– Спасибо, хорошо. Извините, я вас не заметил.

– Это неудивительно. Меня никто не замечает, – печально ответил мистер Кили.

Все прошли в столовую и стали рассаживаться за большим овальным столом из красного дерева. Мистеру Саттерсвейту отвели место между Мадж и невысокой черноволосой девушкой. Молодая брюнетка очень громко говорила и постоянно смеялась. Она делала все, чтобы выглядеть веселой, хотя ей было явно не до смеха. Дорис, так звали девушку, принадлежала как раз к тому типу молодых женщин, которых мистер Саттерсвейт недолюбливал. Он считал, что таких глупых людей, как она, быть не должно.

По другую сторону от Мадж сидел мужчина лет тридцати. Его сходство с седой дамой намекало на то, что он ее сын.

А рядом с ним сидела женщина, при взгляде на которую у мистера Саттерсвейта перехватило дыхание. Он даже не мог подобрать подходящих слов, чтобы описать ее. Она была не просто безумно красива – в ней он увидел нечто иное, неосязаемое и более неуловимое, чем красота.

От беседы с хозяином дома, судя по ее скучающему лицу, она удовольствия не получала. Склонив голову, слушала мистера Кили, но по ее затуманенному взору можно было легко понять, что ее мысли где-то далеко. Мистеру Саттерсвейту эта женщина казалась божеством, спустившимся с небес.

Она подняла глаза и встретилась взглядом с сидевшим напротив нее пожилым мужчиной. И только тогда мистер Саттерсвейт понял, что в ней так сильно поразило его: необыкновенное очарование. Он еще подумал, что она полуженщина-полубогиня, а все остальные на ее фоне выглядят слишком приземленными.

Но, как ни странно, она вызывала к себе сочувствие, как человек, неспособный найти свое место среди живых людей.

Глядя на нее, мистер Саттерсвейт подумал, что она похожа на птицу с подбитым крылом, и, довольный тем, что наконец-то подобрал для поразившей его женщины удачное определение, стал прислушиваться к тому, что говорила ему Дорис.

Когда не в меру болтливая девушка повернулась к молодому человеку, мистер Саттерсвейт спросил у Мадж:

– А что за дама сидит рядом с вашим отцом?

– Миссис Грехэм? О нет! Вы, скорее всего, имеете в виду Мейбель. А вы разве не знаете? Это – Мейбель Эннесли. Ранее она носила фамилию Клайдесли. Ну, того самого несчастливого семейства.

Мистер Саттерсвейт вздрогнул. Несчастливая семья Клайдесли! Он вспомнил, что брат Мейбель застрелился, одна ее сестра утонула, другая – погибла во время землетрясения. Какая-то странная, обреченная семья. Похоже, что над ней висит рок. А Мейбель, должно быть, младшая из сестер.

Мадж незаметно для всех коснулась руки мистера Саттерсвейта и прервала его грустные мысли.

– Это – он, – кивнув влево, тихо сказала она.

Мистер Саттерсвейт, давая понять, что сообразил, о чем она, молча кивнул.

«Значит, Мадж остановила выбор на молодом Грехэме. Ну что же, у него приятная внешность, хорошие манеры, но как личность он вполне заурядный. Ничего примечательного. Из них получится прекрасная пара. Оба – молодые, здоровые, общительные и без комплексов», – размышлял пожилой англичанин.

В «Лейделле» придерживались старинного этикета. Первыми столовую покинули дамы. Как только они вышли из комнаты, мистер Саттерсвейт подсел к жениху Мадж и завел беседу. После недолгого разговора он еще больше укрепился в мнении, которое составил о нем во время обеда. Однако мистер Саттерсвейт заметил, что молодой Грехэм чем-то расстроен. От зоркого глаза мистера Саттерсвейта не ускользнул и тот факт, что, когда молодой человек ставил на стол свой бокал, его рука дрожала.

«Что-то его тревожит, – подумал наблюдательный мистер Саттерсвейт. – Хотя это не так уж и важно, как он сам считает. И все равно интересно, что же не дает ему покоя?»

С годами у мистера Саттерсвейта вошло в привычку принимать после еды две желудочные таблетки. На этот раз он забыл их захватить с собой и поэтому поднялся в отведенную для него комнату.

По пути в гостиную на первом этаже он прошел по длинному коридору, примерно в середине которого находилась дверь в так называемую Террасную комнату. Поравнявшись с ней, мистер Саттерсвейт непроизвольно заглянул в открытую дверь и замер на пороге.

Вся комната была залита серебристым светом луны, лившимся через окно с частым решетчатым переплетом. На светлом фоне окна выделялся темный женский силуэт. Женщина сидела на подоконнике и, перебирая струны гавайской гитары, тихонько наигрывала старую, хорошо известную песенку. Странно, что исполняла она ее не в привычном джазовом ритме, а в ритме галопа. Склонив над музыкальным инструментом голову, женщина чуть слышно напевала.

Мистер Саттерсвейт медленным шагом вошел в комнату. Женщина в платье из темно-синего шифона, в рюшах и мягких складках, делавшем ее похожей на сказочную птицу, подняла голову, только когда он подошел совсем близко. «Странно, что она даже не вздрогнула», – подумал мистер Саттерсвейт.

– Надеюсь, я вам не помешал? – спросил он.

– Совсем нет, – ответила Мейбель Эннесли. – Пожалуйста, присаживайтесь.

Мистер Саттерсвейт сел в стоявшее рядом с ней массивное кресло из полированного дуба.

– Сегодня необыкновенная ночь, – сказала женщина. – Прямо-таки волшебная. Вы так не считаете?

– Нет-нет, я с вами полностью согласен.

– Меня попросили что-нибудь сыграть. Я пришла, чтобы взять гитару, а потом решила немного побыть одна.

– Ну, тогда я… – Мистер Саттерсвейт поднялся с кресла, но Мейбель Эннесли остановила его.

– Нет-нет, не уходите, – попросила она. – Удивительно, но вы мне совсем не мешаете.

Он снова опустился в кресло.

– Все как-то странно… – задумчиво произнесла женщина. – Знаете, в конце дня я прогуливалась по лесу, и там мне встретился необычного вида человек. Высокого роста брюнет. Он был похож на потерявшуюся душу. Яркий свет заката, пробивавшийся сквозь кроны деревьев, окрашивал его в красный цвет. Глядя на него, я почему-то вспомнила об Арлекине.

– Да что вы говорите! – воскликнул мистер Саттерсвейт и в волнении подался вперед.

– Я так хотела с ним заговорить. Понимаете, его лицо показалось мне очень знакомым. Но он быстро исчез. Я его так и не разглядела.

– Кажется, я знаю его, – сказал мистер Саттерсвейт.

– Вы знаете его? Он и в самом деле интересный человек?

– Да, очень.

Наступило молчание.

Мистер Саттерсвейт растерялся. Он понимал, что должен что-то сказать, но что?.. Интуиция, никогда не подводившая его, подсказывала, что появление в лесу Харли Кина не случайно и что оно напрямую связано с этой очаровательной женщиной.

– Несчастный человек… – нерешительно произнес мистер Саттерсвейт, – как правило, часто ищет уединения.

– Да, верно, – согласилась с ним Мейбель Эннесли. – Я поняла, что вы имели в виду. Но в данном случае вы ошиблись. Не забывайте, что и у правил бывают исключения. Дело в том, что мне хотелось побыть одной потому, что я счастлива.

– Вы счастливы?

– И даже очень.

Спокойный тон ее голоса удивил мистера Саттерсвейта, и он подумал, что под счастьем она понимает совсем не то, что Мадж Кили. Счастье для этой женщины означало внутреннее горение, испытание упоительного восторга и что-то еще, чего обычный человек ощутить никак не мог.

– Я… даже не знаю, что вам на это сказать, – растерянно произнес мистер Саттерсвейт и откинулся на спинку кресла.

– Естественно, не знаете. Да и знать не можете. Если говорить честно, то счастье я пока еще не обрела. Но счастливой я буду обязательно. – Женщина наклонилась к нему и продолжила: – Представьте, что заблудились в лесу. В лесу, из которого никогда не выбраться. Со всех сторон вас обступают мрачные деревья. И вдруг черные стволы деревьев расступаются, и прямо перед собой вы видите залитую солнцем поляну. Достаточно сделать всего один только шаг, и вы окажетесь…

– Многое кажется прекрасным, пока мы стремимся к нему, – заметил мистер Саттерсвейт. – На расстоянии даже самое уродливое может выглядеть красивым.

Из коридора донесся звук приближавшихся шагов, и мистер Саттерсвейт посмотрел на дверь. Вскоре на пороге появился блондин с довольно туповатым лицом. Это был тот самый молодой человек, который во время ужина внимания мистера Саттерсвейта не привлек.

– Мейбель, мы тебя ждем, – отрывисто произнес он.

Мейбель Эннесли тотчас слезла с подоконника. Лицо ее стало непроницаемым.

– Джерард, я уже иду, – сказала она спокойным, бесстрастным голосом. – Мы здесь с мистером Саттерсвейтом беседовали.

Женщина вышла из комнаты. Мистер Саттерсвейт последовал за ней. В коридоре он обернулся и, увидев выражение лица шедшего за ними Джерарда Эннесли, подумал: «Ревнует, бедняга. А что ему еще делать, если у него такая очаровательная жена?»

В гостиной горел яркий свет. Как только Мейбель Эннесли вошла в комнату, Мадж и Дорис Коулз набросились на нее с упреками:

– Мейбель, ты – чудовище. Мы тебя ждем, а ты даже не торопишься.

Женщина села на низенькую скамеечку, взяла на гитаре аккорд и запела песню о любви, которую все тут же и подхватили.

«Боже мой, сколько же идиотских песен создано о страстных чувствах к какой-то маленькой «крошке»!» – слушая их пение, подумал мистер Саттерсвейт.

Хотя это и не был старомодный вальс, но синкопированные звуки, издаваемые гавайской гитарой, все же трогали его душу.

Воздух в комнате посерел от дыма сигарет. Ритм мелодии становился все быстрее и быстрее.

«Ни тебе приятной беседы, ни хорошей музыки, ни покоя», – подумал мистер Саттерсвейт.

Неожиданно Мейбель Эннесли прервалась и, с улыбкой посмотрев на него, запела «Лебедя» Грига:

– «Мой лебедь, лебедь белоснежный…»

Это была любимая песня мистера Саттерсвейта. Особенно ему нравились последние строки, в которых выражалось искреннее удивление: «Так неужели ты всего лишь лебедь? Всего лишь лебедь?»

После того как музыка стихла, а хозяин дома с задумчивым видом принялся перебирать струны гитары, Мадж предложила всем по бокалу легкого коктейля. После выпивки гости стали желать друг другу спокойной ночи. В этот момент Джерард Эннесли незаметно выскользнул из гостиной.