Артур Конан Дойл - Тайна Кломбер Холла

— А ваша сестра?

— Она тоже никогда не выходила. Я удрал от отца сегодня, но ему бы это очень не понравилось, узнай он об этом. У него такая причуда, чтобы мы ни с кем, кроме друг друга, не имели дела. То есть некоторые назвали бы это причудой, что до меня, я думаю, у него есть солидные основания для всего, что он делает, хотя может быть, в этом случае он немного и перестарался.

— Вам должно быть очень одиноко, — сказал я. — Может быть, вам удастся иногда выскользнуть из дому и прийти покурить со мной? Вон тот дом — это Бренксом.

— Право же, вы очень добры, — ответил он, и взгляд его просиял. — Я бы с огромным удовольствием выбирался время от времени. Кроме Израэля Стэйкса, нашего старого кучера и садовника, мне не с кем словом перемолвиться.

— А ваша сестра — ей это, должно быть, еще тяжелее, — предположил я, считая в глубине души, что мой новый знакомый слишком много значения придает собственным неудобствам и слишком мало — неудобствам своего товарища по несчастью.

— Да, бедняжке Габриэль конечно не сладко, — согласился он беззаботным тоном, — но для мужчины моего возраста такое затворничество более неестественно, чем для женщины. Посмотрите на меня. Мне в марте исполняется двадцать три, а я не бывал ни в университете, ни в школе, если на то пошло. Я такой же невежда, как любой из здешних увальней. Вам это, конечно, кажется странным, и это действительно странно. Вы не думаете, что я заслуживаю лучшей участи?

При этих словах он остановился и повернулся ко мне, разведя руками в вопросительном жесте.

Я взглянул на его лицо, освещенное солнцем, и он действительно показался мне неподходящим узником для такой клетки. Высокий и мускулистый, с тонкими чертами умного смуглого лица, он мог бы сойти с полотен Мурильо или Веласкеса. В твердом рисунке рта и бровей, в собраной позе гибкой и хорошо сложенной фигуры чувствовалась скрытая энергия и сила.

— Учиться можно по опыту, а можно по книгам. — произнес я назидательно. — Если на вашу долю меньше пришлось одного, может быть вы преуспели в другом. Не могу поверить, чтобы вы провели свою жизнь в праздности и удовольствиях.

— Удовольствиях! — воскликнул он. — Удовольствиях! Смотрите! — Он стащил с себя шляпу, и я увидел, что его черные волосы пронизаны тут и там прядями седины. — Как вы думаете, бывает такое от удовольствий? — спросил он с горьким смехом.

— Вы должно быть пережили сильное потрясение, — проговорил я, пораженный этой картиной, — какую-нибудь страшную болезнь. Или может быть, причиной что-то более постоянное — непрерывно гложущая тревога? Я знавал людей не старше вас с такими же седыми волосами.

— Бедняги! — пробормотал он. — Мне их жаль.

— Если вы сможете выбираться время от времени в Бренксом, — предложил я, — попробуйте приводить с собой мисс Хизерстоун. Я знаю, что отец и сестра будут рады ее видеть, а развеяться часок-другой будет ей полезно.

— Нам очень сложно выбираться вдвоем, — ответил он. — Но если получится, я ее приведу. Может это и удастся как-нибудь после полудня, потому что старик время от времени устраивает сиесту.

Мы добрались до извилистой тропы, ответвляющейся от большой дороги и ведущей к дому лэрда, тут мой спутник остановился.

— Я должен возвращаться, — отрывисто сказал он, — или меня хватятся. Вы очень добры, Вэст, что так заинтересовались нами. Я вам очень благодарен, и Габриэль тоже будет благодарна, когда узнает о вашем любезном приглашении. Это делает вам честь — после того проклятого отцовского плаката.

Он пожал мне руку и ушел было обратно по дороге, но вскоре догнал меня бегом, прося остановиться.

— Мне пришло в голову, — пояснил он, — что мы здесь, в Кломбере, должны были прослыть великой тайной. А теперь вы, пожалуй, решили, что перед вами частный сумасшедший дом, и я не могу вас за это винить. Я понимаю, что поступаю не по-дружески, не удовлетворяя вашего любопытства, но я пообещал отцу молчать. Да к тому же, расскажи я вам все, что знаю, вы бы от этого мудрее не сделались. Но я хотел бы, чтобы вы знали: отец точно так же в здравом уме, как вы или я, и у него есть очень серьезные причины жить так, как он живет. Могу добавить, что его стремление к уединению проистекает не из каких-нибудь недостойных или бесчестных причин, а просто из инстинкта самосохранения.

— Так ему грозит опасность? — воскликнул я.

— Да, постоянная опасность.

— Но почему же он не обратится в суд за защитой? — спросил я. — Если он кого-то опасается, достаточно назвать этого человека, чтобы ему не дали возможности причинить вред.

— Дорогой Вэст! — произнес молодой Хизерстоун, — опасность, грозящая моему отцу, такго рода, что ее не может предотвратить никакое человеческое вмешательство. И все же, она реальна и, может быть, очень близка.

— Не хотите же вы сказать, что это сверхъестественная опасность!

— Ну, это, конено, вряд ли, — отозвался он после некоторого колебания. — Ладно. Я сказал гораздо больше, чем следовало, но я знаю, вы не обманете моего доверия. До свидания!

Он пустился обратно и скоро исчез за поворотом дороги.

Опасность, реальная и близкая, непредотвратимая человеческим вмешательством, и все же вряд ли сверхъестественная — что за головоломка в самом деле!

Прежде я смотрел на обитателей Холла просто как на людей эксцентричных, но после того, что рассказал мне сейчас молодой Мордонт Хизерстоун, я больше не мог сомневаться в том, что за всеми их действиями скрывается некий темный и зловещий смысл. Чем больше я думал над этой загадкой, тем более неразрешимой она мне казалась, и все-таки я не мог не думать о ней.

Угрюмый одинокий дом и странная катастрофа, нависшая над его обитателями, сильно возбуждали мое воображение. Весь вечер и до поздней ночи я сидел у огня, размышляя над услышанным и вызывая в памяти разные происшествия, которые могли бы снабдить меня новым ключом к тайне.

Надеюсь, читатели не примут меня за любопытствующего бездельника, если я скажу, что с течением дней и недель мое внимание и мои мысли все сильнее и сильнее тянулись к генералу Хизерстоуну и окружающей его тайне.

Напрасно пытался я трудной работой и напряженным вниманием к хозяйству лэрда направить свои мысли в какое-нибудь более здоровое русло. Чем бы я ни занимался, на земле или на воде, рано или поздно я обязательно обнаруживал, что ломаю голову над все той же загадкой, покамест она не овладевала мной до того, что я не мог больше думать ни о чем другом.

Я не мог пройти мимо пятифутовой ограды и больших железных ворот с их массивным замком без того, чтобы приостановиться и в который раз задать себе вопрос, что за секрет спрятан за этим непроницаемым барьером. И все-таки никакие мои рассуждения и наблюдения не помогли мне прийти хоть к маломальски приемлемому выводу.

Однажды вечером моя сестра вышла не то навестить больного крестьянина, не то заняться каким-нибудь другим из благотворительных дел, за которые ее полюбила вся округа.

— Джон, — спросила она, когда вернулась, — ты видел когда-нибудь Кломбер Холл вечером, в темноте?

— Нет, — ответил я, откладывая книгу. — Не видел с того самого вечера, когда генерал с мистером МакНилом делали свой обход.

— Так вот, Джон, может быть ты наденешь шляпу и прогуляешься со мной немного?

Что-то явно взволновало ее или испугало.

— Ну, девочка моя! — воскликнул я энергично. — В чем дело? Старый дом не загорелся, надеюсь? У тебя такой вид, как будто весь Вигтаун в пламени.

— До этого еще не дошло, — улыбнулась она. — Но ты взгляни, Джек, послушай меня. Мне бы очень хотелось, чтобы ты увидел это.

Я всегда воздерживался от рассказов, которые могли бы напугать сестру, так что она ничего не знала о моем интересе к делам наших соседей. Я надел шляпу и вышел вслед за сестрой в темноту. Она повела меня по узкой тропинке через пустошь к холму, с которого открывался взгляду Кломбер, не заслоненный растущими вокруг него елями.

— Ты только посмотри! — сказала сестра, остановившись на вершине холма.

Среди обширных темных пространств моря и пустоши, где тлели два-три скудных огонька Бренксома и разбросанных ферм, Кломбер лежал внизу, залитый сиянием. В нижних этажах ставни заслоняли иллюминацию, но выше, от широких окон третьего этажа до узких чердачных прорезей, не оставалось ни щели, ни скважины, не изливающей потоки света. Это выглядело так ослепительно, что на мгновение мне почудился пожар, но чистый и ровный свет скоро избавил меня от опасений. Ясно было, что дело просто в множестве ламп, равномерно расставленных по всему дому.

Это казалось тем более странным, что во всех этих ярко освещенных комнатах видимо никто не жил, а некоторые из них, насколько мы могли судить, даже не были меблированы. Во всем доме не виднелось ни движения, ни единого признака жизни — ничего, кроме ясного, не мерцающего желтого света.

Я еще не пришел в себя от этого зрелища, как вдруг услышал рядом быстрый короткий вздох.

— Что ты, Эстер, дорогая? — наклонился я к своей спутнице.

— Мне так страшно! Ох, Джон, Джон, уведи меня домой, мне так страшно!

Она вцепилась в мою руку и чуть не стянула с меня рукав куртки в явном припадке ужаса.

— Здесь нет ничего опасного, дорогая, проговорил я успокаивающе, нечего бояться. Что тебя так напугало?

— Я их боюсь, Джон, я боюсь Хизерстоунов. Зачем они так освещают дом каждую ночь? Мне говорили, что там всегда так. И почему старик убегает от каждого встречного, как испуганный заяц? Что-то здесь неладно, Джон, и я боюсь.

Я успокоил ее, как мог, и отвел домой, а потом позаботился, чтобы она выпила перед сном горячего негуса. После этого я избегал говорить с ней о Хизерстоунах, боясь ее взволновать, а сама она к этой теме не возвращалась. Однако, из ее слов я понял, что она уже некоторое время наблюдает за соседями сама, и это держит ее нервы в напряжении.