрал свои вещи и ушел. Вы не знаете, как трудно растить мальчика одной. Теперь и он ушел. Мужчины все одинаковы. Вонючие козлы. Им всем нужно-только одно. Хорошо, я предоставляю им свое тело. Не не это, — на указала на сердце^— сюда, где все болит, им путь закрыт. Все грязные козлы, все до одного.

— Как вы думаете, ваш сын мог убежать- с одним из своих друзей?

— Я не знаю, что сделал этот гаденыш, и не хочу знать. Где его благодарность? Когда его отец ушел, я растила его одна. И что я получаю за мои труды? Он убегает от меня. Бросает работу и убегает. Он такой же, как и все они, грязные козлы. Нельзя доверять ни одному мужчине. Пускай валяется где-нибудь, нисколько не жалко…

Вдруг она разрыдалась. .

Она застыла на стуле, сорокапятилетняя женщина с неестественно яркими рыжими волосами, пышногрудая, полная, в одной комбинации, с выцветшими глазами пьяницы. Она сидела неподвижно, закусив губы, нос у нее набых и покраснел, а по застывшему в немом отчаянии лицу струились крупные слезы.

— Убежать от меня, — повторила она. Больше она ничего не сказала. Она вся сжалась, пытаясь подавить слезы, стекавшие по щекам и шее на комбинацию.

— Я принесу вам пальто или что-нибудь накинуть, — не выдержал Бирнс.

— Не нужно мне пальто. Мне все равно, пусть все смотрят. Все равно видно, кто я есть. Одного взгляда достаточно, и все ясно. Не надо мне пальто. Пальто ничего не может скрыть.

Бирнс вышел, оставив ее рыдающей на стуле.

В квартире Марты Ливингстон было найдено ровно тридцать четыре унции марихуаны. Возможно, Леонард Кронин был плохой математик. Также было очевидно, что его ожидали более серьезные неприятности, чем он вначале предполагал. Если бы в комнате были найдена одна — две палочки марихуаны, что составило бы самое большее две унции этого зелья, он мог бы не проходить по обвинению в хранении наркотиков. Но тридцать четыре унции — это далеко не две унции. Это наказуемо тюремным заключением от двух до десяти лет. Хранение шестнадцати н более унций наркотиков, исключая героин, морфий или кокаин, классифицировалось как опровержимое намерение их продажи, где термин опровержимое предполагал, что за Кроминым оставалось право заявить, что у него такого намерения не было. Максимальный срок тюремного заключения за хранение с целью продажи составлял десять лет. Разница в обвинительных формулировках заключалась в том, что при обвинении в простом хранении определялась, как правило, минимальная мера наказания, а хранение с целью продажи, обычно, влекло за собой вынесение максимального срока.

Но обвинительное заключение против Кронина на этом не кончалось. По его собственному признанию, они с Мартой Ливингстон выкурили несколько сигарет с марихуаной, прежде чем заняться любовью, а статья 201 °Cвода Карательных Мер совершенно однозначно гласила: «Совершение полового акта с женщиной, не состоящей в супружеских отношениях с обвиняемым и находящейся под действием наркотиков, наказуемо тюремным заключением от одного дня до пожизненного, которое может быть заменено двадцатью годами».

Если к этому добавят обвинения в незаконном ношении оружия и содержании игорного заведения, опустив обвинение в половой распущенности, которая наказуема содержанием в исправительной колонии свыше шести месяцев или штрафом в более чем двести пятьдесят долларов, или тем и другим, Леонарду Кронину придется труднее, чем было до сих пор.

Что до Марты Ливингстон, ей тоже лучше было бы не попадаться в руки полиции. Несмотря на ее убеждение, что все мужчины грязные козлы, на этот раз она выбрала из этих особей далеко не лучший экземпляр. Наркотики, кому бы они не принадлежали, были найдены в ее квартире. Поэтому влюбившуюся с первого взгляда даму ожидали приключения далеко не любовного свойства.

Но какие бы обвинения ни готовились предъявить незадачливым влюбленным, убийство и расчленение трупа не могли быть включены в этот список. Чек, обнаруженный при проверке в магазине, указанном Леонардом Крониным, подтверждал, что он действительно купил свою похоронную одежду в четверг. Дальнейший тщательный осмотр его гардероба по месту жительства показал, что другой черной одежды у него не было, впрочем также, как и у миссис Ливингстон.

После этого кто возьмется утверждать, что Бога нет?

ГЛАВА VIII

В воскресенье утром, прежде чем явиться на работу, Коттон Хейвз под дождем отправился в церковь.

Когда он вышел, дождь все еще шел, и он чувствовал себя также, как и до службы. Он сам бы не мог сказать, почему он ожидал, что будет чувствовать себя по-другому. Им никогда не овладевал религиозный пыл, свойственный его отцу, священнику. Но каждое воскресенье в любую погоду, дождь ли, солнце ли, он шел в церковь. Каждое воскресенье он сидел и слушал службу, повторял псалмы и ждал. Он не знал, чего конкретно он ждет, но подозревал, что ждет всполохов молнии, оглушительного треска грома, в которых Бог вдруг явит ему свое лицо. Он понимал, что в глубине души он надеялся увидеть что-то отличное от реального мира, который ему приходилось лицезреть каждый день.