После непродолжительной службы в армии мистер Косден вел жизнь типичного обывателя: средний доход, много друзей и знакомых, спорт, женщины… Короче говоря, жил в свое удовольствие и ничего яркого и захватывающего не испытывал. «Жизнь животного, – слушая его рассказ, думал мистер Саттерсвейт. – Что ж, бывает и хуже… Гораздо хуже…»

Иногда у Энтони появлялось чувство неудовлетворенности собой. В эти моменты ему казалось, что все у него не так. Он утешал себя мыслью о том, что он не один такой, и успокаивался. И вдруг с ним произошло…

О том, что с ним произошло, мужчина говорил сбивчиво. Никаких симптомов своей болезни он не ощущал. Просто сходил провериться к своему врачу, а тот, обследовав его, посоветовал обратиться к специалисту. После визита на Харли-стрит Энтони Косден узнал, что смертельно болен. Правда, врачи попытались это от него скрыть, говорили туманно, сыпали медицинскими терминами и посоветовали ему вести спокойную жизнь. Но он все понял. Как оказалось, жить молодому мужчине оставалось совсем недолго – всего полгода. Именно столько отвели ему врачи, и не месяцем больше.

Энтони Косден печально посмотрел на мистера Саттерсвейта.

Конечно же, приговор врачей явился для него сильнейшим ударом. После долгого пребывания в шоке он понял, что надо что-то делать. Но что?

Мистер Саттерсвейт, слушавший его с мрачным видом, понимающе кивнул.

– Первое время я не мог свыкнуться с мыслью о скорой смерти, – продолжил Косден. – Меня мучил вопрос, чем занять себя в последние для меня полгода жизни. Знаете, как это страшно – жить в ожидании конца. А я до сих пор никаких болей не чувствую. Правда, доктора заверили, что придет и это. И довольно скоро. Как же глупо умирать, когда тебе этого совсем не хочется! В конце концов я решил от прежнего образа жизни не отказываться. Но у меня не получается. Наверное…

– Из-за женщины? – прервав его, вкрадчиво спросил мистер Саттерсвейт.

– Нет-нет, женщины тут ни при чем, – поспешно ответил мужчина. – С ними проблем нет. Дело в другом. Знаете, друзья у меня – люди веселые, энергичные. Они радуются жизни. А на что я им такой? Вот я и решил уехать за границу.

– И приехали на остров. Почему сюда? Может быть, вы здесь уже бывали?

Мистеру Саттерсвейту важно было узнать, почему смертельно больной мужчина выбрал это место, а не другое.

– Да, бывал, – с неохотой признался мистер Косден. – Правда, очень давно. В годы своей молодости. – И тут он с тоской в глазах посмотрел почему-то на заброшенную виллу. – Но этого места я не забыл, – кивнув в сторону моря, продолжил мужчина. – От него до вечности всего один шаг.

– Потому-то вы вчера вечером сюда и приходили, – ровным голосом произнес мистер Саттерсвейт.

Энтони Косден испуганно посмотрел на него:

– Но я же сказал…

– Вчера вечером вам помешали, – прервал его мистер Саттерсвейт. – А сегодня на этом месте оказался я. Получается, что жизнь вам спасли дважды.

– Вы можете говорить что угодно, – возмутился мужчина. – Черт побери, это все-таки моя жизнь! Разве я не имею права сам ею распорядиться?

– О, как мне все знакомо, – глубоко вздохнув, ответил пожилой англичанин.

– Я вас прекрасно понимаю. Любой на вашем месте думал бы обо мне точно так же. Я тоже попытался бы отговорить человека от самоубийства. Но вы же прекрасно знаете – другого выхода у меня нет. Быстрый конец – это лучше, чем лежать на больничной койке. Я не хочу мучить ни себя, ни других. А потом, кому моя смерть причинит боль? У меня же никого нет.

– А если бы кто-то был?

– Ну, этого я не знаю, – тяжело вздохнув, ответил мистер Косден. – Думаю, что и тогда я сделал бы то же самое. Но поскольку близкого человека у меня нет…

Он замолчал. Мистер Саттерсвейт пристально посмотрел на него. Романтик до мозга костей, мистер Саттерсвейт не верил в то, что молодой человек хотел покончить с собой не из-за женщины. Даже если тот это отрицал. В целом, по словам Энтони Косдена, жизнью своей он был доволен. Имел все, что доставляло ему радость. Все, кроме сына. А он очень хотел сына. Как приятно было бы сознавать, что у него есть наследник. И тем не менее мужчина считал, что жизнь у него была очень хорошая…

Мистер Саттерсвейт не выдержал. Он считал, что никто, находясь на начальной стадии развития, а мистер Энтони Косден ему казался именно таким, не может утверждать, что знает жизнь. Не желая обидеть собеседника, мистер Саттерсвейт выразился немного иначе:

– Молодой человек, вы еще не видели жизни. Вы только начинаете ее постигать.

– Ну вы и сказали, – усмехнулся Энтони. – У меня седые волосы, и мне уже сорок…

– Это не показатель, – перебил его мистер Саттерсвейт. – Жизнь представляет собой сочетание физиологического развития и умственного. Мне, например, шестьдесят девять, и мне действительно столько, потому что я многое видел. Вы же похожи на человека, который пытается описать все времена года, а говорит только о снегопадах и жутком холоде! А где же весна с ее первыми цветами, лето с короткими ночами, осень с падающими с деревьев листьями? Такой человек и не знает, что все это тоже есть. Так неужели вам не хочется этого видеть?

– Вы, похоже, забыли, что жить мне осталось максимум полгода, – сухо напомнил Косден.

– Время, как и все остальное, – понятие относительное, – возразил мистер Саттерсвейт. – Эти шесть месяцев могут оказаться в вашей жизни самыми долгими и насыщенными.

Но и это замечание умудренного жизненным опытом старика молодого человека не убедило.

– Я знаю, что вы, окажись в моем положении, задумали бы то же самое.

Мистер Саттерсвейт покачал головой:

– Нет, никогда. Во-первых, не хватило бы мужества. Чтобы решиться на самоубийство, нужно иметь огромную силу воли и мужество. У меня же нет ни того, ни другого. А во-вторых…

– Ну, продолжайте же!

– Во-вторых, мне всегда хотелось знать, что будет завтра.

Энтони Косден рассмеялся и вскочил со скамьи:

– Спасибо вам, сэр. Спасибо за наш разговор. Я много чего вам наговорил. Прошу, забудьте.

– А завтра, когда станет известно о вашей гибели, я тоже должен молчать? И полиции о том, что это было самоубийство, не говорить?

– Как хотите. Вы наконец-то поняли, что вам меня не переубедить. Я очень рад.

– Молодой человек, я не собираюсь держать вас за руку и ждать, когда вы передумаете, – мягко произнес мистер Саттерсвейт. – Рано или поздно вы все равно решитесь. Но могу заверить, что сегодня вы не погибнете. Вы же не хотите, чтобы меня потом обвинили в убийстве. Ведь все будут считать, что с обрыва столкнул вас я.

– Да, вы правы, – согласился мужчина. – А вы что, здесь остаетесь?

– Ну конечно! – воскликнул мистер Саттерсвейт.

Энтони Косден рассмеялся:

– Ну что же, придется повременить. Ничего не остается, как идти в отель. Так что мы с вами, я думаю, еще увидимся.

Мистер Саттерсвейт остался один. Он долго смотрел на море, а потом вдруг тихо произнес:

– А что дальше? Интересно, что будет с ним?

Он поднялся и подошел к самому краю обрыва. Внизу, под его ногами, плескались волны. Вскоре ему надоело на них смотреть, и он, развернувшись, медленно побрел в сад. Проходя мимо старой виллы, мистер Саттерсвейт невольно бросил взгляд на ее закрытую ставнями дверь и подумал: «Так кто же все-таки жил здесь?» Не в силах сдержать себя, он поднялся по разрушившимся от времени ступенькам крыльца и, взявшись рукой за ставни, легонько потянул их на себя…

Каково же было изумление мистера Саттерсвейта, когда при его легком усилии ставни приоткрылись. Он постоял немного, потом резко распахнул их и тут же с возгласом удивления отпрянул назад – за стеклянной двустворчатой дверью стояла женщина и в упор смотрела на него. На ней было черное платье, а на голове – черная кружевная мантилья.

Мистер Саттерсвейт был так растерян, что обратился к ней на итальянском языке вперемежку с немецким. Не зная испанского, он не сообразил, чем его заменить. Запинаясь, мистер Саттерсвейт извинился за свой бестактный поступок. Женщина продолжала молчать. В такой ситуации ему ничего не оставалось, как уйти.

Он уже подходил к калитке сада, когда за его спиной раздался резкий окрик на английском:

– Вернитесь!

Это прозвучало как команда, которую хозяин дает своей собаке. Мистер Саттерсвейт замер, потом быстро развернулся и медленно пошел назад. Как ни странно, но он даже не возмутился.

Незнакомка по-прежнему стояла в дверях. Когда мистер Саттерсвейт подошел, она с ног до головы оглядела его.

– Вы – англичанин, – спокойно произнесла она. – Мне так кажется.

Мистер Саттерсвейт вновь извинился.

– Если бы я знал, что вы англичанка, то нашел бы слова для объяснений. Еще раз прошу простить меня за столь бестактный поступок. Уверяю, что мною двигало только любопытство. Мне очень хотелось увидеть, что внутри этой красивой виллы.

Неожиданно женщина рассмеялась:

– Ну, если вам так сильно хотелось, то заходите. – И она посторонилась, пропуская гостя в дом.

Мистер Саттерсвейт, ощущая приятное волнение, вошел в комнату. В ней было темно, так как окна комнаты снаружи закрывали ставни. И все-таки ему удалось разглядеть, что мебели в ней почти нет, а та, которая стояла, была старая и сильно запыленная.

– Не сюда, – сказала ему дама в черном. – Дело в том, что этой комнатой я не пользуюсь.

Она направилась по коридору. Мистер Саттерсвейт последовал за ней. Пройдя на другую половину дома, они вошли в залитую солнечным светом комнату. Из ее открытых окон открывался вид на море. Мебель была такой же старой, как и в той, где он только что побывал. На полу лежали потертые, некогда очень красивые ковры. Угол комнаты перегораживала огромная ширма из кордовской цветной кожи. На столе и комоде стояли вазы с живыми цветами.

– Выпьете со мной чаю? У меня чудесный чай.

Она вышла из комнаты, крикнула что-то по-испански и, вернувшись, села на диван напротив мистера Саттерсвейта. Теперь он мог хорошенько разглядеть ее.