– Все как будто в полном порядке, – пробормотал инспектор.

– А я вам что говорил? – Морхаус беспокойно заерзал в кресле. – Ну, давайте покончим с этим… Должно быть, джентльмены, вы удивитесь, узнав, что доктор Дженни упомянут в завещании дважды.

– Что? – Инспектор резко выпрямился.

– Два отдельных наследства. Одно персональное. Дженни был протеже Эбби еще тогда, когда он в первый раз взял в руки бритву. Другое – как часть фонда госпиталя, который позволит Дженни и Кнайзелю продолжать исследования, над которыми они совместно работают.

– Стойте, стойте! – прервал его инспектор. – Кто такой Кнайзель? Я впервые слышу эту фамилию.

Доктор Минчен подвинул свое кресло вперед.

– Я могу рассказать вам о нем, инспектор. Мориц Кнайзель – ученый, кажется, он австриец, который разрабатывает вместе с доктором Дженни какую-то сногсшибательную теорию – по-моему, касающуюся металлов. У него есть лаборатория на этом этаже, специально оборудованная для него Дженни, и он торчит в ней день и ночь. На редкость упорный тип.

– А что именно представляет из себя это исследование? – спросил Эллери.

Минчен выглядел смущенным.

– Не думаю, чтобы кто-нибудь знал об этом досконально, кроме Кнайзеля и Дженни, а они не болтают лишнего. Лаборатория-это объект шуток всего госпиталя. В ней не был ни один человек, кроме Дженни и Кнайзеля. Это комната с массивной двойной дверью, толстыми стенами и без единого окна. От внутренней двери существуют только два ключа, а чтобы добраться до нее, нужно знать код замка наружной двери. Ключи, разумеется, хранятся у Кнайзеля и Дженни. Дженни строго запретил входить в лабораторию,

– Тайна за тайной, – пробормотал Эллери. – Мы словно попали в средневековье!

Инспектор резко повернулся к Морхаусу.

– Вы об этом ничего не знаете?

– О самой работе ничего, но я могу сообщить вам об одном новом обстоятельстве, которое может вас заинтересовать.

– Одну минуту, – инспектор сделал знак Вели. – Пошлите кого-нибудь привести сюда этого Кнайзеля. Нам придется побеседовать с ним. Держите его в зале, пока я не вызову. – Вели выглянул в коридор, отдал распоряжение кому-то из детективов. – Итак, мистер Морхаус, вы собирались рассказать нам…

– Думаю, вы найдете это интересным, – сухо заговорил Морхаус. – Видите ли, несмотря на благородное сердце и умную голову, Эбби все-таки оставалась женщиной, а женщинам свойственно непостоянство. Поэтому я не был очень удивлен, когда две недели назад она велела мне составить новое завещание.

– О Боже! – простонал Эллери.–-Это дело просто всеобъемлюще! Сначала анатомия, потом металлургия, теперь право…

– Только не думайте, что с первым завещанием было что-нибудь не так, – поспешно прервал Морхаус. – Просто она хотела изменить один пункт…

– Касающийся доктора Дженни? – спросил Эллери.

Морхаус бросил на него удивленный взгляд.

– Да, вы правы. Только не его персонального наследства, а того капитала, который должен был составить рабочий фонд для поддержки исследований Дженни и Кнайзеля. Эбби хотела полностью вычеркнуть этот пункт. Само по себе это не требовало нового завещания, но она решила оставить дополнительные суммы слугам и добавить кое-что на благотворительные пожертвования, так как первое завещание было составлено два года назад.

Эллери выпрямился в кресле.

– И новое завещание было составлено?

– О да. Предварительно оформлено, но не подписано, – поморщившись, ответил Морхаус. – А теперь эта кома и убийство… Если бы я только знал, что с ней может случиться такое! Но, разумеется, ни у кого из нас этого и в мыслях не было. Я намеревался завтра представить завещание на подпись Эбби, но теперь уже слишком поздно. Первое завещание остается в силе.

– В это завещание придется заглянуть, – проворчал инспектор. – В делах об убийстве завещание всегда доставляет массу хлопот… Значит, старая леди угробила порядочную сумму на металлургические изыскания Дженни?

– Вот именно, угробила, – вздохнул Морхаус. – Думаю, что денег, которые Эбби пожертвовала на таинственные эксперименты Дженни, хватило бы с головой, чтобы обеспечить нас всех.

– Вы сказали, – вмешался Эллери, – что никто, за исключением главного хирурга и Кнайзеля, не знал о сущности открытия. Неужели миссис Доорн тоже не знала? Кажется маловероятным, чтобы старая леди, с присущей ей проницательностью в делах, стала бы финансировать проект, почти ничего о нем не зная.

– Даже у самых сильных людей есть свои слабости, – наставительно произнес Морхаус. – Слабостью Эбби был Дженни. Она полагалась на его слова. И должен заметить, Дженни никогда не злоупотреблял ее доверием. Безусловно, она не была осведомлена о научных деталях проекта, хотя Дженни и Кнайзель работают над ним уже два с половиной года.

– Вот так так! – усмехнулся Эллери. – Уверен, что старая леди была не так глупа, как вы ее изображаете. Не потому ли, что они возились со своим открытием чересчур долго, она решила вычеркнуть этот пункт во втором завещании?

Морхаус поднял брови.

– Отличная догадка, Квин. Конечно, в этом все и дело. Сначала они обещали закончить работу в шесть месяцев, а она уже растянулась на срок в пять раз больший. Хотя Эбби была так же привязана к Дженни, как раньше, она сказала – вот ее собственные слова: «Я вылечу в трубу, субсидируя этот эксперимент. Деньги слишком дороги в наши дни».

Инспектор внезапно поднялся.

– Благодарю вас, мистер Морхаус. Пожалуй, это все. Можете идти.

Морхаус вскочил со стула, как узник, неожиданно освобожденный от кандалов.

– Спасибо! Побегу к Доорнам, – бросил он через плечо. У двери адвокат задержался, и на его лице мелькнула мальчишеская улыбка. – Можете не утруждать себя просьбами не покидать город, инспектор. Я хорошо знаком с этой процедурой.

И он вышел из комнаты.

Доктор Минчен шепнул что-то Эллери, кивнул инспектору и тоже выскользнул из приемной.

Шум в коридоре заставил Вели повернуться и высунуть за дверь свою массивную голову.

– Окружной прокурор! – доложил он. Инспектор побежал к двери. Эллери встал, поправив пенсне.

В комнату вошли три человека.

Окружной прокурор Генри Сэмпсон был крепкий, коренастый, все еще молодо выглядевший человек. Рядом с ним стоял его помощник Тимоти Кронин, худой энергичный субъект с буйной рыжей шевелюрой, сзади держался старик в широкополой шляпе и с сигарой в зубах. Его проницательные глазки бегали с места на место, шляпа съехала на затылок, и густая прядь седых волос свисала над глазом.

Вели вцепился старику в рукав пиджака, как только он перешагнул порог.

– Вот и вы, Пит, – проворчал он. – Вам что здесь понадобилось?

– Полегче, Вели! – Седоватый мужчина стряхнул с рукава огромную руку сержанта. – Неужели вы не понимаете, что я нахожусь здесь в качестве представителя американской прессы, по личному приглашению окружного прокурора? Руки прочь!.. Хэлло, инспектор. Очередное убийство, а? Эллери Квин тут как тут – значит, дело жаркое! Еще не нашли этого подлого негодяя?

– Успокойтесь, Пит, – осадил его Сэмпсон, – Хэлло, Кью! Что здесь происходит? Не возражаю, чтобы меня наконец просветили на этот счет. – Бросив шляпу на стол на колесиках, он сел, с любопытством осматриваясь вокруг. Рыжий ассистент пожал руки Эллери и инспектору. Журналист, добравшись до кресла, плюхнулся в него, удовлетворенно вздохнув.

– Все не так просто, Генри, – спокойно ответил инспектор. – Просвета пока не видно. Миссис Доорн задушили, когда она лежала без сознания, ожидая операции. Кто-то, очевидно, выдал себя за главного хирурга, личность самозванца не установлена – так что в целом положение незавидное. Да, утро у нас было довольно скверное.

– Скрыть эту историю тебе ке удастся, Кью, – нахмурился окружной прокурор. – Убита одна из самых значительных персон во всем Нью-Йорке. Журналисты лезут во все дырки – нам пришлось мобилизовать половину местного полицейского участка, чтобы не пускать их на территорию госпиталя. Пит Харпер – единственное привилегированное лицо. Боже, помоги мне! Полчаса назад мне звонил губернатор и сказал… Ты не можешь себе представить, Кью, что он сказал!.. Так что же кроется за этим – личная месть, безумие, деньги?

– Хотел бы я знать… Послушай, Генри, – вздохнул инспектор, – нам придется сделать официальное заявление прессе, а заявлять пока что нечего. А что касается вас, Пит, – мрачно продолжал он, обернувшись к седовласому журналисту, – то вас здесь только терпят. Одна выходка – и я с вас шкуру спущу! Не печатайте ничего, что не было бы известно другим репортерам. Иначе я вас выставлю, поняли?

– Так точно, – усмехнулся журналист.

– В настоящее время, Генри, ситуация такова. – Инспектор кратко перечислил вполголоса окружному прокурору все утренние события, открытия и затруднения. Кончив свой монолог, он потребовал ручку и бумагу и с помощью прокурора быстро набросал заявление для репортеров, снующих вокруг госпиталя. Сестру попросил размножить заявление на машинке. Сэмпсон подписал копии, после чего Вели отправил одного из детективов раздать их.

Выглянув в операционный зал, инспектор позвал кого-то. Почти сразу же на пороге появилась высокая угловатая фигура доктора Луциуса Даннинга. Морщинистое лицо врача покраснело, глаза сверкали от гнева.

– Так вы все-таки решили, наконец, меня вызвать, – прошипел он, тряся головой и бросая вокруг яростные взгляды. Очевидно, вы считаете, что у меня нет более важных дел, чем торчать снаружи, словно какая-нибудь старуха или двадцатилетний балбес, и ожидать, пока я вам понадоблюсь! Ну, так я предупреждаю вас, сэр, – он подскочил к инспектору и сунул ему под нос свой костлявый кулак, – это насилие вам даром не пройдет!