Издатель умолк и некоторое время испытующе смотрел на молодого журналиста.

– Должен вам сказать, Холланд, – начал он, – что из-за этого дела поднимается страшная шумиха и кто-то сильно пострадает, если преступник не будет обнаружен. А пострадает, несомненно, ваш друг Карвер, которому было поручено расследование первого убийства… Я люблю Карвера, но должен сознаться, что он сплоховал… и не буду защищать его…

Издатель снова помолчал и сказал:

– И вы также сплоховали, мой друг. Вы должны были сразу же отмежеваться от Карвера, подготовить читателя к возможной неудаче. Не буду распространяться о том, что случится с вами, если вы не распутаете этого дела… Вы сами это отлично понимаете… Нужно найти виновного, Холланд!

– Я понимаю, сэр, – с грустной улыбкой ответил Тэб.

– Нужно сделать все возможное, чтобы объяснить, каким образом ключ мог попасть на середину стола… Не забывайте этого, Холланд! Я все сказал…

После этого неприятного разговора Тэб отправился в Майфилд. Он надеялся найти там Карвера и не ошибся. Однако с первого же взгляда журналист понял, что его другу не удалось открыть ничего нового.

– Булавки разные! – воскликнул он, увидев Тэба.

Обе булавки лежали перед ним на столе: действительно, одна из них была значительно короче другой.

– Случайно обронить булавку можно только один раз… – задумчиво произнес Карвер. – Пойдемте в подвальную комнату, Тэб.

Когда они спустились вниз, Тэб рассказал другу о своем разговоре с издателем. Сыщик выслушал его внимательно и с большим интересом.

– Я почему-то убежден, что мы никогда не обнаружим преступника, – понурив голову, заключил Тэб свой рассказ.

Сыщик некоторое время стоял молча, погруженный в свои мысли.

– Я не так мрачно настроен, как вы, Тэб, – заметил он наконец, – но нам предстоит порядочно потрудиться… Да, ваш издатель прав…

Тэб машинально разглядывал коробки на полках, висящих вдоль стен.

– Нигде нет ни малейшего отпечатка пальцев, – заметил сыщик. – Этот негодяй ходит всегда в перчатках… Между прочим, я намерен оставить здесь в доме охрану на день или на два. Хотя мало надежды, чтобы он еще раз вернулся сюда…

Сыщик потушил свет, запер дверь и поднялся с Тэбом в столовую.

– Гм, Броун убит… – с горькой усмешкой сказал он журналисту. – Вальтерс вне подозрений… Единственные люди, на которых может теперь пасть подозрение, это вы и я, – прибавил он и весело рассмеялся.

– Мне это уже приходило в голову, – с улыбкой ответил молодой человек.

Утром Тэб нашел в ящике для писем объемистое послание от Рекса. Оно было из Палермо.

«Дорогой Тэб!

Мне надоело путешествовать, и я решил вернуться домой. Посылаю вам в этом письме кольцо. Я купил его здесь по случаю. Оно будто бы принадлежало когда-то самому Цезарю Борджиа. Мне его продали с гарантией, и я заплатил за него довольно дорого. Вам передаст письмо лакей парохода, на котором я приехал и который сегодня уходит обратно».

Прежде чем читать дальше, Тэб внимательно оглядел кольцо: оно было замечательно тонкой художественной работы.

«Посланцу моему на чай не давайте, я уже вознаградил его, как и подобает такому Крезу, как я… Совершенно не знаю, что делать с собой по возвращении; конечно, я не поселюсь в этом мрачном Майфилде… Если вы все еще будете открещиваться от меня, то мне просто придется поселиться в гостинице. Простите, что не написал вам раньше…

Сердечно вам преданный

Рекс».

Внизу была приписка:

«Если прямой пароход отойдет отсюда в среду, – что еще неизвестно, – то я прямо вернусь домой. Если я вам ничего не напишу, то знайте, что я изменил решение. В Палермо много прекрасных женщин…»

За этой припиской следовала вторая:

«Приглашаю вас и умнейшего Карвера пообедать со мной в день приезда».

Тэб усмехнулся, спрятал письмо и кольцо в ящик стола и задумался: не пустить ли Рекса в самом деле снова к себе?

Временами он сильно скучал без милого Бэби… Тэб с улыбкой подумал о последней приписке: вероятно, увлечение мисс Эрдферн было давно забыто.

Тэб должен был в этот день пить чай у артистки. Он снова улыбнулся.

Впрочем, лицо его тотчас же помрачнело: дело Трэнсмира начинало тяготить его – ему как журналисту надоело обо всем умалчивать.

Встретившись в этот день с Карвером, он откровенно сказал о том сыщику. Карвер понял его претензии и заявил:

– Теперь вы можете писать о чем хотите, исключая… булавки.

Журналист был в восторге и в самом веселом настроении направился в Централь-отель к мисс Эрдферн.

Молодая женщина встретила его очень ласково. Она протянула обе руки и приветствовала его крепким рукопожатием.

– Какой у вас усталый вид! – воскликнула она. – Точно вы не спали целую неделю! Вы все, вероятно, заняты этим новым убийством?

Она умолкла и стала разливать чай.

– Ведь Броун и есть тот человек, которого вы так старательно разыскивали, не правда ли? Вероятно, о нем и рассказывал И Линг?..

Тэб утвердительно кивнул.

– Несчастный! – с сожалением промолвила мисс Эрдферн. – А этот Вальтерс? Что с ним? Я видела его всего лишь раз, но он мне показался отвратительным!

Она быстро переменила тему разговора.

– Я получила предложение вернуться на сцену.

– Ах, так… – заметил Тэб.

– Да. Но я отказалась. Я ненавижу сцену. У меня связаны с ней самые тяжелые воспоминания…

Тэб вспомнил о письме, полученном им утром от Рекса.

– Знаете ли вы, что Рекс скоро возвращается? – спросил он. – Вам он больше не писал?

Молодая женщина отрицательно покачала головой. Лицо ее вдруг сделалось серьезным.

– Нет, он не писал мне после того странного письма, – ответила она. – Мне очень его жаль…

Тэб лукаво усмехнулся.

– О, не жалейте его! Этот беспутный малый уже вполне исцелился от своей сердечной раны. Юношеские увлечения никогда не бывают длительны…

– Вы рассуждаете, как седовласый старец! – весело воскликнула девушка. – А вы сами исцелились от своего увлечения?

– Какого? – быстро переспросил молодой человек. – Да, до известной степени…

– Что же вы подразумеваете под «известной степенью»? – спросила, улыбаясь, мисс Эрдферн.

– Я не совсем правильно выразился, – поправился Тэб. – Я хотел сказать: до известного времени…

Их взоры встретились, и артистка первая опустила глаза.

– На вашем месте, господин Тэб, – тихо сказала она, – я бы постаралась забыть о нем: влюбленные ведь бывают подчас решительно несносны…

– Вы находите? – упавшим голосом спросил журналист.

– Я находила это… – уточнила она и тотчас же переменила разговор: – Любопытно, чем теперь займется ваш Рекс? Он так богат… Я никогда не думала, что Трэнсмир оставит ему все свое состояние: старик часто ворчал на племянника за расточительность и праздность… Или Трэнсмир не оставил завещания и молодой Лендер унаследовал все по закону? Как ближайший родственник покойного?

– Нет, это не так, – ответил Тэб. – Старик оставил собственноручное завещание…

– Ах, вот что! – воскликнула мисс Эрдферн, уронив чашку.

Лицо ее было бледно, как полотно, в глазах светился ужас.

– Повторите то, что вы только что сказали!

– Что именно? – смущенно пробормотал Тэб. – Разве вы об этом не знали?

– О Боже… – прошептала молодая женщина. – О Боже… как это ужасно!

Тэб подошел к ней и участливо спросил:

– В чем дело, Урсула? Вам нехорошо?

Мисс Эрдферн грустно покачала головой

– Пустяки! – ответила она. – Это пройдет… Я сейчас вспомнила… Простите меня!

Она повернулась и выбежала из комнаты.

Тэб был совершенно ошеломлен. Он не знал, что и думать. Так прошло не менее четверти часа.

Наконец молодая женщина снова появилась. Она все еще была бледна, но уже вполне владела собой.

– Мои нервы никуда не годятся, – сказала она с усмешкой, как бы оправдываясь перед гостем.

– Но что вас так потрясло? – спросил Тэб.

– Право, не знаю, – устало ответила она. – Вы говорили о завещании, и я вспомнила все…

– Урсула, вы что-то от меня скрываете, – заметил с упреком молодой человек. – Почему вы так расстроились?

Она снова покачала головой.

– Я говорю вам всю правду, Тэб, – промолвила она, вдруг назвав его по имени.

Молодой человек густо покраснел. Она заметила свою оплошность и сказала:

– Простите, я назвала вас по имени… Старая театральная привычка. Собственно, мне нужно было звать вас так с первого дня нашей встречи… А теперь уходите! Я очень устала… Не возражайте!

– Но…

– Лучше приходите завтра, Тэб.

Глава 24

Над дверью строящегося дома И Линга была прибита дощечка с китайской надписью, в вольном переводе означавшей: «Да отразятся славой ваши поступки на ваших потомках». Вся мудрость Дальнего Востока была заключена в этом кратком изречении.

Несмотря на преклонение перед западной культурой, И Линг строго соблюдал восточные обряды и традиции.

В этот день он сидел на широкой ступени террасы своего нового дома и внимательно следил за постройкой. Китайцы как раз возводили вторую колонну.

И Линг посмотрел на солнце, поднялся и направился к выходу. На траве около дороги стоял маленький черный автомобиль. Китаец сел за руль, но не сразу пустил машину в ход. Он долго еще сидел в глубокой задумчивости.

Уже смеркалось, когда И Линг наконец тронулся в путь и скрылся за поворотом дороги.

Когда он подъехал к ресторану, слуга, встретивший его, сказал:

– Вас ждет дама в зале номер шесть. Она желает вас видеть.

Китайцу незачем было спрашивать имя дамы: лишь одна женщина имела право переступить порог зала № 6.

Он прямо прошел туда. Мисс Эрдферн сидела за столом. Перед ней нетронутым стоял остывший обед.

Молодая женщина была бледна как полотно. Под ее прекрасными серыми глазами легли темные круги.