– Да.

– Я думаю, что вы их поймаете, – уверенно заявил Джуна.

– Правда? – Пальцы Эллери ощупали тонкие крепкие ребра мальчика. – Тебе не мешало бы завести здесь немного мяса, Джуна, – строго сказал он. – Может быть, футбол тебе поможет?.. Так ты уверен, что я их поймаю? Самонадеянная юность! Ты, наверно, слышал, как я говорил, что… ну, что пока еще не достиг особых успехов?

Джуна хихикнул.

– Вы дурачились, верно?

– Не совсем.

Глаза мальчика приняли хитрое выражение.

– Неужели вы сдались?

– Конечно нет!

– Вы не можете сдаться, мистер Эллери, – горячо сказал мальчик. – На матче, два дня назад, в последней четверти счет был 14:0 не в нашу пользу. Но мы не сдались, а забили подряд три гола назло им!

– Что, по-твоему, я должен сделать, Джуна? Я хочу, чтобы ты дал мне самый лучший совет, на который ты способен. – Эллери говорил без улыбки.

Джуна ответил не сразу. Сжав губы, он погрузился в долгое задумчивое молчание. Наконец он сказал:

– Яйца.

– Что? – удивленно переспросил Эллери.

Джуна казался довольным самим собой.

– Сегодня утром я варил яйца для папаши Квина,

Я всегда это делаю старательно – ведь папаша очень требовательный. Ну, и позволил им кипеть слишком долго, поэтому я их выбросил и начал все сначала. Второй раз все получилось как надо. – И он многозначительно посмотрел на Эллери.

Эллери усмехнулся.

– Вижу, окружение на тебя скверно повлияло. Ты заимствовал мой аллегорический метод… Джуна, это отличная мысль!

Он взъерошил черные волосы мальчика. – Начнем все сначала, а? – Эллери вскочил со стула. – Клянусь твоими цыганскими очами, сынок, это правильный совет!

Охваченный новым приливом энергии, Эллери скрылся – в спальне, а Джуна начал убирать остатки завтрака, поминутно облизывая пальцы.


– Джон, я намерен последовать совету юного Джуны и заново приступить к расследованию обоих преступлений.

Они сидели в кабинете доктора Минчена в госпитале.

– Вы нуждаетесь во мне? – Глаза врача были тусклы, с покрасневшими веками, он тяжело дышал.

– Если вы располагаете временем…

– Думаю, что да.

Они вышли из кабинета.

Этим утром госпиталь снова приобрел свой повседневный вид: запреты были отменены, и, за исключением некоторых помещений на главном этаже, работа продолжалась так, словно здесь никогда не происходило ничего из ряда вон выходящего. Детективы и полицейские все еще находились в здании, но они держались в стороне, не вмешиваясь в деятельность врачей и сестер.

Пройдя по восточному коридору, Эллери и Минчен свернули в южный коридор и двинулись в западном направлении. У двери анестезионной дремал полисмен, развалившись в кресле-качалке, украденной им из палаты выздоравливающего. Дверь была закрыта.

Как только Эллери взялся за ручку двери, полисмен вскочил на ноги с быстротой молнии. Он отказывался пропустить их в анестезионную до тех пор, пока Эллери не предъявил специальный пропуск, подписанный инспектором Квином.

Анестезионная выглядела точно так же, как три дня назад.

У двери, ведущей в приемную анестезионной, сидел другой полисмен. Пропуск снова произвел магическое действие. Полицейский вскочил, расплылся в улыбке, пробормотал «да, сэр» и пропустил их внутрь.

Стол на колесиках, стулья, шкаф с выдвинутыми ящиками, дверь лифта… Ничего не изменилось.

– Как я понял, сюда никого не пускали, – заметил Эллери.

– Мы хотели взять отсюда кое-что, – сказал Минчен, но ваш отец оставил строгое распоряжение. Нас даже не впустили.

Эллери с мрачным видом огляделся вокруг и вскинул голову.

– Очевидно, вы подумали, что я рехнулся, снова придя сюда, Джон? Откровенно говоря, теперь, когда прилив вдохновения, внушенный Джуной, стал ослабевать, я сам чувствую себя глуповато. Здесь не может быть ничего нового.

Минчен не ответил.

Заглянув в операционный зал, они снова вернулись в приемную. Эллери подошел к двери лифта и открыл ее. Лифт стоял на месте. Войдя в кабину, Эллери взялся за ручку двери на противоположной стороне. Она не поддалась.

– Заперто с той стороны, – пробормотал он. – Правильно, ведь это единственная дверь, ведущая в восточный коридор.

Эллери шагнул назад в приемную и снова окинул ее взглядом. Рядом с лифтом находилась дверь, ведущая в маленькую стерилизаторскую. Он заглянул внутрь. Все выглядело так же, как в понедельник.

– О, это пустая затея, – вздохнул Эллери. – Уйдем из этого ужасного места, Джон.

Выйдя через анестезнонную, они снова зашагали по южному коридору по направлению к главному входу.

– Стойте! – внезапно сказал Эллери. – Давайте заглянем в кабинет Дженни.

Сидящий у двери полисмен послушно уступил им дорогу.

Войдя в кабинет, Эллери уселся во вращающееся кресло покойного за большим письменным столом и указал Минчену на один из стульев у-западной стены. В наступившем молчании Эллери рассматривал комнату, дымя сигаретой.

– Джон, – спокойно заговорил он, – я должен кое в чем признаться. Мне кажется, что произошло нечто, всегда относимое мной к сфере невозможного. Это совершение неразрешимого преступления.

– Вы имеете в виду, что нет никакой надежды?..

– Надежда – столп мира. – Эллери щелкнул ногтем по сигарете и улыбнулся. – Мой столп рушится. Эго страшный удар по моей гордости, Джон… Я не волновался бы так, если бы был искренне убежден, что столкнулся с интеллектом, далеко превосходящим мой, – преступником, который смог распланировать и совершить два убийства, не поддающиеся разгадке. Я даже восхищался бы этим.

Но заметьте, что я сказал «неразрешимое», а не «совершенное» преступление. Это преступление далеко не совершенное. Преступник оставил ясные и как будто достаточно убедительные улики. Нет, в этих убийствах не чувствуется почерка гения, Джон. Либо наш злодей сумел нейтрализовать собственные ошибки, либо судьба сделала за него то же самое…

Эллери швырнул окурок в пепельницу.

– Нам остается только одно, – снова изучить в деталях каждого подозреваемого. Должно же что-то скрываться в рассказах этих людей! Эго наш последний шанс.

Минчен внезапно выпрямился.

– В этом я могу вам помочь, – с надеждой сказал он. – Я наткнулся на факт, который может оказаться полезным.

– Да?

– Вчера вечером я поздно заработался над книгой, которую писали мы с Дженни. Я старался подхватить нить, оборванную со смертью старика. И мне удалось обнаружить кое-что, касающееся двух участников дела, о чем, как ни странно, я никогда не подозревал раньше.

– Вы имеете в виду какой-то намек в рукописи? – нахмурился Эллери. – Но я не понимаю…

– Не в рукописи, а в документах, которые Дженни собрал за 20 лет… Эллери, это профессиональная тайна, и при обычных обстоятельствах я ничего не рассказал бы даже вам…

– Кого это касается? – резко осведомился Эллери.

– Луциуса Даннинга и Сары Фуллер.

– Ага!

– Вы обещаете, что если эта история не связана с преступлением, то вы примете меры, чтобы она не фигурировала в деле?

– Да, разумеется. Продолжайте, Джон, это меня за* интересовало.

– Полагаю, вам известно, – быстро продолжал Минчен, – что во всех специфических случаях, упоминающихся в медицинских трудах, даются только инициалы или номера историй болезни. Это делается из уважения к пациенту, а также потому, что для рассмотрения его заболевания его имя и личность не имеют никакого значения.

Вчера вечером, просматривая некоторые истории болезни, которые еще не были включены в рукопись «Врожденной аллергии», я наткнулся на одну карточку, примерно двадцатипятилетней давности. Примечание на ней гласило, что при ссылке на этот случай необходимо соблюдать особую осторожность и не упоминать ни фамилии, ни даже правильных инициалов больных, дабы это ее привело к раскрытию их личности.

Все это было настолько необычным, что я тут же прочитал историю, даже не подготовившись к тому, чтобы занести се в книгу. Случай касался Даннинга и Сары Фуллер, у которой были преждевременные роды, так что ей пришлось делать кесарево сечение. Это и еще кое-какие обстоятельства давали подходящий материал для нашей книги. – Минчен понизил голос. – Ребенок был незаконный. Это была девочка, и теперь она известна под именем Гульды Доорн!

Вцепившись в ручки кресла, Эллери уставился на врача невидящим взглядом. На его лице появилась невеселая улыбка.

– Гульда Доорн – незаконнорожденная, – медленно произнес он, закуривая очередную сигарету. – Ну что ж, это многое проясняет. Правда, я не вижу, как это может повлиять на раскрытие преступления, но… продолжайте, Джои. Что дальше?

– В то время доктор Даннинг был старательным молодым практикантом, проводившим ежедневно несколько часов в госпитале. Не знаю, как он повстречал Сару Фуллер, но у них началась тайная связь. Жениться на ней Даннинг не мог, так как он уже был женат и имел двухлетнюю дочь – Эдит. Думаю, что Сара в те годы была довольно привлекательной девушкой… Конечно, эти сведения не совсем медицинского порядка, но в историях болезни всегда много .страниц посвящено описанию сопутствующих факторов.

– Ясно. Продолжайте!

– Эбби, разумеется, обо всем узнала, но так как она была заинтересована в Саре, то отнеслась ко всему снисходительно. Она предпочла замять историю и даже включила впоследствии Даннинга в постоянный штат сотрудников госпиталя. А чтобы не вызывать скандала, Эбби решила усыновить ребенка.

– Юридически?

– Очевидно. У Сары не было выбора, судя по записям, она согласилась на все без возражений. Она поклялась никогда не вмешиваться в воспитание девочки, которая должна была стать для всех дочерью Эбигейл.