Наконец победили последние. Часы были заведены, чтобы звонить последовательно, один за другим, начиная с 6.30.

– Надеюсь, – заявил Билл, – это послужит для него уроком!

– Тихо, слушайте! – шепнула Конфетка.

Припрятывание часов не успело начаться, как возникла помеха.

– Тс-с! – Джимми приставил палец к губам. – Кто-то поднимается по лестнице.

Не лопнет ли затея?

– Все в порядке, – успокоил Джимми. – Это Орангутанг.

Будучи свободным при очередной сдаче, мистер Бейтмен шел в свою комнату за носовым платком. По пути он остановился и окинул взглядом приготовления друзей, после чего тут же сделал замечание, простое и практичное:

– Он услышит их тиканье, когда будет ложиться спать.

Заговорщики в растерянности посмотрели друг на друга.

– Что я вам говорил! – произнес Джимми почтительным тоном. – У Орангутанга всегда работала голова!

Обладатель работающей головы пошел дальше.

– Это точно, – признал Ронни Деврё, склонив набок голову. – Восемь будильников, тикающих вместе, создают чертовский шум. Даже старина Джерри, каким бы он ни был ослом, и тот заметит. И догадается, что что-то не так.

– Сомневаюсь, – сказал Джимми Тесайгер.

– В чем?

– В том, что он такой осел, как мы думаем.

Ронни уставился на него:

– Мы все отлично знаем старину Джеральда.

– В самом деле? – переспросил Джимми. – Я иногда думаю, что не так это просто – строить из себя осла, как это делает старина Джерри.

Все внимательно посмотрели на него. Лицо Ронни было очень серьезным.

– Джимми, – сказал он, – ты тоже не дурак!

– Второй Орангутанг! – поддержал Билл.

– Мне это просто пришло в голову, вот и все, – стал оправдываться Джимми.

– Давайте не будем такими утонченными! – воскликнула Конфетка. – Что будем делать с часами?

– Орангутанг возвращается. Спросим его! – предложил Джимми.

Орангутанг, направив свой великий мозг на решение новой проблемы, тут же выдал решение:

– Подождите, пока он ляжет в постель и заснет, потом потихоньку войдите в комнату и поставьте будильники на пол.

– Малыш Орангутанг опять прав, – согласился Джимми. – Забираем пока часы и спускаемся вниз, чтобы не было подозрений.

Игра в бридж продолжалась с незначительными изменениями. Сэр Освальд теперь играл со своей женой и добросовестно указывал ей на все ошибки, которые она допускала во время игры. Леди Кут воспринимала замечания своего мужа добродушно и с полным отсутствием малейшего интереса. Она повторяла снова и снова:

– Понимаю, дорогой. Как мило, что ты подсказал мне.

И продолжала делать точно такие же ошибки.

В перерывах между сдачами Джеральд Уэйд говорил Орангутангу:

– Отлично сыграно, партнер, чертовски отлично сыграно!

Билл Эверслей с Ронни Деврё занимались подсчетами:

– Допустим, он ляжет спать около двенадцати. Сколько, по-твоему, нам ему дать? Около часа?

Деврё зевнул:

– Странное дело, обычно я иду баиньки в три ночи, а сегодня, зная, что нам придется немного посидеть, я все отдал бы, чтобы мамочка уложила меня в постельку сейчас же!

И каждый признал, что чувствует то же.

– Дорогая моя Мария! – В голосе сэра Освальда звучало легкое раздражение. – Сколько раз я тебе говорил не колебаться, когда решаешь, прорезать карты или нет! Ты раскрываешь все свои комбинации!

У леди Кут был готов на это отличный ответ, а именно, что сэр Освальд, как свободный от сдачи, не имеет права комментировать игру. Но она не сказала этого. Она только ласково улыбнулась, легла своей обширной грудью на стол и твердым взглядом уставилась в карты Джеральда Уэйда, сидящего справа от нее.

Ее тревоги улетучились, когда к ней пришла дама, леди Кут пошла с валета, взяла взятку и стала открывать карты.

– Четыре взятки и роббер! – объявила она. – Да, это была большая удача – взять здесь четыре взятки!

– Удача, – пробормотал Джерри Уэйд, отодвинув стул и присоединившись к своим друзьям, стоящим у камина. – Она называет это удачей! За этой женщиной нужен глаз да глаз!

Леди Кут собирала банкноты и серебро.

– Знаю, я не отличный игрок, – объявила леди Кут скорбным тоном, в котором тем не менее звучал оттенок самодовольства. – Но мне везет в игре.

– Ты никогда не станешь отличным игроком в бридж, Мария, – сказал сэр Освальд.

– Да, дорогой, – согласилась леди Кут. – Я знаю. Ты всегда говорил так. Но я стараюсь изо всех сил.

– Это правда, – пробормотал Джерри Уэйд вполголоса. – Возражений нет. Она кладет голову вам на плечо, если по-другому ей не удается заглянуть в ваши карты.

– Я знаю, что стараешься, – сказал сэр Освальд. – Просто у тебя нет чувства карт.

– Дорогой, – улыбнулась леди Кут. – Ты всегда мне это говоришь. И ты должен мне еще десять шиллингов, Освальд.

– Вот как? – удивился сэр Освальд.

– Да. Тысяча семьсот, значит, восемь фунтов десять шиллингов. Ты дал мне только восемь фунтов.

– Боже! – воскликнул сэр Освальд. – Виноват!

Леди Кут грустно улыбнулась ему. Она очень любила своего мужа, но не собиралась дать ему надуть себя на десять шиллингов. Сэр Освальд протянул руку к боковому столику и угостился виски с содовой. Было уже половина первого, когда он пожелал всем спокойной ночи.

Ронни Деврё, комната которого находилась рядом со спальней Джеральда Уэйда, поручили следить за развитием событий. Без четверти два он обошел всех, царапаясь в двери, и вся компания, одетая в пижамы и ночные рубашки, хихикая, перешептываясь и подталкивая друг друга, была в сборе.

– Он выключил свет около двадцати минут назад, – доложил Ронни хриплым шепотом. – Я думал, никогда не дождусь. Я только что открывал дверь посмотреть, как он. Похоже, готов. Ну что?

Опять были торжественно собраны часы, но вдруг возникло новое препятствие.

– Мы не можем все туда ввалиться. Этому не будет конца. Нужно, чтобы кто-нибудь один сделал это, а остальные будут подавать ему игрушки на пороге.

Сразу возник горячий спор о выборе лучшей кандидатуры для выполнения плана.

Трех девушек сразу же исключили на том основании, что они будут хихикать. Билл Эверслей был отклонен по причине своего роста, веса и тяжелой походки, а также общей неуклюжести, что он, впрочем, яростно отрицал. Джимми Тесайгер и Ронни Деврё тоже были признаны неподходящими, и в конце концов подавляющее большинство высказалось в пользу Руперта Бейтмена.

– Орангутанг – вот кто нам нужен, – заявил Джимми. – Он ходит как кот. И даже если Джерри проснется, Орангутанг всегда сможет придумать какую-нибудь ерунду в свое оправдание. Придумать что-нибудь правдоподобное, что успокоит его и не даст возникнуть подозрениям.

– Что-нибудь утонченное, – задумчиво предположила Конфетка.

– Именно, – подтвердил Джимми.

Орангутанг справился с задачей четко и аккуратно. Осторожно открыв дверь спальни, он исчез в темноте, унося с собой два самых больших будильника. Через минуту-другую он появился на пороге и получил еще пару, потом еще и еще. Наконец он вышел из комнаты. Все затаили дыхание и прислушались. Равномерное дыхание Джеральда Уэйда еще можно было услышать, но его заглушало и растворяло в себе ликующее и торжественное тиканье восьми будильников мистера Мургатройда.

Глава 3

Шутка, которая провалилась

– Двенадцать часов! – в отчаянии воскликнула Конфетка.

Шутка обернулась ситуацией нешуточной. Что касается будильников, то они оказались на высоте. Они гремели с непревзойденной силой и мощью, которая вышвырнула из постели Ронни Деврё со смутной мыслью о наступлении дня Страшного суда. Если такое ощущение было в соседней комнате, то что же должно твориться рядом?! Ронни выскочил в коридор и приник ухом к шели в двери.

Он ожидал услышать ругань, ожидал ее в самоуверенном предвкушении. Но не услышал ничего. То есть он не услышал ничего такого, что ожидал. Часы тикали вовсю – громко, надменно, раздражающе. И вдруг зазвонили вторые часы – резко зазвонили, оглушительно, так, что были способны вызвать острый приступ раздражения даже у глухого.

Сомнений не было – часы славно справились со своей ролью. Они сделали все и даже больше, чем обещал мистер Мургатройд. Но, очевидно, они встретили достойного противника в лице Джеральда Уэйда.

Компания находилась на пути к унынию.

– Это не человек, – проворчал Джимми Тесайгер.

– Возможно, он подумал, что где-то звонит телефон, повернулся на другой бок и снова заснул, – предположила Хелен, а может, Нэнси.

– Мне это кажется очень странным, – серьезно сказал Руперт Бейтмен, – думаю, ему нужно показаться врачу.

– Какое-нибудь заболевание барабанных перепонок, – с надеждой высказался Билл.

– По-моему, не мы над ним подшутили – он над нами, – оценила ситуацию Конфетка. – Конечно, он проснулся, но решил надуть нас, притворившись, что ничего не слышал.

Все посмотрели на Конфетку с уважением и восхищением.

– Это мысль! – сказал Билл.

– Он утонченный, вот в чем дело, – пояснила Конфетка. – Вот увидите, сегодня он встанет к завтраку еще позже, чтобы проучить нас.

Так как часы показывали уже начало первого, общая мысль склонилась в пользу теории Конфетки. Сомневался один только Ронни Деврё:

– Вы забыли, я ведь был прямо за дверью, когда зазвонил первый будильник. Что бы Джерри ни решил сделать потом, первый трезвон должен был хотя бы удивить его. И он бы хоть что-то сделал! Куда ты поставил их, Орангутанг?

– На маленький столик прямо ему под ухо, – ответил мистер Бейтмен.

– Очень разумно с твоей стороны, Орангутанг, – сказал Ронни. – Теперь скажи, – повернулся он к Биллу, – если чертов колокол загремит в нескольких сантиметрах от твоего уха в полседьмого утра, что ты скажешь на это?

– О господи! – начал Билл. – Я скажу… – И запнулся.

– Правильно, – сказал Ронни. – Я скажу то же самое. И любой скажет. Реакция нормального человека, как говорится. Так вот, этого не случилось! Поэтому я согласен, что Орангутанг, как всегда, прав и у Джерри скрытая форма заболевания барабанных перепонок.