Почти сразу после восьми раздался звонок в дверь. И Таппенс, с некоторой дрожью в ногах, отправилась открывать. С облегчением она обнаружила, что гостем оказался второй из двух мужчин, за которыми отправился Томми.

Он представился как граф Степанов. Таппенс доложила о нем, и миссис Вандемейер с возгласом радости поднялась со своего места на низком диване.

– Я очень рада вас видеть, Борис Иванович, – сказала хозяйка.

– Я тоже, мадам, – мужчина низко наклонился к ее руке.

Таппенс вернулась на кухню.

– Граф Степанов или что-то в этом роде, – доложила она, а потом с искренним любопытством поинтересовалась: – А кто он?

– По-моему, джентльмен из России.

– И часто он здесь появляется?

– Иногда. А тебе зачем?

– Подумала, что, может быть, он дружок мадам, вот и всё, – объяснила Таппенс, надувшись. – А ты что подумала?

– Да мне все суфле не дает покоя, – объяснила повариха.

«А ты что-то знаешь», – подумала про себя Таппенс, но вслух сказала:

– Будешь выкладывать? И то верно.

Прислуживая за столом, девушка внимательно прислушивалась к разговору. Она помнила, что мужчина, когда она видела его в последний раз, был одним из двух, за кем Томми отправился следом. А она уже начинала – хотя и не признавалась в этом даже себе самой – волноваться о своем партнере. Где он сейчас? Почему ничего не сообщает? Перед тем как покинуть «Ритц», девушка договорилась, что все сообщения на ее имя будут со специальным посыльным направляться в небольшой писчебумажный магазинчик, расположенный неподалеку. Альберт должен был как можно чаще заходить туда. Она говорила себе, что любые волнения по поводу Томми абсурдны, так как расстались они только вчера утром. И все-таки странно, что он не сообщил ни словечка…

Но, хотя и слушала Таппенс очень внимательно, ничего интересного она не услышала. Борис и миссис Вандемейер говорили на общие темы: о спектаклях, которые видели, о новых танцах, о последних сплетнях в высшем обществе. После обеда они удалились в небольшой будуар, где миссис Вандемейер, вытянувшаяся на диване, выглядела еще красивее, чем когда-либо. Таппенс принесла кофе и ликеры и нехотя удалилась. Выходя из комнаты, она услышала, как Борис спросил:

– Новенькая?

– Приступила сегодня. Предыдущая была чудовищем, а эта вроде бы ничего. Хорошо прислуживает.

Таппенс чуть задержалась у двери, которую умышленно не закрыла до конца, и услышала, как мужчина сказал:

– А она не опасна?

– Послушайте, Борис, вы удивительно подозрительны. Она, по-моему, кузина нашего швейцара или что-то в этом роде. И никому и в голову не приходит, что я как-то связана с нашим… общим другом мистером Брауном.

– Ради всего святого, Рита, осторожнее! Дверь не закрыта.

– Так закройте ее, – рассмеялась женщина.

Таппенс быстренько удалилась.

Она не решилась долго отсутствовать на кухне, но когда вернулась, то перемыла посуду со скоростью, которая приобретается только в госпиталях. После этого девушка осторожно вернулась к двери в будуар. Повариха, которая работала медленнее, все еще копалась в кухне – даже если она заметит отсутствие Таппенс, то подумает, что та расстилает постель.

Увы! Беседа в комнате велась такими тихими голосами, что расслышать хоть что-нибудь было невозможно. Горничная не посмела хоть слегка приоткрыть дверь. Миссис Вандемейер сидела к ней прямо лицом, а Таппенс была высокого мнения о рысьей способности своей хозяйки все видеть и подмечать.

Девушка чувствовала, что готова многое отдать за то, чтобы услышать, о чем говорилось в будуаре. Если произошло что-то неожиданное, они могли заговорить о Томми. Она в отчаянии задумалась, а потом ее лицо просветлело. Таппенс быстро прошла по коридору в спальню миссис Вандемейер, в которой находилось французское окно, выходившее на балкон, шедший вдоль всей квартиры. Быстро выскользнув из окна, Таппенс бесшумно прошла по нему, пока не достигла окна будуара. Как она и надеялась, окно было слегка приоткрыто, и голоса за окном были хорошо слышны.

Таппенс внимательно прислушивалась, но не слышала ничего, что можно было бы так или иначе связать с Томми. Говорившие, по-видимому, спорили по поводу какого-то вопроса, и наконец русский в отчаянии воскликнул:

– С вашей всегдашней безрассудностью вы рано или поздно подведете нас всех под монастырь!

– Да неужели? – рассмеялась женщина. – Правильно выбранная известная личность – лучший способ прекратить все подозрения. Когда-нибудь вы это поймете, и, думаю, скорее раньше, чем позже.

– А пока вы везде появляетесь с этим Пилем Эджертоном… А он не только самый, по-видимому, известный К. С.[33] в Англии, но еще и человек, чье хобби – криминология. Это сущее сумасшествие.

– Я знаю, что его красноречие спасло сотни людей от виселицы, – спокойно сказала миссис Вандемейер. – Ну и что? Может быть, мне самой понадобится его искусство. Если да, то как здорово будет иметь такого друга в суде, или еще лучше – при вынесении приговора…

Борис встал и заходил по комнате. Он был очень взволнован.

– Вы очень умная женщина, Рита, но вы дура! Слушайтесь меня и прекратите ваши отношения с Пилем Эджертоном.

Миссис Вандемейер отрицательно покачала головой.

– Думаю, что я этого не сделаю.

– Вы отказываетесь? – В голосе русского послышались неприятные нотки.

– Отказываюсь.

– Тогда, клянусь небесами, – рявкнул русский, – мы посмотрим…

Со сверкающими глазами миссис Вандемейер поднялась на ноги.

– Вы забываете, Борис, – произнесла она, – что я ни перед кем не отчитываюсь. Я получаю приказы только от… мистера Брауна.

Мужчина в отчаянии воздел руки.

– Вы невозможны, – пробормотал он. – Просто невозможны! Может быть, уже слишком поздно. Говорят, что Пиль Эджертон за версту чувствует преступление. Может быть, уже сейчас он что-то заподозрил. Он подозревает…

Миссис Вандемейер с жалостью посмотрела на него.

– Будьте уверены, Борис, он ничего не подозревает. Ваша обычная галантность куда-то испарилась, и вы забыли, что я еще и красивая женщина. И уверяю вас, что это все, что интересует Пиля Эджертона.

Борис с сомнением покачал головой.

– Он знает о преступлениях больше, чем любой другой человек в Англии. И вы надеетесь, что сможете обвести его вокруг пальца?

Миссис Вандемейер прищурила глаза.

– Если он так хорош, как вы о нем рассказываете, то мне еще интереснее попытаться!

– Боже мой, Рита…

– Кроме того, – добавила женщина, – он очень богат. А я никогда не отказывалась от денег. Необходимые материальные ресурсы, знаете ли…

– Деньги, деньги! В этом вся ваша проблема, Рита. Я уверен, что вы можете душу продать за деньги. Уверен… – Он помолчал, а потом тихим, значительным голосом произнес: – Иногда мне кажется, что вы можете продать… всех нас!

Миссис Вандемейер улыбнулась и пожала плечами.

– В этом случае цена будет огромной, – легкомысленно сказала она. – Такую цену сможет заплатить только миллионер.

– Ага, – прорычал русский. – Вот видите – значит, я прав!

– Милый Борис, вы что, шуток не понимаете?

– А это была шутка?

– Ну конечно.

– На это я могу сказать только, что у вас довольно странный юмор, Рита.

Миссис Вандемейер улыбнулась:

– Давайте не будем ссориться, Борис. Позвоните; давайте лучше выпьем еще.

Таппенс бросилась назад. Осмотрев себя в зеркале миссис Вандемейер, она чопорно ответила на звонок.

Беседа, которую услышала девушка, хотя и была интересна сама по себе, так как раскрывала, что Борис и Рита являлись соучастниками, ничего не говорила о нынешнем состоянии дел. Имя Джейн Финн даже не упоминалось.

На следующее утро Альберт в нескольких словах объяснил Таппенс, что никаких вестей не появилось. Казалось невероятным, что Томми, если с ним все было в порядке, ничего ей так и не сообщил. Ее сердце похолодело от дурных предчувствий… А если представить себе… Она мужественно заставила себя не беспокоиться. В этом нет никакого смысла. Но в то же время девушка ухватилась за возможность, которую предоставила ей хозяйка.

– По каким дням у вас обычно были выходные, Пруденс?

– Обычно по пятницам, мэм.

Миссис Вандемейер приподняла брови.

– А сегодня как раз пятница! Думаю, что сегодня вам не хочется этого выходного, ведь вы только вчера приступили к работе?

– А я как раз хотела вас о нем попросить, мэм…

Миссис Вандемейер посмотрела на нее на минуту дольше, чем это было необходимо, а потом улыбнулась.

– Хотела бы я, чтобы вас сейчас услышал граф Степанов. Он вчера сделал кое-какие предположения по вашему поводу, – ее улыбка сделалась шире и стала похожа на кошачью. – Ваша просьба очень… типична. Я полностью удовлетворена. Хоть вы ничего и не понимаете, но можете взять на сегодня выходной. Мне все равно, я обедаю сегодня не дома.

– Благодарю вас, мэм.

Таппенс почувствовала облегчение, когда смогла уйти от хозяйки. Она еще раз призналась себе, что боится, жутко боится этой красивой женщины с жестокими глазами.

Когда Таппенс заканчивала полировку серебра, в дверь позвонили, и она пошла открывать. На этот раз это был не Виттингтон, не Борис, а незнакомый мужчина поразительной наружности.

Чуть выше среднего роста, он тем не менее производил впечатление крупного человека. Его лицо, гладко выбритое и поразительно подвижное, несло выражение власти и силы, намного превосходивших то, что Таппенс приходилось встречать до этого. Он прямо-таки излучал личное обаяние.