По покрывалу были рассыпаны белые цветы, в комнате прибрали и навели порядок. Джимми бросил нервный и короткий взгляд на спокойное белое лицо. Неужели оно и впрямь принадлежит этому розовому херувимчику, Джерри Уэйду? И эта неподвижная фигура… Он поежился.

Джонни повернулся, чтобы выйти из комнаты. Тут взгляд его упал на каминную доску, и он замер в изумлении. На ней аккуратным рядком выстроились все будильники.

Он резко шагнул к двери. Ронни дожидался его.

– Мир и покой и все такое. Не повезло парню, – пробормотал Джимми и добавил: – Кстати, Ронни, а кто выстроил эти часы в ряд?

– Откуда мне знать? Наверное, кто-то из слуг.

– Забавная, однако, вещь, – проговорил Джимми, – часов стало семь, а не восемь. Один будильник отсутствует. Ты заметил это?

Ронни что-то неразборчиво буркнул.

– Семь, а не восемь. – Джимми нахмурился. – Хотелось бы знать почему.

Глава 4

Письмо

– Неосмотрительно все это, вот что я вам скажу, – промолвил лорд Кейтерхэм голосом мягким и печальным, в котором словно сквозило удовольствие подобранным им прилагательным. – Да и в самом деле, неосмотрительно. Я часто замечаю, что эти, так сказать, «сделавшие себя» люди на самом деле неосмотрительны. Весьма возможно, что именно поэтому им удается скопить такие крупные состояния.

Он с печалью оглядел свои наследственные земли, во владение которыми снова вступил в тот день.

Дочь его, леди Эйлин Брент, известная друзьям в частности и обществу в целом под прозвищем Бандл, расхохоталась.

– Ну ты-то крупное состояние никогда не скопишь, – сухим тоном отметила она, – хотя и неплохо подоил старого Кута за аренду нашего дома. И каков он из себя? Вполне презентабелен?

– Из числа крупных мужчин, – промолвил лорд Кейтерхэм, чуть поежившись, – наделенных квадратной физиономией и седой шевелюрой. Могучий такой тип. Так сказать, сильная личность. Ну как если паровой каток превратить в человека.

– И утомительный, наверное? – посочувствовала отцу Бандл.

– Жутко скучный и полный всяких унылых добродетелей… трезвости и пунктуальности, например. Даже не знаю, кто из них хуже – сильные личности или искренние политики. Я лично предпочитаю веселых и бестолковых.

– Веселый и бестолковый на смог бы заплатить тебе ту цену, которую ты заломил за этот старый мавзолей, – напомнила ему Бандл.

Лорд Кейтерхэм поморщился.

– Не надо пользоваться этим словом, Бандл. Мы отклонились от темы.

– Не знаю, почему ты так ужасно чувствителен в этом отношении, – проговорила Бандл. – В конце концов, должны же люди где-то умирать.

– Это совершенно необязательно делать в моем доме, – заявил лорд Кейтерхэм.

– Не вижу этому причины. Люди только и делают, что умирают. Целая куча нудных и дряхлых прадедушек и прабабушек.

– Тут дело другое, – продолжил лорд Кейтерхэм. – Естественным образом я рассчитываю, что Бренты будут умирать в этом доме, – речь не о них. Но я против того, чтобы это делали здесь чужие нам люди. И в особенности возражаю против дознаний. Скоро они войдут в обычай. Это уже второе. Помнишь всю ту шумиху, которая поднялась здесь четыре года назад? И в которой, кстати, по моему мнению, виноват исключительно Джордж Ломакс[2].

– А теперь ты винишь в этом несчастного старого прямолинейного тяжеловеса… Не сомневаюсь, что Кут столь же раздосадован, как и все остальные.

– Очень непредусмотрительно, – упрямо повторил лорд Кейтерхэм. – Людей, способных на подобные вещи, нельзя приглашать в свой дом. И что бы ты ни говорила, Бандл, дознания мне не нравятся. Не нравились и нравиться не будут.

– Но это не должно получиться таким, как прошлое, – умиротворяющим тоном проговорила Бандл. – То есть это было не убийство.

– Могло быть – если судить по шуму, который поднял этот тупоголовый инспектор. Он так и не забыл то дело, которое произошло четыре года назад. Наверное, решил, что всякая случившаяся здесь смерть непременно является результатом злого умысла, отягощенного серьезными политическими последствиями. Ты даже не представляешь себе, какой он устроил скандал. Тредвелл все рассказал мне. Проверил целую спальню на предмет отпечатков пальцев. И, конечно, обнаружил только отпечатки пальцев покойника. Дело яснее ясного, хотя остается вопрос, была ли смерть результатом самоубийства или случайности.

– Я свела знакомство с Джерри Уэйдом, – сказала Бандл. – Он был приятелем Билла. Джерри понравился бы тебе, отец. Вот уж кто действительно был очаровательно бестолковым.

– Я не способен симпатизировать человеку, явившемуся в мой дом, чтобы умереть в нем и тем самым досадить мне, – продолжал упрямиться лорд Кейтерхэм.

– Однако я не могу представить, кому могло понадобиться убивать его, – проговорила Бандл. – Сама мысль кажется мне абсурдной.

– Конечно, она абсурдна, – сказал лорд Кейтерхэм. – Так сказал бы любой человек, за исключением этого осла, инспектора Реглэна.

– Думаю, поиски отпечатков пальцев придали ему лишнюю значимость в собственных глазах, – еще раз попыталась успокоить отца Бандл.

– В любом случае записали же они «смерть по неосторожности», разве не так? – уступил ей лорд Кейтерхэм.

– Им необходимо было проявить какое-то сострадание к чувствам сестры.

– Значит, у него была сестра… Я не знал.

– Говорят, сводная сестра. Она была много младше его. Старый Уэйд бежал из дома с ее матерью – он всегда любил подобные выходки. Ни одна женщина не привлекала его, если только она не принадлежала другому мужчине. Хорошо, что среди твоих скверных привычек нет именно этой, – проговорила Бандл.

– Я всегда вел весьма респектабельную богобоязненную жизнь, – сказал лорд Кейтерхэм. – И учитывая, что я почти никому не делал зла, удивительно то, что меня никак не могут оставить в покое. Если б только…

Он умолк, потому что Бандл вдруг покинула террасу.

– Макдональд, – позвала она садовника четким и властным голосом.

Император приблизился. Нечто способное показаться улыбкой или приветствием попыталось пробиться на его лицо, однако подобающий садовнику недовольный вид все-таки победил.

– Ваша светлость? – проговорил Макдональд.

– Как поживаете? – спросила Бандл.

– Не слишком, не слишком хорошо, миледи, – произнес Макдональд.

– Я хотела поговорить с вами относительно лужайки для кеглей. Она невозможно заросла. Приставьте к ней кого-нибудь, хорошо?

Макдональд с сомнением покачал головой.

– Для этого придется забрать Уильяма с нижнего бордюра, миледи.

– К черту нижний бордюр! – воскликнула Бандл. – Пускай начнет немедленно. И еще, Макдональд…

– Да, миледи?

– И снимите немного винограда в дальней оранжерее. Я знаю, что снимать его еще не время, потому что нужное время никогда не наступает, но тем не менее хочу попробовать этот виноград. Понятно?

Бандл вернулась в библиотеку.

– Прости, папа. Мне нужно было перехватить Макдональда… Ты что-то говорил?

– По правде сказать, да, – ответил лорд Кейтерхэм. – Но теперь это ничего не значит. Что ты говорила Макдональду?

– Пыталась излечить его от привычки видеть в себе Господа Всемогущего. Но это безнадежное занятие. Думаю, оба Кута натерпелись от него. Макдональд ни в грош, ни даже в два гроша не поставит самый большой паровой каток из всех, что существовали на свете. А что представляет из себя леди Кут?

Лорд Кейтерхэм обдумал вопрос.

– Примерно такой я представляю себе миссис Сиддонс[3], – проговорил он наконец. – Наверное, много играла в любительских театрах. Насколько я понимаю, вся эта история с часами изрядно расстроила ее.

– Что еще за история?

– Тредвелл только что рассказал мне. Похоже, что гости решили устроить розыгрыш. Они накупили уйму будильников и спрятали их в комнате этого молодого Уэйда. И тут, конечно, оказалось, что бедняга мертв. Что сделало весь замысел достаточно мерзким.

Бандл кивнула.

– Тредвелл сообщил мне еще кое-что странное об этих часах, – продолжил лорд Кейтерхэм уже вполне благодушным тоном. – Получается, что после смерти бедного молодого человека кто-то собрал все часы и выстроил их рядком на каминной доске.

– Почему, собственно, нет? – предположила Бандл.

– Я и сам так считаю, – проговорил лорд Кейтерхэм. – Но поступок этот наделал шуму. Понимаешь ли, никто не признался в том, что сделал его. Опросили всех слуг, и все они как один поклялись, что даже не прикасались к этим отвратительным предметам. Словом, получилась прямо какая-то тайна. A потом коронер задавал вопросы на дознании… а тебе известно, как трудно донести что-либо до людей этого класса.

– Почти невозможно, – согласилась Бандл.

– Конечно, – продолжил лорд Кейтерхэм, – впоследствии очень трудно понять суть дела. Я так и не уловил смысла в половине того, что рассказал мне Тредвелл. Кстати, Бандл, этот тип умер в твоей комнате.

Девушка скривилась.

– Зачем этому человеку понадобилось умирать в моей комнате? – спросила она с некоторым негодованием.

– Вот видишь, именно об этом я и говорю, – триумфально воскликнул лорд Кейтерхэм. – Как это все непредусмотрительно. В наши дни о предусмотрительности совсем забыли.

– Впрочем, это мне безразлично, – мужественно проговорила Бандл. – Какая мне разница?

– А меня смутило бы, – проговорил ее отец. – И даже очень смутило. Мне снилось бы всякое, сама знаешь – призрачные руки, звон цепей…

– Да ну тебя, – ответила Бандл. – Внучатая тетка Луиза умерла как раз на твоей постели. И я что-то не помню, чтобы ты просыпался, увидев над собой ее призрак.