— Ради бога. Разве могу я в чем-нибудь отказать такому старому другу? Эти драгоценности попали к нам от графа де ла Рош.

Брови месье Папополуса красноречиво поднялись.

— Вот оно что, — пробормотал он.

Пуаро наклонился к нему и напустил на себя как можно более наивный и простодушный вид.

— Месье Папополус, — заговорил он, — я хочу открыть карты. Оригиналы этих драгоценностей были украдены у мадам Кеттеринг в «Голубом поезде». Теперь учтите, пожалуйста, следующее: мне эти драгоценности не нужны. Найти их — дело полиции. Я же работаю не для полиции, а для месье Ван Альдина. Я хочу найти убийцу мадам Кеттеринг, и украденные драгоценности интересуют меня лишь постольку, поскольку они имеют отношение к этому убийце. Вы меня понимаете?

Последние слова были произнесены с подчеркнутой многозначительностью. Месье Папополус с совершенно невозмутимым видом сказал:

— Продолжайте.

— Мне представляется весьма вероятным, что драгоценности поменяют своего владельца в Ницце, если только этого уже не произошло.

— А! — неопределенно заметил месье Папополус.

Он продолжал задумчиво пить кофе. Сегодня месье Папополус выглядел благороднее и величественнее, чем обычно.

— И вот я говорю себе, — продолжал с воодушевлением Пуаро, — какой счастливый случай! Мой старый друг месье Папополус в Ницце. Он, конечно, поможет мне.

— А как, по-вашему, я могу помочь? — холодно осведомился месье Папополус.

— Я сказал себе: без сомнения, месье Папополуо здесь по делу.

— Вот и ошиблись, — возразил антиквар. — Не по делу, а по настоянию врача — для поправки здоровья.

Он глухо закашлялся.

— Как печально это слышать, — притворно огорчился Пуаро. — Но я продолжаю. Когда русскому князю, австрийской эрцгерцогине или итальянскому графу необходимо должным образом распорядиться фамильными драгоценностями, куда они идут прежде всего? К месье Папополусу! Разве не так? К человеку, известному на весь мир своим благоразумием и умением хранить чужие тайны.

Антиквар поклонился.

— Вы мне льстите.

— Благоразумие — великое дело, — размышлял вслух Пуаро. — Я тоже могу быть осторожным.

Глаза мужчин встретились, и Пуаро медленно продолжил, тщательно подбирая слова:

— Я сказал себе: если драгоценности были перепроданы в Ницце, месье Папополус наверняка слышал об этом. Он знает обо всем, что происходит в мире драгоценностей.

— Вот как! — произнес месье Папополус и взял croissant[42].

— Полиция, как вы понимаете, не поставлена в известность. Это сугубо частное дело.

— До меня дошли кое-какие слухи, — осторожно признался месье Папополус.

— Какие? — поинтересовался Пуаро.

— А по какой причине я должен вам рассказывать?

— Такая причина есть, — твердо заметил Пуаро. — Вы, должно быть, помните, месье Папополус, как 17 лет назад вам был оставлен на хранение некий предмет, принадлежавший одному… э-э… очень известному лицу. Внезапно этот предмет непонятно как исчез, и вы оказались, как говорят англичане, на краю пропасти.

Пуаро перевел взгляд с антиквара на девушку. Она отодвинула в сторону посуду, положила руки на стол и внимательно прислушивалась к разговору. Не спуская с нее глаз, Пуаро продолжал:

— Я случайно в то время оказался в Париже, и вы обратились ко мне за помощью. Полностью доверились мне. Вы сказали мне, что если я найду вам этот предмет, вы отплатите мне сторицей. Eh bien! Я нашел его вам.

Месье Папополус глубоко вздохнул.

— Это был чрезвычайно неприятный эпизод в моей жизни, — пробормотал он.

— Семнадцать лет — большой срок, — задумчиво отметил Пуаро. — Но я надеялся, что люди вашей национальности не забывают таких услуг.

— Греки? — пробормотал Папополус с иронической улыбкой.

— Нет, не греков я имею в виду, — сказал Пуаро.

Наступила тишина. Затем старик гордо выпрямился и спокойно произнес:

— Вы правы, месье Пуаро. — Я — еврей, а мы помним добро.

— Значит, вы мне поможете?

— Что касается самих драгоценностей, месье, то здесь ничем помочь не могу.

Антиквар говорил, тщательно подбирая слова, как это только что делал Пуаро.

— Я ничего о них не слышал. Но не исключено, что все же я смогу оказать вам небольшую услугу, если вы, конечно, интересуетесь скачками.

— При известных обстоятельствах — конечно, — ответил Пуаро, в упор глядя на собеседника.

— Здесь есть одна лошадь, которая могла бы привлечь ваше внимание. Я не могу утверждать наверняка, сами понимаете, потому что свои сведения я полу чил не из первых рук.

Он замолчал, вперив взгляд в Пуаро и как бы желая убедиться, что тот его понимает.

— Отлично, отлично, — закивал маленький детектив.

— Кличка этой лошади, — продолжал месье Папополус, откидываясь в кресле и складывая кончики пальцев, — Маркиз. Я в общем-то не уверен, но мне кажется, что это английская лошадь. Да, Зия?

— Я тоже так считаю, — подтвердила девушка.

Пуаро проворно поднялся.

— Благодарю вас, месье — произнес он. — Прекрасная вещь, как говорят англичане, знать все из первых рук. Прощайте, месье, тысяча благодарностей.

Он повернулся к девушке.

— До свидания, мадемуазель Зия. Просто не верится, что со времени нашей последней встречи прошло уже 17 лет. Как будто только вчера видел вас в Париже. Как будто прошло всего лишь два года.

— Ах, тридцать три года — это уже не шестнадцать, — вздохнула Зия.

— Но не в вашем случае, — галантно возразил Пуаро. — Надеюсь, вы с отцом как-нибудь отужинаете у меня?

— Будем очень рады, — ответила Зия.

— Вот и отлично. А теперь je me sauve[43].

Пуаро вышел на улицу, тихо напевая себе что-то под нос и беззаботно помахивая тросточкой. По пути он зашел в первое же почтовое отделение и отправил закодированную телеграмму. В ней сообщалось о пропавшей булавке для галстука и адресована она была инспектору Джеппу, Скотланд Ярд, Лондон.

Расшифровав телеграмму, можно было прочесть следующее:

— Пришлите мне все данные о человеке, известном под кличкой «Маркиз».

23. Новая версия

Ровно в одиннадцать часов Пуаро появился в номере Ван Альдина и застал миллионера одного.

— Вы пунктуальны, месье Пуаро, — улыбнулся Ван Альдин, поднявшись навстречу детективу.

— Я всегда пунктуален, — отвечал Пуаро. — Точность — вот мое кредо. Точность, порядок, метод и…

Он замолчал.

— Впрочем, я, кажется, уже говорил вам об этом. Разрешите мне теперь перейти непосредственно к делу.

— Ваша небольшая идея, да?

— Вы правы, — Пуаро улыбнулся. — Моя небольшая идея. Прежде всего, месье, я хотел бы побеседовать еще раз с горничной Адой Мэйсон. Она здесь?

— Да.

— Ах вот как!

Ван Альдин с удивлением посмотрел на него. Затем он вызвал коридорного и дал ему указание найти Мэйсон.

Когда горничная вошла в комнату, Пуаро приветствовал ее со своей обычной вежливостью, что всегда оказывало воздействие на людей этого сословия.

— Добрый день, мадемуазель, — радостно приветствовал он ее. — Садитесь, пожалуйста, если только месье не будет возражать.

— Да, да, садитесь, дитя мое, — произнес Ван Альдин.

— Благодарю вас, сэр, — чопорно произнесла Мэйсон и осторожно присела на краешек стула. Она казалась еще более мрачной и натянутой, чем обычно.

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, — начал Пуаро. — Необходимо до конца выяснить эту историю о человеке в купе вашей госпожи. Вы видели графа де ла Рош и сказали, что это мог быть он, но что вы не совсем в этом уверены.

— Я уже говорила, сэр, что не видела этого джентльмена в лицо, а это так все осложняет.

Пуаро просиял и кивнул головой.

— Конечно, конечно. Я понимаю все сложности. Теперь скажите, пожалуйста, мадемуазель, вы ведь служили у мадам Кеттеринг в течение всего двух месяцев, так? За это время вам часто приходилось видеть месье Кеттеринга?

Мэйсон некоторое время размышляла и, наконец, ответила:

— Я видела его всего два раза, сэр.

— Вблизи или издалека?

— Однажды, сэр, он пришел на Керзон-стрит. Я была наверху и смотрела через перила, когда он в холле разговаривал с моей госпожой. Мне было интересно, — ну, сами понимаете, — зная, что…

Она благоразумно замолчала.

— А второй раз?

— Я гуляла в парке, сэр. Вместе с Энни, одной из служанок миссис Кеттеринг, и Энни указала мне на мистера Кеттеринга, который прогуливался под руку с какой-то иностранкой.

Пуаро снова кивнул.

— Так вот, скажите мне, Мэйсон, тот мужчина, которого вы видели в поезде и который встретился с вашей госпожой в Париже, не мог быть ее мужем?

— Мужем госпожи, сэр? О нет, я так не думаю.

— Но вы не уверены? — настаивал Пуаро.

— Я никогда не думала об этом, сэр, — Мэйсон явно расстроило такое предположение.

— Вы знаете, что месье Кеттеринг тоже был в поезде. Он вполне мог проходить в то время по коридору…

— Но ведь джентльмен, который говорил с госпожой, явно пришел с улицы, сэр. На нем были пальто и шляпа.

— Вы правы, мадемуазель, но вспомните вот о чем. Поезд только что остановился на Лионском вокзале. Многие пассажиры вышли на платформу подышать свежим воздухом. Ваша госпожа также собиралась прогуляться и с этой целью, без сомнения, надела пальто, не так ли?

— Да, сэр, — согласилась Мэйсон.

— Теперь представьте себе, что месье Кеттеринг делает то же самое. В поезде душно, на платформе — прохладно. Он надевает пальто и шляпу и выходит на платформу поразмяться. Взглянув на освещенные окна вагона, он внезапно видит свою жену. До сих пор он даже не подозревал, что она едет в том же поезде. Естественно, он сразу же поднимается в вагон и идет в ее купе. Увидев его, ваша госпожа вскрикивает от удивления и сразу же закрывает дверь в ваше купе, так как весьма вероятно, что их разговор может иметь сугубо личный характер.