Он кружил по комнате, расхаживал по ней, мерил ее шагами вдоль и поперек, пожирая ее голодными взглядами — что бы еще такое сокрушить. «Какой неуемный юноша!» — подумал Эллери, стоя с вытаращенными глазами на пороге и оглядывая расстилающееся перед ним поле битвы.

— Да входите же, черт подери, кого там несет! — буркнул молодой человек, а потом резко затормозил, разглядев своего гостя, и рявкнул: — Ну а вам-то что нужно?

— Поговорить с вами. — Эллери закрыл дверь. — Кажется, я вас застал в более или менее активном настроении. Но я не стану злоупотреблять ни минутой вашего, без сомнения, драгоценного времени. Можно присесть или эту беседу следует вести с соблюдением всех пунктов дуэльного кодекса?

Какие-то остатки вежливости в молодом Алане, видимо, сохранились, поскольку он промямлил:

— Конечно. Садитесь, пожалуйста. Извините. Вот, сюда можно. — И он смахнул со стула окурки прямо на пол, и так уже замусоренный.

Эллери уселся и первым делом принялся наводить блеск на стекла пенсне. Алан наблюдал за ним с каким-то рассеянным раздражением.

— Итак, приступим, мистер Алан Чини, — начал Эллери, прочно водрузив пенсне на свой прямой нос. — Я пытаюсь прояснить некоторые аспекты этого печального дела с убийством Гримшоу и самоубийством вашего отчима.

— Какое к черту самоубийство! — парировал Алан. — Ничего подобного.

— Да? И ваша матушка говорила так несколько минут назад. Ваша уверенность базируется на чем-то конкретном?

— Нет. Наверное, нет. Впрочем, не важно. Он умер, лежит на глубине шести футов под землей, и этого не поправишь. — Алан упал на кровать. — Что у вас на уме, Квин?

Эллери улыбнулся:

— Бесполезный вопрос, не отвечать на который вам больше нет резона. Почему вы сбежали полторы недели назад?

Алан лежал на кровати неподвижно и курил, устремив взгляд на старый поцарапанный дротик, висевший на стене.

— Дротик моего старика. Африку он считал своим личным раем.

Алан бросил сигарету, вскочил с кровати и возобновил бешеную беготню по комнате, бросая свирепые взгляды в северном направлении — то есть примерно в сторону спальни Джоан.

— Ладно, — резко бросил он. — Я расскажу. Во-первых, я был полным дураком, что сбежал. Типичная маленькая кокетка, вот кто она такая, черт бы побрал ее ангельское личико!

— Чини, дорогой, вы о чем? — озаботился Эллери.

— О том, каким слепым ослом я был, вот о чем! Вот вам, Квин, обычная для всех времен и народов история о юном «рыцаре», — сказал Алан, стиснув крепкие молодые зубы. — Я был тогда влюблен — влюблен, заметьте! — в эту, ну... да ладно, в эту Джоан Бретт. Ну и заметил, как она постоянно что-то вынюхивает, высматривает, ищет... Бог знает что. Об этом я ни разу ни словом не обмолвился — ни ей, ни кому-то еще. Самопожертвование влюбленного и прочая чепуха. Когда инспектор стал ее поджаривать, что, мол, Пеппер видел, как она крутилась вокруг сейфа в ночь после похорон дяди... черт, я не знал, что и думать. Это ведь как дважды два: пропало завещание, убит человек. Кошмар. Я решил, что она как-то замешана... Ну и... — Дальше он забормотал что-то совсем невнятное.

Эллери вздохнул:

— Ах, любовь! Чувствую, как цитаты плотною толпой окружают меня, но, вероятно, мне не стоит... Итак, наш мастер Алан, подобно благородному сэру Пеллеасу, отвергнутому надменной красавицей, вскочил на широкую спину своего белого жеребца и ускакал вдаль в поисках приключений, достойных рыцаря...

— Пусть так, если вы желаете насмешничать, — огрызнулся Алан. — Вот я и... ну да, я так и поступил, да. Вел себя совершенно по-дурацки, играл в галантного рыцаря, как вы сказали, — намеренно сбежал, чтобы перевести подозрения на себя. Ха! — Он горестно пожал плечами. — А стоила она того? Разве ответишь? В общем, я рад, что выболтал всю эту треклятую историю: теперь можно об этом забыть — да и о ней тоже.

— И вот это, — пробормотал Эллери, — называется расследованием убийства. А, отлично! Пока психология не научится распознавать и брать в расчет все причуды человеческих побуждений, раскрытие преступлений так и не станет наукой... Спасибо, сэр Алан, тысяча благодарностей, и не отчаивайтесь, я просто требую. И всего вам хорошего!


* * *

Приблизительно через час мистер Эллери Квин сидел в кресле напротив адвоката Вудрафа в скромных апартаментах этого джентльмена, расположенных среди каньонов нижнего Бродвея, попыхивая превосходной сигарой из коробки, приберегаемой адвокатом для особых случаев. Вяло текла ничего не значащая беседа. Адвокат Вудраф, по его же меткому выражению, в данный момент страдал своего рода умственным запором. Он был груб, желчен и время от времени сплевывал в блестящую плевательницу, предусмотрительно поставленную на круглый резиновый коврик рядом с письменным столом. Самая суть его сетований и ругательств сводилась к тому, что никогда, за все годы интенсивной работы адвокатом, ситуация с завещанием не преподносила ему таких головоломных сложностей, как запутанное дело о собственности Георга Халкиса.

— Нет, Квин, — разнылся он, — вы не представляете, с чем мы столкнулись, — понятия не имеете! Нашелся этот клочок сгоревшего нового завещания, и теперь мы должны установить наличие принуждения, иначе все имущество станет легкой наживой для... Ох, ладно. Ставлю что угодно, бедняга Нокс очень сожалеет, что согласился стать душеприказчиком.

— Нокс? Ах да. Хлопот полон рот?

— Что-то ужасное! В конце концов, даже до определения правового статуса имущества требуется кое-что сделать. Создать подробный перечень — у Халкиса масса барахла. Наверное, все ляжет на мои плечи, обычно все этим и заканчивается, если душеприказчик занимает такое положение, как Нокс.

— Ну, может быть, — индифферентно предположил Эллери, — раз у Нокса секретарь болеет, а мисс Бретт временно сидит без дела...

Сигара в зубах Вудрафа закачалась.

— Мисс Бретт? Слушайте, Квин, а это идея. Конечно! Ей же все известно о делах Халкиса. Я, пожалуй, подкину её Ноксу. Думаю, мне будет...

Посеяв семена, Эллери очень скоро распрощался и, чрезвычайно довольный собой, бодро зашагал по Бродвею.


* * *

А адвокат Вудраф — не прошло и двух минут, как за широкой спиной Эллери закрылась дверь, — уже названивал по телефону мистеру Джеймсу Дж. Ноксу.

— Я тут подумал, что поскольку мисс Джоан Бретт теперь больше нечего делать в доме Халкиса...

— Вудраф! Превосходная мысль!

В результате мистер Джеймс Дж. Нокс с глубоким вздохом облегчения поблагодарил адвоката Вудрафа за его блестящую вдохновляющую идею и, едва положив трубку, тут же велел соединить его с домом Халкиса.

А заслышав голос мисс Бретт, он изложил ей эту идею совсем как свою. Мистер Джеймс Дж. Нокс попросил мисс Бретт прямо с завтрашнего дня перейти к нему на службу и поработать над документом о передаче имущества. Кроме того, зная, что мисс Бретт британская подданная и не имеет постоянного местожительства в Нью-Йорке, мистер Нокс предложил ей пожить в его, Нокса, доме, тем более что неизвестно, сколько это времени займет...

Мисс Бретт приняла предложение сдержанно — за вознаграждение, нужно отметить, значительно более приличное, чем она получала от прежнего нанимателя, американца греческого происхождения, чьи кости мирно упокоились в склепе предков. Разговаривая с Ноксом, она не переставала удивляться, как это мистер Эллери Квин изловчился так быстро все устроить.


Глава 23

ЛАБИРИНТ

В пятницу, 22 октября, мистер Эллери Квин — неофициально, конечно, — посетил представителя элиты. Этому предшествовал телефонный звонок от мистера Джеймса Дж. Нокса: мистера Квина хотят незамедлительно видеть в резиденции мистера Нокса для беседы по вопросам, представляющим взаимный интерес. Мистер Квин был рад приглашению, но не потому, что обожал изысканное общество, а по причине более приземленного характера. Представительное такси быстро доставило его на Риверсайд-Драйв, где он вышел у строения необычайных размеров, заплатил водителю, который внезапно стал держаться подобострастно, и с достоинством ступил на земли самого настоящего поместья — и это в городе баснословных цен на недвижимость.

После краткого ожидания в приемной, которая, по всей видимости, целиком была перенесена из какого-нибудь палаццо семьи Медичи, Эллери без всяких церемоний был представлен высокой особе.

Игнорируя пышно украшенные окружающие помещения, высокая особа работала в своей «каморке» — это словечко Эллери узнал от почтенного, словно проглотившего ярд дворецкого — за очень простым и современным письменным столом. Каморка тоже была отделана современно. Панели черной кожи, угловатая мебель, светильники из бреда сумасшедшего — в общем, новые богачи за домашней работой. И здесь же, совсем рядом с высокой особой, держа блокнот на достойном всяческих похвал колене, расположилась мисс Джоан Бретт.

Нокс сердечно поприветствовал Эллери, предложил черкесскую деревянную шкатулку, полную светлых шестидюймовых сигарет, взмахом руки указал заметно пораженному гостю на кресло, в которое садиться было страшно, но которое на самом деле оказалось очень удобным, и произнес в своей обманчиво мягкой манере:

— Отлично, Квин. Я рад, что вы так быстро добрались. Удивлены, что встретили здесь мисс Бретт?

— Просто сногсшибательно, — серьезно сказал Эллери. Мисс Бретт похлопала ресницами и поправила юбку, сдвинув ее край на бесконечно малую величину. — Уверен, что это большая удача для мисс Бретт.

— Нет, нет. Это мне повезло. Мисс Бретт сокровище, иначе не скажешь. Наша секретарша слегла — у нее свинка или колики, что-то в этом роде. Дело совершенно безнадежное. Мисс Бретт помогает мне и в личных вопросах, и в деле Халкиса. Ох уж это дело Халкиса! Да, сэр, должен сказать, это приятное утешение, если рядом есть интересная молодая женщина, на которую можно смотреть целый день. Очень приятное. Наша секретарша — шотландка с лошадиной физиономией, которая последний раз улыбалась, наверное, еще сидя на костлявых коленях своей мамочки. Извините, Квин. Но мне осталось еще уточнить с мисс Бретт несколько деталей, и я освобожусь... оформите чеки по этим налоговым счетам, мисс Бретт...