Это были тяжелые старинные золотые часы, отшлифованные возрастом. Механизм не подавал признаков жизни. Старик перевернул часы другой стороной.

— Так это же... Ах, проклятье! — Он вдруг пустился в пляс, размахивая часами над головой. — Эллери, — кричал он, — ну все, последний гвоздь! Да пусть хоть Бог, хоть сатана — никто не подкопается! Дельце закончено!

Эллери придирчиво исследовал часы. На обратной стороне открытой крышки золотого корпуса виднелась выгравированная крохотными буковками и почти стершаяся надпись: «Альберт Гримшоу». Явно очень давняя.

Эллери был страшно недоволен. Отец еще усугубил его досаду, когда сказал, засовывая часы в карман пиджака:

— Без вопросов. Это подтверждение. Очевидно, Слоун забрал эти часы с тела Гримшоу вместе с долговым письмом. Вкупе с самоубийством это будет самым прочным доказательством вины Слоуна, какого только можно пожелать.

— Вот уже тут я полностью с тобой согласен, — уныло сказал Эллери.


* * *

Немного позже на сцене самоубийства появились Майлс Вудраф и помощник окружного прокурора Пеппер. Они смотрели на останки Слоуна трезвым взглядом, полным здравого смысла.

— Значит, все-таки Слоун, — сказал Вудраф. Под его обычной красно-коричневой кожей выступили бледные желваки на щеках. — Я знал, что кража завещания была выгодна прежде всего ему... Ну что, инспектор, дело закончено?

— Слава богу, да.

— Для мужчины это самый дрянной исход, — сказал Пеппер. — Трусливый. Но, судя по тому, что я о нем знаю, Слоун и был почти баба... Мы сейчас с Вудрафом были на пути к дому Халкиса и столкнулись с сержантом Вели. Он рассказал нам, что случилось, и мы сразу сюда. Вудраф, расскажите инспектору о завещании.

Вудраф тяжело опустился на модернистский диван в углу и вытер лицо.

— Что тут рассказывать. Клочок подлинный. Пеппер, я думаю, это подтвердит. Обрывок точно совпадает с соответствующей частью копии, хранящейся у меня в конторе. И почерк, которым вписано имя Гримшоу, я узнал — это рука Халкиса, никаких сомнений.

— Отлично. Но нам тоже нужно убедиться. У вас это все с собой?

— Разумеется. — Вудраф протянул инспектору большой коричневатый конверт. — Здесь еще несколько образцов почерка Халкиса.

Старик заглянул в конверт, кивнул и поманил детектива:

— Джонсон, пойди разыщи Уну Ламберт, эксперта по почерку. Ее домашний адрес есть в управлении. Попроси исследовать все образцы почерка из этого конверта. И пусть изучит машинопись на обгорелом клочке. Это нужно сделать немедленно.

Только Джонсон отошел, как в комнате возникла долговязая фигура доктора Праути, как всегда с сигарой во рту.

— Входите, док, — мягко проговорил инспектор. — Здесь для вас имеется еще один труп. Кажется, последний.

— В данном деле. — Эксперт поставил на диван свою черную сумку и посмотрел на развороченную голову Слоуна. — Фу-у! Так это, значит, вы? Эй! Вот уж не думал, что встречусь с вами при таких обстоятельствах, мистер Слоун.

Сбросив пальто и шляпу, он приступил к делу. Спустя пять минут он поднялся с колен:

— Явный случай самоубийства, и это мой вердикт, даже если кто-то здесь думает иначе. Где пушка?

— Послал проверить, — ответил инспектор.

— 38-й калибр?

— Верно.

— Я спросил об оружии, — продолжал помощник судмедэксперта, дожевывая сигару, — потому что пули-то нет.

— Что значит «нет»? — быстро среагировал Эллери.

— Спокойнее, Квин. Давайте сюда.

Эллери и все остальные столпились вокруг стола, а доктор Праути наклонился над покойным, захватил в горсти растрепавшиеся редкие волосы и поднял голову. На левой стороне, лежавшей до этого на зеленом сукне, также было пятно крови и различимое отверстие. Место, где лежала голова, пропиталось кровью.

— Пуля прошла ему через кумпол навылет. Она должна быть где-то там.

Он притянул тело к спинке кресла так спокойно, будто имел дело с мешком тряпья. Резко дернув голову за окровавленные волосы и приведя ее в вертикальное положение, он скосил взгляд в том направлении, куда должна была улететь пуля, если бы Слоун застрелился сидя в кресле.

— Вылетела в открытую дверь, — сказал инспектор. — Это ясно по общему направлению и положению тела. Когда мы его нашли, дверь была открыта, поэтому пуля должна быть где-то там, в галерее.

Инспектор затрусил в ярко освещенную теперь галерею. Прикинув на глаз вероятную траекторию, он кивнул и направился прямо к противоположной стене. Там висел толстый старинный персидский ковер. Недолгий внимательный осмотр, недолгая манипуляция перочинным ножом, и старик с торжествующим видом вернулся, держа в руке слегка сплющенную и деформированную пулю.

Доктор Праути что-то одобрительно промычал и восстановил первоначальное положение тела. Инспектор повертел в пальцах смертоносную штучку.

— Ничего интересного. Он застрелился, пуля прошла через голову и вышла с левой стороны черепа, пролетела через дверной проем и угодила в ковер на противоположной стене, уже потеряв значительную часть силы. Вошла не очень глубоко. Вокруг отверстия отметинки.

Эллери осмотрел пулю и вернул ее отцу, раздраженно пожав плечами, чем красноречиво выразил не только недоумение, но также и упрямое желание держаться своих заблуждений. Он удалился в угол и сел между Вудрафом и Пеппером. Инспектор из предосторожности настоял на вскрытии, и они с доктором Праути организовали перевозку тела.

Навстречу каталке с трупом по длинной галерее прошагал сержант Вели, бросив на простыню мимолетный взгляд, и остановился в кабинете, как гренадер на параде. К голове у него будто приросла высоченная фетровая шляпа, напоминающая гусарский кивер. Он громыхнул, обращаясь к инспектору:

— Неудачно.

— Теперь это не так важно. Но все-таки, что ты узнал.

— Сегодня вечером никто не говорил по телефону — во всяком случае, так они сказали.

— Естественно, тот, кто звонил, ни за что не признается. Может быть, этот момент так и не прояснится никогда, — заметил инспектор, нащупывая табакерку. — Наверняка это миссис Слоун предупредила мужа. Подслушала как мы болтали в библиотеке, оторвалась от миссис Вриленд и скорей звонить Слоуну. Или она была сообщницей Слоуна, или ни в чем не виновна, но, услышав наш разговор, позвонила, чтобы докопаться до правды... Трудно сказать, как все произошло... Что говорил Слоун, что говорила она? Сплошные вопросы, но ясно, что этот разговор показал Слоуну, что ему конец. И он не нашел другого выхода, кроме самоубийства.

— Я бы сказал, — забубнил Вели, — она не виновна. Она, когда услышала новость, начисто вырубилась. И поверьте, шеф, она не притворялась. Самый натуральный обморок.

Эллери почти не слушал — он поднялся и снова принялся бродить по комнате. Опять подошел к сейфу, но там, кажется, ничего интересного, и он остановился у заваленного бумагами стола. Стараясь не попасть взглядом на пятно вытекшей из раны крови, он стал перебирать бумаги. Объемистая книжка в сафьяновом переплете привлекла его внимание — обложка высовывалась из-под бумаг, и видна пыла часть надписи: «... лендарь, 192...» Эллери жадно цапнул книжку. Инспектор встал рядом и устремил свой въедливый взор ему через плечо. Эллери быстро пролистал ежедневник — там страница за страницей были плотно покрыты аккуратным, четким, убористым почерком. Подобрав со стола несколько листков с записями Слоуна, он сравнил их с книжкой — почерк тот же. Прочел отрывки, сердито покачал головой, захлопнул книжку и опустил ее в боковой карман пиджака.

— Есть что-нибудь? — спросил инспектор.

— Если и есть, — отозвался Эллери, — тебя это не должно занимать, папа. Ты ведь сказал, что дело закрыто, или я ослышался?

Старик усмехнулся и повернулся к двери. По главной галерее гулко разносились мужские голоса. В центре галдящей толпы репортеров появился сержант Вели. Фотографы тоже ухитрились просочиться внутрь, и очень скоро кабинет наполнился табачным дымом, засверкали вспышки. Инспектор приступил к изложению фактов не спеша, чтобы журналисты успевали все записать. В углу сержант Вели рассказывал свою историю. Помощник окружного прокурора Пеппер стал центром еще одной восхищенной группы слушателей. Майлс Вудраф выпятил грудь и тоже начал говорить — в основном о себе, о том, что он, адвокат Вудраф, с самого начала знал, кто виновен, но... вы же знаете, ребята, с каким скрипом продвигаются эти официальные расследования... полиция, да еще отдел детективов...

В этой суматохе Эллери Квин незаметно выскользнул из кабинета. Он прошел тихонько по галерее, мимо статуй, под богатыми картинами на стенах... Легко сбежал по лестнице, перебрался через выбитую дверь и, наконец, глубоко и облегченно вдохнул холодный воздух темной Мэдисон-авеню.

Через пятнадцать минут там его и нашел инспектор: Эллери стоял у темной витрины, и темные мысли беспорядочно кружились в его ноющей голове.


Глава 20

АРГУМЕНТАЦИЯ

Это безрадостное настроение одолевало его еще долго, очень долго — до раннего утра. Напрасно инспектор старался, прибегая ко всем известным ему отеческим уловкам, убедить своего угрюмого потомка бросить ломать голову и поискать утешения в недрах теплой постели. Эллери, облаченный в халат и шлепанцы, съежился в кресле перед слабым огнем в гостиной, впитывая каждое слово из ежедневника в кожаном переплете, который он стянул со стола Слоуна, и никак не реагировал на упрашивания старика.

Отчаявшись, инспектор прошаркал в кухню, сварил кофе — молодой Джуна крепко спал в своей каморке — и налил себе кружку в тишине и одиночестве. Аромат защекотал ноздри Эллери, как раз когда он завершил изучение дневника. Он сонно потер глаза, прошел на кухню и тоже налил себе чашку. Теперь они пили вдвоем, но по-прежнему в тишине, которая уже начинала давить на барабанные перепонки.