Агата Кристи - Таинственный противник

Чепуха! И все-таки она чуть было не возвратилась посмотреть.

Они вошли в комнату-темницу. Таппенс вздохнула с облегчением: уж тут спрятаться никто не может. Вечно она что-то выдумывает! Какая глупость! Нет, она не поддастся этому навязчивому ощущению, будто мистер Браун здесь, в доме… Ой! Что это? Кто-то крадучись поднимается по лестнице? Значит, все-таки в доме кто-то прячется… Глупость какая! Она была близка к истерике.

Джейн сразу направилась к гравюре с Маргаритой и сняла ее со стены. Рама была покрыта густым слоем пыли, а на стене остались фестоны паутины. Сэр Джеймс протянул девушке перочинный ножик, и она отделила картон от рамы… На пол упала журнальная страница с рекламой. Джейн подняла ее. Расклеив обтрепанные края, она извлекла наружу два тонких густо исписанных листка.

На этот раз никаких чистых листков для отвода глаз, но подлинный договор!

– Мы нашли его, – сказала Таппенс. – Наконец-то!

Душевное напряжение достигло высшей точки. Мигом были забыты странное поскрипывание и какой-то шорох, только что напугавшие Таппенс. Все трое не сводили глаз с документа в руке Джейн.

Сэр Джеймс взял его и внимательно оглядел.

– Да, – сказал он негромко, – это действительно злополучный договор!

– Мы победили! – изумленно пробормотала Таппенс, и в ее тоне слышался благоговейный страх.

– Мы победили, – негромко повторил сэр Джеймс, бережно складывая листочки и пряча их в бумажник. Потом он с интересом обвел взглядом убогую комнатушку. – Ведь это тут наш молодой друг томился в заключении, не так ли? – сказал он. – Вы обратили внимание, какая тяжелая и массивная тут дверь, и ни одного окна. Что бы тут ни происходило, ни одна душа не услышит.

Таппенс вздрогнула. От его слов ей стало не по себе. А что, если кто-то и вправду прячется в доме? Захлопнет дверь и оставит их погибать тут, точно каких-нибудь крыс? Опять! Да что это она в самом деле! Дом ведь окружен полицией, если они не выйдут, устроят обыск, их обязательно найдут. Она улыбнулась своим глупым фантазиям… и вдруг перехватила устремленный на нее взгляд сэра Джеймса. Адвокат понимающе кивнул.

– Совершенно верно, мисс Таппенс. Вы ощущаете опасность. Как и я. Как и мисс Финн.

– Да, – призналась Джейн. – Это нелепо, но я ничего не могу с собой поделать!

Снова сэр Джеймс кивнул.

– Вы чувствуете… мы все чувствуем… присутствие мистера Брауна. Да, – добавил он в ответ на невольное движение Таппенс, – вне всяких сомнений, мистер Браун здесь…

– Здесь, в доме?

– Здесь, в комнате… Вы не понимаете? Мистер Браун – это я…

Они замерли, уставившись на него глазами, полными ужаса. Самые черты его лица изменились. Перед ними был совсем другой человек. Он улыбнулся медленно и жестоко.

– Живой ни та, ни другая отсюда не выйдет! Вы только что сказали: «Мы победили!» Не вы, а я! Договор у меня. – Он поглядел на Таппенс, и его улыбка стала шире. – Сказать вам, что будет дальше? Рано или поздно сюда ворвется полиция и обнаружит три жертвы мистера Брауна – три, не две, понимаете? Но, к счастью, третья жертва окажется лишь раненой и будет в состоянии с богатым подробностями описать нападение. Договор! В руках мистера Брауна! Естественно, никому в голову не придет обыскать карманы сэра Джеймса Пиля Эджертона. – Он обернулся к Джейн: – Должен признать, что вам удалось меня перехитрить. Но больше вам этого сделать не удастся!

За его спиной послышался легкий шорох, но, опьяненный успехом, он не обернулся.

Его рука опустилась в карман.

– Шах и мат Молодым Авантюристам, – сказал он, медленно поднимая большой револьвер.

И в ту же секунду почувствовал, как кто-то обхватил его сзади железной хваткой, выбив из руки револьвер, и голос Джулиуса Херсхейммера произнес с американской оттяжкой:

– Как говорится, пойман с поличным!

Лицо знаменитого адвоката побагровело, но держался он на зависть достойно. Он посмотрел на Джулиуса, потом его взгляд остановился на Томми.

– Вы! – произнес он почти шепотом. – Вы! Я мог бы догадаться…

Решив, что он сопротивляться не будет, они ослабили хватку. И тотчас его левая рука с перстнем-печаткой прижалась к губам.

– Ave, Caesar, morituri te salutant[94], – произнес он, все еще глядя на Томми.

Его лицо исказилось, по телу пробежала судорога, и он рухнул на пол, а в воздухе разлился запах горького миндаля[95].

Званый ужин, который мистер Джулиус Херсхейммер устроил для близких друзей, надолго сохранится в памяти поставщиков редких деликатесов. Устроен он был в отдельном кабинете, и распоряжения мистера Херсхейммера отличались исчерпывающей краткостью. Он предоставил метрдотелю carte blanche. А когда миллионер предоставляет carte blanche, он получает все сполна!

На столе сменялись несезонные закуски и блюда. Официанты с любовной бережностью наливали в бокалы выдержанные королевские вина. Вопреки законам природы, в вазах соседствовали плоды всех времен года. То же самое относилось и к цветам. Небольшой список гостей включал только самых избранных. Американский посол, мистер Картер, который (по его выражению) взял на себя смелость привести своего старого друга сэра Уильяма Бересфорда, затем архидьякон Каули, доктор Холл, а также известные Молодые Авантюристы: мисс Пруденс Каули и мистер Томас Бересфорд, и, наконец, самая почетная гостья – мисс Джейн Финн.

Джулиус приложил все усилия, чтобы Джейн предстала перед гостями в полном блеске. Рано утром в дверь номера Таппенс, который она делила с молодой американкой, раздался загадочный стук. Это был Джулиус. В руке он держал чек.

– Вот что, Таппенс, – начал он, – могу я попросить тебя об услуге? Возьми вот это и похлопочи немного, чтобы вечером Джейн было что надеть. Вы все ужинаете со мной в «Савое». Понятно? Денег не жалей. Усекла?

– Заметано! – в том же духе ответила Таппенс. – Мы отлично проведем время. Одевать Джейн – чистое удовольствие. Никого красивее я в жизни не видела.

– Вот именно! – пылко отозвался мистер Херсхейммер.

Эта пылкость вызвала лукавые искорки в глазах Таппенс.

– Да, кстати, Джулиус, – сказала она стыдливо. – Я… я ведь еще не дала вам ответ.

– Ответ? – повторил Джулиус, бледнея.

– Когда вы… просили меня стать вашей женой, – запинаясь, произнесла Таппенс, скромно потупившись (ну вылитая героиня ранних викторианских романов[97]), – и ничего не желали слушать, я… я подумала и…

– И что? – спросил Джулиус. На лбу у него заблестели бисеринки пота.

Таппенс стало его жаль.

– Ах ты, дурак, – сказала она, – зачем ты тогда это затеял? Я же сразу поняла, что у тебя ко мне ничего нет!

– Это почему же ничего? Я питал… и по-прежнему питаю к тебе огромное уважение, симпатию, восхищение…

– Хм! Грош им цена, если нет еще одного, одного-единственного чувства! Разве не так, старичок?

– Не понимаю, о чем ты! – с апломбом ответил Джулиус, но по его лицу разлилась жгучая краска.

– Ну-ну, расскажи-ка это своей бабушке! – съехидничала Таппенс, со смехом затворяя перед его носом дверь, но тут же снова ее приоткрыла и с благородной скорбью изрекла: – Я всегда буду помнить, как меня вероломно бросили у алтаря!

– Кто это был? – спросила Джейн, когда Таппенс вернулась в их гостиную.

– Джулиус.

– Зачем он приходил?

– По-моему, в надежде увидеть тебя, но я этого не допустила. И не допущу до вечера, пока ты не явишься во всей славе своей, как царь Соломон[98], чтобы поразить всех! Собирайся. Мы отправляемся по магазинам!

Для подавляющего большинства двадцать девятое, грозный «Профсоюзный день», о котором столько кричали, прошел без примечательных событий. В Гайд-парке и на Трафальгарской площади произносились речи, по улицам довольно бесцельно бродили не слишком стройные колонны, распевая песню «Красное знамя»[99]. Газетам, намекавшим на всеобщую забастовку и начало террора, пришлось снять уже готовые заголовки. Наиболее дерзкие и находчивые принялись доказывать, что мир был сохранен исключительно благодаря их советам. В воскресных выпусках появилось краткое извещение о кончине сэра Джеймса Пиля Эджертона, знаменитого адвоката. В понедельник были напечатаны хвалебные некрологи. Причина его внезапной смерти так и осталась загадкой для общественности.

Томми правильно предсказал ее последствия. Организация держалась на указаниях покойного. Лишившись дирижера, она тут же развалилась. Краменин спешно отбыл в Россию, он уехал утром в воскресенье. Заговорщики в панике бежали из Астли-Прайерс, в спешке оставив там множество бумаг, безнадежно их компрометирующих. Имея на руках эти доказательства, а также найденный в кармане покойного дневник, в котором кратко излагались цели и механизм заговора, правительство успело в последнюю минуту созвать конференцию. Руководители профсоюзов вынуждены были признать, что их использовали в качестве пешек в чужой игре. Правительство пошло на некоторые уступки, которые были охотно приняты. Все завершилось не войной, а миром.

Кабинет министров знал, как близка была катастрофа. А в памяти мистера Картера навсегда запечатлелось то, что произошло накануне поздним вечером в некоем доме в Сохо.

Когда он вошел в грязную комнатушку, великий адвокат, его старинный друг, обличенный собственными признаниями, лежал мертвый. Из бумажника мертвеца он извлек договор и тут же в присутствии четырех свидетелей сжег его… Англия была спасена!

И вот теперь, вечером тридцатого, Джулиус Херсхейммер принимал гостей в отдельном кабинете «Савоя».

Первым после Томми и Таппенс с Джейн приехал мистер Картер. С ним был холерического вида старец, при виде которого Томми покраснел до корней волос. Он сделал шаг вперед.

– Ха! – сказал старец, уставившись на него слегка выпученными глазами. – Ты ведь мой племянник, а? Выправки никакой, но, кажется, в деле ты себя показал недурно. Так что мать тебя все-таки воспитала не так уж скверно. Ну, да кто старое помянет… Согласен? Как-никак ты мой наследник, и теперь я назначу тебе содержание… и можешь считать Челмерс-парк своим домом.