Эллери Куин - Тайна американского пистолета

— Пишет, — мрачно подтвердил инспектор. — Конечно пишет. Пишет, что Хорн не ел добрых шесть часов до своей смерти — может, даже больше.

Эллери сморгнул; затем поспешно принялся изучать свои ногти.

— Вот как? — пробормотал он. — Ну-ну…

— Что значит «ну-ну»?

— Да ничего. Есть еще какие-нибудь новости?

— Взгляни на это. — Инспектор пошарил по столу и извлек из-под бумаг сложенную бульварную газетенку, на первой странице которой красным карандашом была жирно обведена колонка текста. — Да, еще доктор пишет, что в теле Хорна не обнаружено следов яда.

— Яда? Яда? Благослови его Господь! Ну, что там у тебя?

— Прочти, что Санта-Клаус принес утром.

— Это Лайонс? — рассеянно спросил Эллери, протягивая длинную руку.

— Именно! — рявкнул инспектор. — Эта птица Лайонс почище целого отдела по расследованию убийств. Все видит, все знает, все слышит. Я бы с удовольствием свернул ему его мерзкую шею.

Колонка Лайонса и бродвейские сплетни, как это и следовало ожидать, были пересыщены смакованием деталей, касающихся убийства Бака Хорна. Не пощадили никого, и меньше всех инспектора. Колонки пестрели именами причастных к делу людей — Кит Хорн, Дикого Билла Гранта, Томми Блэка, Джулиана Хантера, Тони Марса, Мары Гей. Одно высказывание было особенно дерзким. «Детектив инспектор Квин — сам еще, в сущности, ребенок — мог застрелить великого букаро лишь по той причине, что при нем имелся служебный револьвер. Пора на отдых, старина, пора! Ты так в нем нуждаешься!»

— А, — усмехнулся Эллери, — известные издевки газетчиков. Но что это? — Он помрачнел.

В самом низу колонки шел невинный с виду абзац, который при ближайшем рассмотрении оказался самого что ни на есть ядовитого содержания.

«А что до хозяина клубов с задастыми красотками, который присутствует в кадре, когда неизвестный гладиатор проделал дырку в Баке Хорне вчера вечером в «Колизее», — с насмешкой вопрошал Лайонс, — то он обеспечил не только финансирование возвращения на экран блистательного любимца публики, но также поставил «черную» лошадку за спиной последней Белой Надежды Калифлауэра».

— Хотел бы я знать, — взвился инспектор, — как этот чертов негодяй узнал об этом.

— Мой интерес не столь широк, — негромко проговорил Эллери. — Мне хотелось бы прояснить, знает ли об этом Тони Марс. Хантер стоит за Блэком, хм?.. Я вижу возможность… Послушай, отец, — он вскочил, — я не могу просиживать здесь штаны. Мне необходимо видеть Ноулса. — И он направился к двери.

— Попридержи на минутку лошадей! Что ты имел в виду, когда утром сказал, что знаешь, кто…

— Прости меня, падре, — поспешно откликнулся Эллери. — Я больше не открою рта. Ты увидишь; можешь считать меня сумасшедшим, если я еще хоть что-то скажу. До скорого! — И, поспешно покинув кабинет инспектора, он направился в комнату 114, где нашел лейтенанта Ноулса, корпящего над коллекцией разноцветных карточек.

— Мудреная штука эта система регистрации, — проворчал эксперт по баллистике, не поднимая глаз, — но как иногда она помогает на суде! Ну, что скажете хорошего, мистер Квин? У вас снова оружие?

— Войне нет конца, — засмеялся Эллери и извлек из кармана пальто револьвер 45-го калибра с инкрустированной слоновой костью рукояткой, обнаруженный им в комнате Хорна в отеле «Барклай».

— Послушайте, а я не видел его прежде? — удивился лейтенант Ноулс, беря в руки оружие.

Эллери покачал головой.

— Тогда это, должно быть, его брат-близнец. Точно такой же попался мне в той куче, которую доставили из «Колизея».

— Вы правы. Это его близнец. Оба принадлежали Баку Хорну, если не считать, что этого дружка оставили в шкафу дома.

— Он явно точная копия, — с одобрением проговорил Ноулс. — Иногда такое встречается среди старого оружия. Немного устаревший дизайн, но это как марка. Я коллекционирую старое оружие, вы же знаете. Чем оружие старше, тем оно красивее. У меня есть…

— Знаю. Знаю, — перебил его Эллери. — Я и раньше знавал филателистов. Но мне хотелось бы узнать…

— Не могла ли быть выпущена из него пуля, убившая Бака Хорна? — Ноулс покачал головой. — Я же говорил вам, что это мог быть только двадцать пятый автоматический.

— Да, да, я помню. — Эллери сел за рабочий стол эксперта. — Напарник этого красавца еще у вас?

— Ну да, с биркой.

Лейтенант подошел к большому шкафу с выдвижными ящичками, выдвинул один из них и вернулся с первым револьвером Хорна.

— Итак, что вы хотите узнать?

— Возьмите оба револьвера, — попросил Эллери. — В каждую руку по одному.

Лейтенант повиновался, весьма удивленный.

— Ну и как?

— Мне это только кажется или я прав, полагая, что один из этих малышей немного тяжелее другого?

— Ноулс, старина, вы всегда задаете самые глупые вопросы! — рассмеявшись, воскликнул Эллери.

— Боже мой, Квин, и это все? Что здесь такого серьезного? Я определил это за минуту. Если хотите знать, один из них немного тяжелее другого. Но я лучше удостоверюсь. — И он положил револьверы, один за другим, на весы. Затем кивнул: — Да, сэр. Этот малыш с биркой почти на две унции тяжелее второго.

— А! — воскликнул Эллери, удовлетворенный. — Здорово.

Эксперт удивленно посмотрел на него:

— Полагаю, нет сомнения в аутентичности хозяина обоих револьверов? Я хочу сказать — они и в самом деле оба принадлежали Баку Хорну, я прав?

— Бог мой, да, — ответил Эллери. — Можете в этом не сомневаться. Лейтенант, вы будете удивлены, если я вам скажу, что ваши весы меня убедили. — Он потер ладони. — Как все здорово складывается! — вздохнул он и усмехнулся. — Вы можете навесить бирку и на второй тоже, лейтенант, для полноты отчетности. Возможно, мы вскоре их вернем обратно. А пока подержите их у себя. Кстати, — Эллери сморщил лоб, — как вы считаете, этот первый револьвер был преднамеренно сделан тяжелее второго? Знаете, они оба были изготовлены одновременно — специально для Бака Хорна.

— Вполне возможно, — согласился лейтенант Ноулс. — Если Хорн был из тех, кому нравится носить по два револьвера — в паре, как он это делал, — то он, вероятно, хотел, чтобы оба чувствовались в руке одинаково. Хотя не обязательно, — поспешно добавил он. — Разница могла получиться случайно при производстве. Некоторое старинное оружие изготовлялось без особой тщательности.

— Должен заметить, что эти два револьвера изготовлялись с особой тщательностью, — возразил Эллери. — Итак, лейтенант, спасибо, что уделили мне время. Как-нибудь увидимся еще. — И он поспешно покинул отдел баллистики. В коридоре Эллери остановился, улыбаясь и машинально потирая стекла своего пенсне.

Неукротимая и обширная организация следователей и сыщиков, собравшись вместе одним прекрасным днем в главном городе Пятого Измерения, не могла придумать ничего лучшего, как взять в качестве боевого клича бессмертный девиз: «Что-то должно случиться». Он особо впечатляюще смотрелся бы на щите, выведенный красным цветом на староанглийском языке. Статистика неточна, но не будет преувеличением сказать, что половина ищеек этого мира ждет, когда что-то случится, в то время как вторая половина с усердием суетится, пытаясь взять след того, что уже случилось. В обоих случаях дух девиза остается неизменным.

Однако период ожидания не обязательно означает бездействие. Наоборот, это период бешеной активности, который называется «ожиданием» лишь потому, что ничем не заканчивается и ни к чему не ведет. То есть эта активность, так сказать, негативная; а тем временем то, что должно случиться, выжидает своего момента — нужного психологического момента. Талант большинства детективов заключается в том, чтобы в период этой безумной и бесполезной активности сохранять философию спокойствия. Это философия фатализма. Активность — это всего лишь животная энергия, расходуемая для удовлетворения банального чувства долга.

Эллери Квин распознал эти признаки издали и залег на дно — не имея потребности в удовлетворении банального чувства долга, — дабы ждать в стоическом спокойствии. Однако почтенный инспектор, который за свою службу в качестве блюстителя порядка ежемесячно изымал из городской казны определенную сумму, был вынужден эту активность проявлять. Одной из мотивирующих сил был комиссар нью-йоркской полиции — пугало всех его консервативно настроенных подчиненных. Комиссар, оторванный от развлечений на песках Флориды докатившимся туда эхом об убийстве Бака Хорна, излил все свое раздражение на инспектора — несомненно главного виновника его урезанного отдыха, вследствие чего инспектор предстал, бледный и молчаливый, перед комиссаром, а затем многословный и красный как рак перед своими подчиненными. Это было мучительное время для всех, причастных к делу Хорна.

Рутинные действия были предприняты. Передвижения Бака Хорна в течение нескольких недель до убийства были проверены и перепроверены столько раз, что сыщики утомились писать отчеты.

— С таким же успехом можно было шпарить их под дюжину копирок, — ворчал Риттер, известный мятежник, — и не без основания, ибо двенадцатая проверка не дала большего, чем первая.

Жертва провела свои последние недели на земле не менее невинно, чем королева Дании Матильда. Вся корреспонденция Хорна была изучена; она оказалась скудной, малоинтересной и сухой, как выжатый лимон. Его друзья и знакомые с Запада были опрошены, но они не сообщили ничего важного; телеграммы между Вайомингом и Нью-Йорком, а также Нью-Йорком и Голливудом дымились от вопросов и ответов, однако общий результат равнялся нулю, возведенному в энную степень.

Казалось, ни на земле, ни на небесах не было ни единой души, у которой имелся хоть малейший мотив искать смерти Бака Хорна, — кроме Однорукого Вуди, но он исключался из-за отсутствия физической возможности.