В то утро он выглядел хмурым. Благородная синева моря и жизнерадостная зелень садов Монте-Карло радовали всех, кроме него. Настроение ему портила публика, в своей массе серая и безликая. Отдыхающие на морском курорте никак не походили на тех людей, которых мистер Саттерсвейт привык здесь видеть. Некоторые из них, естественно, были игроками, навечно приковавшими себя к карточному столу. К ним он относился еще терпимо, поскольку считал их злом, искоренить которое невозможно. Но где же представители высших слоев общества, к которому он принадлежал?

– Да, как же все переменилось… – мрачно произнес мистер Саттерсвейт. – Теперь сюда едут все, даже те, кто раньше и думать об этом не мог. Я по-стариковски привязан к этим местам, а вот молодежь предпочитает отдыхать в основном в Швейцарии.

Ему не хватало элегантно одетых иностранных баронов и графов, великих князей и принцев. Единственный принц, которого он случайно встретил, работал швейцаром в одном, увы, не самом фешенебельном отеле. Он скучал по очаровательным дамам в дорогих туалетах. Правда, кое-кто из них возникал на горизонте, но то были единицы, а не толпы, как прежде.

Мистер Саттерсвейт, словно прилежный студент, изучал науку, название которой было «человеческая жизнь», и в ней ему нравились только самые запутанные места. Сейчас, когда жизненные ценности изменились, а он, в силу своего возраста, измениться никак не мог, мистер Саттерсвейт испытывал глубокое разочарование.

Неожиданно среди прогуливающихся по набережной он увидел графиню Царнову. Вот уже многие годы она приезжала на Ривьеру в одно время с мистером Саттерсвейтом. Впервые он увидел ее в компании одного великого князя, во второй раз – австрийского барона. В последующие годы даму сопровождали мужчины явно еврейского происхождения – с желтоватым цветом лица, большими крючковатыми носами и непонятной любовью к массивным украшениям из золота. В последние пару лет графиня появлялась в обществе молодых людей, почти юношей.

Вот и на этот раз она шла с очень молодым кавалером. Мистеру Саттерсвейту, видевшему этого американца раньше, стало жаль его. Франклин Радж был типичным представителем одного из центральных штатов – симпатичным, наивным и большим любителем порисоваться. Этакий странный конгломерат природного практицизма и идеализма. В Монте-Карло он прибыл с группой очень похожих друг на друга молодых американцев. Среди них были и девушки. В Европу они приехали впервые, и все, что видели в Старом Свете, вызывало у них то бурный восторг, то резкую критику.

Англичане, живущие в том же отеле, им не нравились, но неприязнь была взаимной. Что касается мистера Саттерсвейта, по своей природе космополита, то он относился к этим американцам без какого-либо предубеждения. Ему импонировали их прямота и искренность. Правда, порой они вели себя так шумно, что он, как человек в высшей степени воспитанный, недовольно морщился.

«Нет, графиня этому молодому американцу совсем не пара», – отметил про себя мистер Саттерсвейт.

Когда они поравнялись с ним, он в знак приветствия приподнял шляпу. Женщина, глядя на него, улыбнулась и слегка склонила голову.

Это была высокая кареглазая брюнетка с фигурой манекенщицы и черными как вороново крыло ресницами и бровями. Мистер Саттерсвейт, знавший больше остальных мужчин, к чему прибегают женщины, чтобы выглядеть неотразимыми, сразу же догадался, за счет чего достигнут такой цвет. Кожа на ее лице была ровного матово-кремового цвета, губы – не малиновые и не ярко-красные, а светло-вишневого цвета, под глазами – умело наложенные тени. На этот раз на графине было платье резко контрастирующих между собой цветов – черного и белого. В руке она держала нежно-розовый зонтик, удачно сочетавшийся с цветом ее лица.

Гордо шагавший рядом с ней Франклин Радж буквально светился от счастья. Глядя на него, мистер Саттерсвейт пустился в размышления: «Вот наивный глупец! Хотя какое мне до этого дело. Ведь он все равно не послушался бы меня. А жаль. Мой совет пришелся бы ему как нельзя кстати».

Однако в тот момент он больше всего волновался не за парня, а за молоденькую девушку из группы американских туристов. Мистер Саттерсвейт знал, что дружбу Франклина с графиней Царновой она никак не одобрит.

Он поднялся, сделал несколько шагов и вдруг увидел, что к нему направляется та самая молоденькая американка. На ней была юбка из белого муслина с узким поясом, подчеркивавшим ее тонкую талию, а на ногах – удобные для пеших прогулок туфли. В руке она держала путеводитель. Бывало, американки, посетив проездом Париж, начинали одеваться как царица Савская, но Элизабет Мартин – так звали эту невысокую девушку – в их число явно не входила. Ее привлекали не тряпки, а достопримечательности Старого Света. Она интересовалась культурой и искусством и, будучи стесненной в средствах, старалась как можно больше увидеть и познать.

Однако мистер Саттерсвейт не считал ее человеком высокоинтеллектуальным – для него она была просто милой девушкой.

– Доброе утро, мистер Саттерсвейт, – поздоровалась с ним Элизабет. – Вы случайно не видели Франклина… мистера Раджа?

– Видел всего несколько минут назад.

– И надо полагать, со своей подругой графиней, – резко произнесла девушка.

– Н-да… с ней, – запинаясь, признался мистер Саттерсвейт.

– Не нравится мне она, – повысила голос Элизабет. – А Франклин от нее без ума. Вот только непонятно почему.

– Наверное, из-за ее аристократических манер, – осторожно предположил мистер Саттерсвейт.

– Вы с ней знакомы?

– Да. Но совсем немного.

– Беспокоюсь за Франклина. Вроде бы разумный человек, а ведет себя, как малое дитя. Никогда бы не подумала, что он отдаст себя в руки этой сирены. А пытаешься ему открыть на нее глаза, так он начинает возмущаться. Скажите, а она и в самом деле графиня?

– Точно не знаю, – ответил мистер Саттерсвейт. – Возможно, что да.

– Типичная английская осторожность, – фыркнула Элизабет. – Единственное, что могу сказать о ней: у нас в Саргон-Спрингс на эту расфуфыренную птичку никто бы и внимания не обратил.

Мистер Саттерсвейт хотел сказать ей, что, может быть, и так, но они сейчас не в Саргон-Спрингс, а в княжестве Монако, где графиня Царнова в большей степени соответствует здешнему окружению, нежели мисс Мартин, но, естественно, промолчал.

Американка направилась в сторону казино, а мистер Саттерсвейт снова сел на скамейку и продолжил греться на солнышке. Однако вскоре к нему подошел радостный Франклин Радж.

– Как здесь хорошо! – воскликнул парень. – Да, сэр, вот это жизнь! Не то что у нас в Штатах.

Мистер Саттерсвейт задумчиво посмотрел на него.

– Жизнь везде одинакова, – устало произнес он. – Только одеваются люди по-разному.

– Что-то я вас не понял.

– Не поняли? Это потому, что вы еще очень молоды. Но, извините, не стариковское это дело – поучать молодежь.

– Ну что вы! – обнажив в улыбке ряд ослепительно белых зубов, воскликнул Франклин. – Какие тут могут быть извинения. Знаете, а вот от казино я совсем не в восторге. Я ожидал большего. Всегда считал, что игра на деньги – нечто более захватывающее, а мне там стало скучно и противно.

– Игра для азартных игроков – это балансирование между жизнью и смертью, – заметил мистер Саттерсвейт. – Они подобны работающим без подстраховки канатоходцам. Видите ли, о том, что происходит за игральным столом, интереснее читать. А смотреть, как играют другие, и в самом деле скучно.

Парень в знак согласия кивнул.

– А вы, судя по всему, человек светский, – сказал он. – У вас высокое положение в обществе. Вы знаете всех герцогов, графов, князей…

– Не всех, но многих действительно знаю. У меня также много знакомых среди евреев, португальцев, греков, аргентинцев…

– Да-а?

– Просто я хочу сказать, что вращаюсь в высоких кругах английского общества, – пояснил мистер Саттерсвейт.

Франклин Радж задумался.

– С графиней Царновой вы тоже знакомы, – наконец произнес он. – Правда?

– Совсем немного. – Мистер Саттерсвейт постарался ответить точно так же, как и на вопрос Элизабет Мартин.

– Вот женщина, с которой интересно общаться! Считается, что европейская аристократия свою роль в истории уже сыграла и теперь постепенно вымирает. Если это и так, то только их мужская половина. А что касается женщин, то я с этим не согласен. Разве не интересно водить дружбу с таким утонченным человеком, как графиня Царнова? Она такая красивая, умная. А происхождение! Короче говоря, настоящая аристократка!

– Неужели? – с наигранным удивлением спросил мистер Саттерсвейт.

– А разве нет? Вы знаете, из какого она рода?

– Не знаю, – признался мистер Саттерсвейт. – Видите ли, мне мало что о ней известно.

– Она – потомок рода Радзинских, – с гордостью, словно речь шла о нем, а не о чужом человеке, произнес Франклин. – Это – одно из старинных венгерских семейств. У нее была удивительная жизнь. Вы видели, какое на ней жемчужное ожерелье?

Мистер Саттерсвейт в ответ молча кивнул.

– Подарок боснийского короля. Оказывается, она сумела тайком вывезти для него какие-то очень важные документы.

– Да, я слышал, что эти жемчуга преподнес ей король Боснии. Хотя, по слухам, его величество столь щедро одарил графиню за то, что та была его любовницей.

– А сейчас я вам про нее такое расскажу!..

И Франклин Радж принялся пересказывать историю жизни своей новой знакомой. Чем дольше мистер Саттерсвейт слушал его, тем больше поражался богатству воображения графини. Нет, она не сирена, как ее назвала ревнивая Элизабет Мартин, подумал он. А этот молодой человек хоть и не мальчик, но наивен, словно ребенок. По словам графини, у нее были недруги, и порой ей приходилось очень нелегко. Что ж, это могло быть и правдой. Во всяком случае, женщина, описывая свое прошлое, представляла себя как знатную аристократку, холодную и расчетливую, близкого друга канцлеров и европейских монархов, человека, с которым считались даже короли.