Довольно трудно решить, с чего начать… Очевидно, с той головоломки, которая мучает всех-, всех вас. Как могло случиться, что Люсиль Прайс, чье присутствие в приемной операционного зала было подтверждено многими надежными свидетелями: доктором Байерсом, сестрой Грейс Оберман и сомнительным джентльменом, известным под именем Большой Майкл, которые в то же самое время подтверждали присутствие самозванца, выдававшего себя за доктора Дженни, была в один и тот же момент двумя различными лицами?..

Все утвердительно кивнули.

– С помощью анализа, – продолжал Эллери, – я объясню вам, как она достигла этого спиритического эффекта.

Рассмотрим эту необычайную ситуацию. Люсиль Прайс была, само собой, медсестрой, по долгу службы дежурившей в приемной около лежавшей без сознания Эбигейл Доорн. В то же время она была самозванцем, претендующим на роль доктора Дженни. Свидетели клялись, что в комнате, кроме миссис Доорн, находились двое – сестра и врач. Кто-то из них слышал, как сестра говорила и видел, как врач вошел и вышел. Можно ли было предположить, что и сестра, и врач были одним и тем же лицом и что рассказ Люсиль Прайс был лжив? Теперь, когда все кончено, и мы знаем, что произошло в действительности, мы можем отметить одну многозначительную черту, которая делает кажущуюся невероятной серию обстоятельств не только возможной, но и вполне правдоподобной, а именно: когда сестру слышали, ее не видели, а когда видели самозванца, то его не слышали! – Эллери отпил воды из стакана. – Но я начал не с того, с чего нужно. Прежде чем рассказать вам, как Люсиль Прайс свершила чудо раздвоения личности, позвольте мне вернуться к началу дела и описать путь, по которому мы наконец приблизились к тому счастливому положению, когда истина все венчает..

Когда одежда самозванца была найдена в телефонной будке, маска, халат и шапочка не содержали никаких ключей, не имели никаких характерных деталей.

Но три предмета – брюки и два башмака – разъяснили многое.

Давайте рассмотрим туфли. На одном из них разорванный шнурок был обмотан куском липкого пластыря. Что же это означало? Мы приступили к работе.

Прежде всего после недолгих размышлений стало ясно, что шнурок,, очевидно, порвался во время преступления. Почему?

Мы имели достаточно доказательств, что убийство было тщательно спланировано заранее. Если бы шнурок порвался во время подготовительного периода, был бы использован пластырь для починки? Едва ли. Убийца достал бы новый, целый шнурок и вдел его в ботинок, чтобы предотвратить очередной разрыв шнурка во время преступления, когда дорога каждая секунда и любая задержка может оказаться роковой.

Конечно, встал естественный вопрос: почему преступник, вместо того чтобы просто связать концы шнурка, стал их склеивать? Обследование шнурка открыло причину. Если бы шнурок связали, он бы настолько укоротился, что завязать ботинок стало бы практически невозможно.

Была и еще одна деталь, указывающая на то, что шнурок был порван и починен во время преступления.

Пластырь был слегка сырой, когда я отделил его от шнурка. Очевидно, его использовали совсем недавно.

Итак, из самого факта применения пластыря и его влажного состояния следовало, что шнурок порвался во время совершения преступления. Когда же именно? До убийства или после? Ответ: до убийства. А почему? Потому что если бы шнурок порвался, когда самозванец снимал ботинок, то совершенно незачем было чинить его! Время дорого, а какой вред может принести порванный шнурок, когда ботинок уже сослужил свою службу? Надеюсь, это ясно? – Головы одновременно наклонились. Эллери закурил сигарету и сел на край стола инспектора. – Следовательно, мне было известно, что шнурок порвался, когда преступник надевал свой маскарадный костюм, т. е. незадолго до убийства. Но куда же это вело? – Эллери улыбнулся. – В то время не слишком далеко. Поэтому я отложил на время решение этого вопроса и взялся за любопытную проблему самого пластыря.

Я задал себе вопрос. Представители каких взаимодополняющих групп людей могли совершить преступление? Ну, например, курящие и некурящие, поющие и непоющие, белые и негры.

Так как мы расследовали убийство в госпитале, то напрашивалась классификация на профессионалов и непрофессионалов. Под первыми подразумевал людей, знакомых с госпиталем и больничной рутиной, причем знакомых до тонкостей.

Отлично! Рассмотрев с этих позиций факт починки шнурка с помощью пластыря, я пришел к выводу, что убийца-самозванец был профессионалом.

Как же я пришел к этому решению?

Ну, разрыв шнурка был, как я уже говорил, непредвиденным осложнением. Другими словами, самозванец не ожидал, когда надевал наряд хирурга перед убийством, что один из шнурков порвется, как только он наденет ботинки. Следовательно, он не мог запастись лишним шнурком. Значит, все его действия, связанные с починкой, не были запланированы заранее, а производились как бы инстинктивно, в силу чрезвычайной спешки. Но преступник в таких обстоятельствах использовал для починки шнурка липкий пластырь! Я спрашиваю вас: стал бы непрофессионал носить с собой пластырь? Нет! А не взяв его с собой, стал бы он искать пластырь, чтобы починить шнурок? Снова нет!

– Итак, – Эллери постучал по столу указательным пальцем, – факт использования пластыря свидетельствует о том, что преступник был профессионалом.

Теперь отвлечемся на минуту. Эта классификация включает не только сестер и врачей, но и лиц, не являющихся медиками, но в то же время хорошо знакомых о порядками в госпитале.

Однако кусок пластыря мог просто попасться на глаза самозванцу в нужный момент и навести его на мысль о применении пластыря для починки. Это обесценивало все мои рассуждения. Ведь в таком случае преступник мог оказаться и непрофессионалом.

Но, к счастью для строгой прогрессии моих размышлений, – продолжал Эллери, попыхивая сигаретой, – я узнал из беседы с доктором Минченом и нашей небольшой прогулки по зданию еще до убийства, что В Голландском мемориальном госпитале существуют жесткие правила относительно медицинских принадлежностей, к которым относится и пластырь. Все оборудование хранится в специальных шкафах, а не валяется на столах на виду у всех или в подсобных помещениях, куда легкб можно проникнуть… Только сотрудник госпиталя мог за тот короткий промежуток времени, который был в распоряжении убийцы, разыскать моток пластыря. Пластырь, безусловно, не попался на глаза самозванцу – преступник должен был знать, где он лежит, чтобы использовать его.

Короче говоря, я смог еще сузить классификацию преступника, отнеся его не просто к профессионалам, но и к людям, связанным с Голландским мемориальным госпиталем!

Итак, мне удалось кое-что выяснить с помощью изучения фактов о личности убийцы-самозванца. Позвольте мне еще раз суммировать мои выводы, чтобы они еще четче запечатлелись в ваших головах. Убийца, использовавший для – починки пластырь, был профессионалом. Убийца, знавший, где найти пластырь в нужный момент, должен был быть связан не с любой больницей, а именно с Голландским мемориальным госпиталем. – Эллери закурил очередную сигарету. – Это сузило поле деятельности, но не явилось пределом желаний. Ибо с помощью этих выводов я не мог исключить из списка таких людей, как Эдит Даннинг, Гульда Доорн, Мориц Кнайзель, Сара Фуллер, швейцар Айзек Кобб, управляющий Джеймс Пэрадайс, лифтеры, уборщицы, всех, кто постоянно находился в госпитале и знал там все порядки и правила. Другие сотрудники и постоянные посетители с особыми привилегиями попадали в ту же категорию. Все они вместе с медицинским персоналом госпиталя подходили под рубрику профессионалов.

Но это еще не все. На башмаках был еще один след.

Обследуя их, мы столкнулись с весьма необычным явлением. Язычки в обоих ботинках были загнуты внутрь и плотно прижаты к поверхности. Какое же объяснение можно было найти этому факту?

Туфли были использованы самозванцем – это доказывал пластырь. В них побывали ноги убийцы. И тем не менее язычки находились в необычном положении.

Наверное, с вами, как и со всеми, иногда случалось, что вы, надевая ботинок, вталкивали язычок внутрь. В таком случае вы всегда это чувствовали, не так ли? Ну разумеется, самозванец не стал бы надевать ботинки в таком состоянии. Значит, либо он ее заметил того, что произошло с язычками, либо это не причинило ему неудобств.

Каким же образом это могло произойти? Имеется только одно объяснение: ноги самозванца были значительно меньше ботинок, которые он надел и которые мы позднее нашли в будке. Но эти ботинки были очень маленького размера – шестого! Вы понимаете, что это означает? Шестой размер – самый маленький размер мужской обуви, Какой же урод мог носить такие туфли? Китаец, почтенный родитель которого принял отпрыска за девочку и задержал рост его ног? Короче говоря, человек, который мог надеть такие ботинки, загнув язычки внутрь и не почувствовав этого, должен был в обычное время носить обувь еще меньшего размера: 4 или 5, а это явно не мужские размеры!

Итак, анализ привел к следующим выводам: ноги, которые могли влезть в эти туфли с загнутыми внутрь язычками, не причинив при этом неудобства их обладателю, могли принадлежать: а) ребенку (что совершенно невозможно, учитывая подтвержденный свидетелями рост самозванца), б) неправдоподобно маленькому мужчине (что невозможно по той же причине) и, наконец, в) среднего роста женщине! – Эллери постучал по столу. – В течение расследования на прошлой неделе я неоднократно говорил вам, джентльмены, что эти ботинки поведали мне важную историю. Так оно и было. Пластырь на шнурке выявил профессионала, связанного с Голландским мемориальным госпиталем, а загнутые язычки навели на мысль о женщине.

Это явилось первым указанием на то, что самозванец изображал не просто другого человека, но и лицо противоположного пола. Женщина изображала мужчину!