Агата Кристи - Тайна семи будильников

— Ты считаешь его опасным?

— Опасным? Да нет, что вы! Он же осел. Но, как я уже сказал, вездесущий осел. В отличие от всех простых смертных ему даже спать необязательно. Короче говоря, этот субъект жутко надоедлив.

И Джимми с негодованием рассказал о событиях прошлой ночи.

Однако Юла отнеслась к его рассказу без должного интереса.

— Не понимаю, зачем тебе понадобилось здесь ошиваться?

— Номер Семь, — кратко объяснил Джимми. — Я выслеживаю Седьмой Номер.

— И ты считаешь, что найдешь его здесь?

— Я надеялся найти ключ к разгадке.

— И не нашел?

— Нет, ночью не удалось.

— Ну а утром? — внезапно вмешалась Лорейн. — Я вижу, Джимми, что утром ты что-то обнаружил, правда?

— Не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение, но только, когда я прогуливался…

— Не слишком удаляясь от дома, как я подозреваю.

— Да, ты угадала. Не удаляясь. Эту прогулку, скорей, можно было бы назвать экскурсией по интерьерам. Так вот, как я уже сказал, я не уверен, что это имеет значение, но я нашел вот такую штуку.

С быстротой фокусника Джимми вытащил из кармана маленький пузырек и бросил его девушкам. Пузырек был до половины заполнен каким-то белым порошком.

— И что это, по-твоему? — спросила Юла.

— Белый кристаллический порошок, вот что это такое, — ответил Джимми. — Каждому, кто читает детективные романы, ясно — пузырек наводит на размышления. Конечно, если выяснится, что это — новый вид зубного порошка, я буду разочарован.

— Где ты его нашел? — резко спросила Юла.

— О! — воскликнул Джимми. — Это секрет!

И больше от него ни лестью, ни оскорблениями ничего добиться не удалось.

— А вот и гараж, — объявил он. — Надеюсь, с вашей норовистой машиной обошлись как положено.

Владелец гаража предъявил им счет на пять шиллингов и что-то невнятно объяснил насчет ослабевших гаек. Юла с любезной улыбкой расплатилась.

— Приятно сознавать, что иногда мы все получаем деньги даром, — прошептала она Джимми.

Все трое некоторое время молча стояли на дороге, каждый обдумывал, что делать дальше.

— Вспомнила, — вдруг сказала Юла.

— Что?

— То, о чем хотела спросить тебя. Чуть не забыла. Помнишь ту обгорелую перчатку, которую нашел суперинтендант Баттл?

— Ну конечно.

— Ты ведь сказал, что Баттл примерил ее на твою руку?

— Да, и она оказалась великоватой. Почему и решили, что тот, кто в ней орудовал, был мужчина внушительный.

— Меня совсем не это волнует. Не размер перчатки! Скажи, когда ты ее мерил, Джордж и сэр Освальд были тут же?

— Ну да.

— Баттл ведь мог попросить кого-нибудь из них ее примерить?

— Конечно.

— Но не попросил. Он предпочел тебя. Джимми, ты-то понимаешь, что это значит?

Мистер Тесиджи устремил на Юлу недоумевающий взор:

— Прости, Юла, может, у меня заскок, но что-то я даже близко не представляю, о чем ты говоришь.

— А ты, Лорейн?

Лорейн с любопытством посмотрела на подругу и покачала головой:

— Это имеет какое-то значение?

— Разумеется! Как вы не понимаете, ведь у Джимми правая рука была на перевязи.

— Черт побери, — медленно проговорил Джимми. — Ты права, Юла, теперь, когда я все вспоминаю, это действительно выглядит довольно любопытно. Ведь перчатка была на левую руку. А Баттл об этом ни звука не сказал.

— Он не хотел привлекать к этому внимание! Он примерил ее на твою руку, и ему не пришлось объяснять, что перчатка с левой руки, да он еще нарочно делал упор на ее размер, чтобы всех отвлечь. На самом же деле это значит, что человек, стрелявший в тебя, держал пистолет в левой руке.

— Значит, нам надо искать левшу, — задумчиво произнесла Лорейн.

— Да, и вот что я вам еще скажу. Потому-то Баттл и разглядывал клюшки для гольфа. Он искал ту, которой играет левша.

— Проклятье! — внезапно воскликнул Джимми.

— Что такое?

— Не знаю, может, это чепуха, но, по-моему, я вспомнил примечательный разговор.

И он рассказал им о вчерашней беседе за чаем.

— Значит, сэр Освальд Кут одинаково хорошо управляется и левой, и правой, — сказала Юла.

— Да. Я вспоминаю теперь, что в тот вечер в Чимнизе, когда был убит Джерри, я наблюдал, как играли в бридж, и у меня шевельнулась мысль, что карты сдаются как-то странно, а потом я понял, что их сдают левой рукой. Возможно, это как раз и был сэр Освальд.

Все трое посмотрели друг на друга. Лорейн покачала головой:

— Сэр Освальд Кут! Нет, это невозможно. И зачем ему?

— Да, кажется нелепицей, — согласился Джимми.

Но все же…

— «У Номера Семь свой метод», — процитировала Юла. — А вдруг это как раз тот метод, с помощью которого сэр Освальд и нажил свое состояние?

— Но для чего ему надо было разыгрывать в Аббатстве всю эту комедию, если схемы уже изучались на его заводах?

— Может, и для этого найдется объяснение, — сказала Лорейн. — Вроде того, как ты рассуждал насчет мистера О’Рурка. Ну, что надо было перенести подозрения с него на кого-то другого.

Юла горячо закивала:

— Да, да, все сходится. Надо было, чтобы заподозрили Бауэра и эту графиню. Ну кому придет в голову подозревать самого сэра Освальда Кута?

— Может быть, Баттл и подозревает, — медленно проговорил Джимми, и Юла сразу вспомнила, как суперинтендант снял с рукава миллионера листок плюща.

Неужели Баттл все это время подозревал сэра Освальда?

— К вам мистер Ломакс, милорд.

Лорд Катерхем чуть не подскочил от неожиданности. Погруженный в размышления о сложностях управления левой кистью при игре в гольф, он не слышал, как дворецкий приблизился к нему, бесшумно ступая по мягкой траве. Он посмотрел на Тредвелла не с гневом, а скорее с укором:

— Тредвелл, я же предупредил за завтраком, что утром буду серьезно занят.

— Да, милорд, но…

— Идите и скажите мистеру Ломаксу, что вы ошиблись, что я уехал в деревню или что меня скрутил ревматизм, ну, словом, что хотите! Скажите, наконец, что я умер!

— Мистер Ломакс, милорд, уже видел вашу милость, когда проезжал мимо.

Лорд Катерхем тяжело вздохнул:

— От него не скроешься. Все заметит. Хорошо, Тредвелл, я иду.

Лорду Катерхему было в высшей степени свойственно проявлять горячее радушие именно тогда, когда он испытывал чувства, совершенно противоположные. И сейчас он приветствовал Джорджа с необыкновенной сердечностью:

— Дорогой мой! Дорогой! Счастлив вас видеть. Просто счастлив! Садитесь, пожалуйста. Хотите выпить? Нет, просто замечательно, что вы заехали.

И, затолкав Джорджа в глубокое кресло, он сел напротив и нервно моргнул.

— Мне непременно надо было встретиться с вами, — сказал Джордж.

— О, — слабым голосом произнес лорд Катерхем, и сердце у него упало, а перед мысленным взором пронеслись все устрашающие возможности, которые могли таиться за этой простой фразой.

— Непременно! — с ударением повторил Джордж.

Сердце лорда Катерхема замерло. Он чувствовал, что ему грозит нечто такое, чего он и предположить не мог.

— В чем же дело? — спросил он, мужественно напуская на себя деланное безразличие.

— Эйлин дома?

Лорд Катерхем слегка удивился, но перевел дыхание.

— Да, да, — поспешил сказать он. — Юла здесь. У нас сейчас гостит ее подруга, эта маленькая Уэйд. Очень славная девушка, очень! В один прекрасный день все увидят, как она играет в гольф! Отличный, непринужденный удар…

Лорд Катерхем пустился было в подробности, но Джордж бесцеремонно перебил его:

— Очень рад, что Эйлин дома. Нельзя ли мне поговорить с ней?

— Разумеется, дорогой мой, разумеется. — Лорд Катерхем все еще не избавился от удивления, но не переставал радоваться, что избежал опасности. — Боюсь только, вам будет неинтересно.

— О чем вы говорите! — воскликнул Джордж. — Мне кажется, Катерхем, — позвольте мне высказаться откровенно, — вы не отдаете себе отчета, что Эйлин уже взрослая. Она больше не дитя. Она женщина, и, разрешите подчеркнуть, одаренная женщина. Тот, кому удастся завоевать ее любовь, может считать, что ему неимоверно повезло. Повторяю, неимоверно.

— Ну что вы, — сказал лорд Катерхем, — вы же знаете, какая она непоседа! Две минуты не может усидеть на месте. Правда, в наши дни молодых людей это, по-видимому, не смущает.

— Я понимаю вас так, что она не довольствуется бездействием. Катерхем, ваша дочь умна, она полна устремлений. Ее волнуют наши текущие проблемы, и она обращает на них всю силу своего свежего и яркого интеллекта.

Лорд Катерхем уставился на Ломакса, широко раскрыв глаза. Он говорил себе, что на Джордже, видимо, начинает сказываться «напряженность современной жизни», как теперь принято писать. Разумеется, все, что он нес о Юле, представлялось лорду Катерхему совершенной нелепостью.

— Вы вполне здоровы? — озабоченно спросил он.

Джордж нетерпеливо отмахнулся от вопроса:

— Быть может, Катерхем, вы уже начинаете догадываться о цели моего столь раннего визита. Я не из тех, кто с легкостью берет на себя новые обязательства. Я, как мне кажется, отдаю себе отчет в том, чего требует от меня занимаемое мною положение. Я все тщательнейшим образом взвесил. Решаться на женитьбу — особенно в моем возрасте — невозможно без всестороннего э… э… обдумывания. Одинаковое происхождение, сходство вкусов, совместимость характеров и вероисповеданий — все эти условия необходимо принять во внимание, оценить все за и против. Мне кажется, я могу предложить моей будущей жене вполне достойное положение в обществе. Эйлин займет это положение с блеском. Она подготовлена к нему своим происхождением и воспитанием, а ее острый ум и тонкое политическое чутье призваны способствовать развитию моей карьеры, что будет немаловажно для нас обоих. Я, конечно, понимаю, Катерхем, что налицо некоторое э… э… возрастное несоответствие. Но могу вас заверить, что я чувствую себя в расцвете жизненных сил, исполненным энергии. Преимущество в годах и должно быть на стороне мужа. А Эйлин серьезно смотрит на жизнь, ей больше подходит человек в летах, чем какой-нибудь молодой повеса, не имеющий ни опыта, ни вкуса. Обещаю вам, Катерхем, я буду лелеять э… э… ее чарующую юность, ценить и лелеять. О, это величайшая привилегия — наблюдать, как этот редкостный цветок — ее ум — постепенно расправляет лепестки! Подумать только, что я раньше не догадывался…