Только в пятницу сапожник Джон Эмме, ходивший к вдове по делу и тоже ничего не добившийся, заподозрил, что в доме, погруженном в гробовое молчание, произошло что-то неладное. Он уведомил адвоката вдовы Эмслей, господина Роза и одного из ее дальних родственников, господина Фэза. Все трое двинулись к дому Мэри Эмс-лей, захватив по дороге полицейского констебля Диллона.

Дверь и окна оказались запертыми; поэтому четверо людей перелезли через забор, вошли в сад и направились к заднему крыльцу, которое отворили без затруднений. Джон Эмме, знакомый с расположением комнат в доме, шел впереди. В нижнем этаже никого не было, царила мертвая тишина нарушаемая крадущимися шагами и осторожным шепотом четверых людей. На второй этаж они поднялись несколько ободренные. Им стало казаться, что все в этом доме обстоит благополучно. Весьма вероятно, что чудачка-вдова уехала куда-нибудь гостить.

Поднявшись по лестнице и войдя на верхнюю площадку, Джон Эмме внезапно остановился и вперил свои глаза во что-то. Роз, Фэз и Диллон последовали его примеру.

Они увидели нечто, что разрушило все их надежды.

На деревянном полу виднелось кровавое пятно, на котором явственно отпечатался след мужской ноги. Дверь, ведущая в комнату, была притворена, а кровавый след был перед дверью и указывал на то, что человек, оставивший его, вышел из этой затворенной комнаты; полицейский бросился к двери и попытался отворить ее, но дверь не отворялась. Что-то, что лежало на полу по ту сторону двери, мешало ей отвориться. Тогда все стали толкать дверь и, наконец, она отворилась.

Перед ними, раскинув руки и ноги на полу, лежала несчастная старуха. Под мышкой у ней торчали два свертка обоев. Еще несколько таких свертков были раскиданы по полу, около трупа. Старуха была убита несколькими ужасными ударами по голове. Удары эти, по-видимому, обрушились на нее неожиданно, и она сразу же упала на пол без чувств. Смерть страшна только когда она приближается, но старухе, очевидно, не пришлось испытать этого ужаса.

Известие об убийстве богатой домовладелицы вызвало в округе сильнейшее волнение. Все усилия были направлены к тому, чтобы отыскать убийцу. Правительство назначило сто фунтов награды тому, кто укажет преступника. Скоро эта награда была повышена до трехсот фунтов. Но ничего, однако, из этого не выходило. Тщательный обыск дома не дал решительно никаких указаний. Час убийства было трудно определить. Судя по тому, что постель была не оправлена, можно было думать, что убийство совершено ночью или рано утром, но наверняка этого сказать нельзя было. Старуха могла позабыть оправить постель, и в таком случае преступление могло было быть совершено вечером. Но это указывало и на то обстоятельство, что старуха была одета, да и едва ли бы она ранним утром стала возиться с обоями.

В общем, было предположено, что убийство совершено в понедельник вечером после семи часов. Ни окон, ни дверей взломанных не оказалось. Стало быть, убийца был впущен в дом самой госпожой Эмслей. Но как уже сказано, старуха была осторожна и боязлива и вечером к себе никого не впускала. Стало быть убийца принадлежал к числу людей, которым она доверяла. Пришел убийца к ней по делу, на это указывали свертки обоев в руках убитой.

Эти выводы полиции были вполне правильны.

Воспользовался убийца очень немногим. В доме было всего сорок восемь фунтов деньгами, и эта сумма, спрятанная в погребе, была цела. Похищенными оказались только несколько вещей, представлявших очень небольшую ценность.

Шла неделя за неделей, публика нетерпеливо ожидала ареста преступника. Полиция молчала, но усердно работала. Наконец этот долгожданный арест был произведен и при чрезвычайно драматических обстоятельствах.

Среди многих людей, находивших себе скудный заработок временной службой у убитой вдовы, был некто Джордж Мэллинз. Это был человек почтенной наружности, пятидесяти с лишком лет от роду, но свежий и бодрый. Мэллинз служил прежде в солдатах, и военная выправка у него осталась.

Одно время Мэллинз служил в ирландской полиции, а затем менял профессии и после многих превратностей судьбы сделался штукатуром и поселился в восточной части Лондона.

Вот этот-то человек и явился к сержанту полиции Тапперу и сделал ему заявление, из коего явствовало, что тайна убийства госпожи Эмслей скоро разъяснится.

Мэллинз заявил, что он с самого начала подозревал в преступлении сапожника Эммса и следил за ним, чтобы проверить свои подозрения. Делал это Мэллинз, по его словам, во-первых, из любви к правосудию, а во-вторых, потому, что желал получить награду. Триста фунтов стерлингов — сумма не малая, и Мэллинз очень желал ее получить.

— Если вы мне уплатите деньги, я вам всю эту историю раскрою, — сказал он при своей первой беседе с полицией, а затем, намекая на то, что и сам прежде служил в полиции, прибавил: — По этим делам я ходок!

И действительно Мэллинз оказался ходоком. Полиция благодаря ему нашла если не преступника, то козла отпущения за убийство Мэри Эмслей.

Заподозренный сапожник жил в небольшом домике на краю пустыря, занятого кирпичными заводами. В пятидесяти ярдах от домика стоял полуразрушенный и заброшенный сарай.

Мэллинз сообщил, что все время следил за Эммсом. Однажды, по его словам, он видел, как Эмме вынес из дома какой-то сверток и скрыл его где-то в сарае.

— Весьма вероятно, — прибавил хитроумный Мэллинз, — что он спрятал вещи, взятые им у убитой Эмслей.

Полиции этот рассказ показался правдоподобным, и на следующий день трое полицейских — Мэллинз следовал вдали — явились в дом Эммса и обыскали весь дом и сарай. Поиски, однако, оказались напрасными, и ничего найдено не было.

Но этот обыск не удовлетворил наблюдательного Мэл-линза, и он осыпал полицейских упреками за то, что они плохо искали. Он уговорил их повторить обыск, который производился на этот раз в присутствии Мэллинза и по его указаниям. Обыск дал великолепные результаты. Под одной из половиц найден был бумажный сверток с очень интересным содержимым. Сверток был завязан ремешком, а в нем найдены три чайника, одна столовая ложка, два увеличительных стекла и чек на имя госпожи Эмслей. Чек этот, как установлено, она получила в уплату за квартиру в день своей смерти. Ложки и стекла также оказались принадлежащими госпоже Эмслей.

Находка, одним словом, имела первостепенную важность, и вся компания двинулась в полицию. Эмме был растерян и сердит, а Мэллинз важничал и хвастал, как это всегда делают сыщики-любители.

Но недолго длилось торжество Мэллинза. В полиции его встретил инспектор и объявил ему, что он объявляется как соучастник в преступлении.

— Так-то вы благодарите меня за услугу! — воскликнул Мэллинз.

— Если вы не виноваты, вы не должны бояться, — ответил инспектор.

И Мэллинз был арестован и предан суду.

Эта внезапная «перемена декораций» вызвала сильнейшее волнение в обществе. Негодование против Мэллинза было страшное. В нем видели не только злодея, совершившего зверское убийство, но и подлеца, который с целью получить награду в триста фунтов хотел взвалить свою вину на другого, неповинного, человека.

Невинность Эммса была выяснена очень скоро. Он вполне доказал свое alibi. Но раз Эмме неповинен, то кто же убийца? Конечно, тот, кто спрятал в сарай Эммса украденные у вдовы Эмслей вещи.

Спрятал же эти вещи там, конечно, Мэллинз. Ведь это он уведомил полицию о том, что эти вещи там находятся.

Одним словом, дело об убийстве Эмслей было решено прежде, чем Мэллинз появился на скамье подсудимых; улики, собранные полицией, были не таковы, чтобы общество изменило свой взгляд на дело. Полиция не теряла времени даром, она собрала целый ряд уличающих обвиняемого фактов, и факты эти были доложены присяжным сержантом Парти.

Дело разбиралось в Главном уголовном суде 25 октября, спустя десять недель после убийства.

На первый взгляд улики против Мэллинза убийственны. При обыске его дома, последовавшем сейчас же после его ареста, найдены такие же нити, какими был завязан пакетик, спрятанный в сарае. Найден также кусок сапожничьего вара. Зачем понадобился Мэллинзу этот вар? При его профессии он ему был совсем не нужен. Очевидно, он нарочно намазал варом ремень, для того чтобы заставить поверить полицию в преступность несчастного Эммса.

В доме был найден штукатурный молот, который был совершенно подходящим орудием для нанесения ударов в том роде, от которых умерла Мэри Эмслей. Найдена также серебряная ложка, как две капли воды похожая на ложки, похищенные у убитой.

Выяснилось также, что в один из последних дней жена Мэллинза продала соседнему кабатчику золотую вставку для карандаша. Двое свидетелей показали под присягой, что эта золотая вставка принадлежала покойной Эмслей и что этот карандаш они видели у старухи совсем незадолго до ее смерти.

У Мэллинза найдена также пара сапог. Один из этих сапог вполне соответствовал следу около двери, а на подошве сапога найден медиками человеческий волос. Тот же врач показал под присягой, что на золотой вставке, проданной госпожой Мэллинз кабатчику, имеется след крови.

Поденщица, убиравшая дом по субботам, показала, что в последнюю субботу — за два дня до убийства — к вдове Эмслей приходил Мэллинз. Он принес ей несколько свертков обоев, и старуха велела ему отнести обои в ту комнату, в которой она была впоследствии найдена убитой.

Так как было очевидно, что Мэри Эмслей была убита в то время, как разговаривала с кем-то об обоях, то было совершенно естественно заключить, что она разговаривала с лицом, эти обои ей доставившим.

Сверх всего прочего было доказано, что в субботу Мэри Эмслей вручила Мэллинзу ключ, который был найден в той же комнате, где лежал труп. Обвинитель указывал на то, что этот ключ мог быть принесен сюда только Мэллинзом.