— Мадам Ева Нил и месье… его называют Тоби, но его настоящее имя Хорейшо… Лоз — выглядят идеальной парой. Почти великая страсть.

— Такого явления, как великая страсть, не существует, — возразил Дермот Кинросс. — Природа распорядилась так, что, если бы А никогда не встретил Б, он был бы не менее счастлив с В.

Месье Горон смотрел на него с вежливым недоверием.

— Вы действительно верите в это, доктор?

— Я знаю, что это научный факт.

— Полагаю, — осведомился месье Горон, — вы никогда не встречали мадам Нил?

— Нет, — улыбнулся Дермот. — Но то, что я никогда не встречал эту леди, едва ли может изменить научный факт.

Месье Горон вздохнул и перешел к делу:

— Вечером, неделю назад на вилле «Бонер» по рю дез Анж находились сэр Морис Лоз, его супруга, его дочь Дженис, его сын, месье Хорейшо, и его шурин, месье Бенджамин Филлипс, а также двое слуг.

В восемь часов мадам Нил и все семейство Лоз, за исключением сэра Мориса, отправились в театр. Сэр Морис идти отказался. После возвращения с обычной дневной прогулки он пребывал в очень странном настроении — отметьте это! Но потом его настроение изменилось. В половине девятого ему позвонил по телефону его друг, месье Вейль, антиквар с рю де ла Арп. Месье Вейль сообщил, что приобрел сокровище, способное стать жемчужиной коллекции сэра Мориса. Он предложил немедленно принести это чудо на виллу «Бонер», чтобы сэр Морис его обследовал. Получив приглашение, месье Вейль так и поступил.

Месье Горон сделал паузу. Доктор Дермот Кинросс выпустил облачко дыма, лениво наблюдая за его неспешными движениями в теплом воздухе.

— И что же это за сокровище? — спросил он.

— Табакерка, — ответил месье Горон, — которая, как говорят, принадлежала самому императору Наполеону.

Префект полиции выглядел озадаченным.

— Когда месье Вейль впоследствии сообщил мне стоимость этого предмета, — продолжал он, — я не мог ему поверить. Господи, сколько же люди готовы платить за свои причуды! Конечно, помимо исторической ценности… — Он поколебался. — Кстати, император Наполеон действительно нюхал табак?

Дермот засмеялся:

— Друг мой, вы когда-нибудь видели Наполеона на английской сцене? Ни один актер не играет эту роль, не жонглируя табакеркой и не швыряя ее через всю сцену при каждой третьей реплике. Даже в аутентичных мемуарах Наполеон всегда просыпает на себя табак.

Месье Горон нахмурился.

— Значит, нет причин сомневаться в подлинности этого предмета, — заключил он. — Но его самостоятельная ценность!.. — Префект глотнул кофе и закатил глаза. — Табакерка была сделана из прозрачного розового агата, оправлена в золото и инкрустирована маленькими бриллиантами. Она весьма причудливой формы, как вы скоро увидите. К ней приложен письменный сертификат, гарантирующий ее подлинность.

Сэр Морис был в восторге. Кажется, он питал слабость к наполеоновским реликвиям. Он согласился купить табакерку, попросив оставить ее на ночь и пообещав прислать чек утром. Между прочим, табакерка все еще не оплачена, у месье Вейля нервный срыв, и я его не осуждаю.

Тем же вечером мадам Нил, как я говорил вам, отправилась в театр с остальными членами семьи Лоз. Пьеса, которую они смотрели, называлась «Профессия миссис Уоррен». Домой они вернулись около одиннадцати и после этого разошлись. Молодой месье Хорейшо Лоз проводил мадам Нил до двери. Позднее судебный следователь задал ему вопрос: «Месье, вы поцеловали ее на прощание?» Молодой человек чопорно выпрямился и ответил: «Месье, это не ваше дело». Следователь счел это подозрительным и, вероятно, указывающим на ссору. Однако выяснилось, что ничего подобного не было.

Месье Горон вновь заколебался.

— Семья Лоз вернулась на свою виллу. Там их встретил сэр Морис, который показал им свое сокровище в маленьком зелено-золотом футляре. Эта демонстрация ни у кого не вызвала энтузиазма, за исключением маленькой мисс Дженис, которой табакерка понравилась. Леди Лоз заявила, что это напрасная трата денег. Рассерженный сэр Морис сказал, что вернется в свой кабинет, где сможет обрести хоть какой-то покой. Остальные пошли спать. Но двое из них не могли уснуть.

Месье Горон склонился вперед и постучал по столику. Он настолько увлекся своим повествованием, что его кофе остыл.

— Месье Хорейшо, он же Тоби, признает, что около часа ночи встал и позвонил мадам Нил. «Ага! — воскликнул следователь. — Несомненно, вы сгорали от любви?» Месье Хорейшо побледнел и заявил, что не сгорал ни от чего. Конечно, это не улика, но свидетельствует об определенной атмосфере. Что-то носилось в воздухе.

— Не обязательно, — возразил Дермот.

— Вы не согласны?

— В данный момент это не важно. Продолжайте.

— Месье Хорейшо спускается к телефону, звонит и возвращается в спальню. В доме темно. Он не слышит ни звука и, хотя видит свет под дверью кабинета отца, но не беспокоит сэра Мориса.

Леди Лоз тоже не спит. История с покупкой табакерки беспокоит ее. В четверть второго ночи — обратите внимание на время! — она встает и идет в кабинет мужа якобы просить его лечь спать, но в действительности, по ее же признанию, прочитать ему проповедь о людях, которые тратят деньги на дорогие безделушки из розового агата. — Месье Горон театрально повысил голос. — Финиш! — Он щелкнул пальцами. — Она застает мужа мертвым за письменным столом. Его голова проломлена девятью ударами кочергой, которая теперь стоит на подставке у камина с другой стороны комнаты. Он сидел спиной к камину, составляя описание табакерки, которое мы нашли на промокательной бумаге перед ним. Один из ударов, случайно или намеренно, пришелся по табакерке, разбив ее на куски.

Дермот присвистнул.

— Было недостаточно лишить старика жизни, — продолжал месье Горон. — Понадобилось уничтожить его сокровище. Хотя, повторяю, это могло быть случайностью.

Дермот казался все более озабоченным.

— Едва ли можно промахнуться кочергой по такой мишени, как человеческая голова, и ударить вместо этого по табакерке, — заметил он. — Разве только…

— Вы что-то сказали, дорогой доктор?

— Ничего. Пожалуйста, продолжайте.

Приподнявшись на цыпочках, месье Горон приложил ладонь к уху, словно ловя голос разума, но потом снова сел.

— Это жестокое и бессмысленное преступление выглядит делом рук безумца…

— Чепуха, — не без раздражения возразил Дермот. — Напротив, оно в высшей степени характерно.

— Характерно?

— В своем роде. Простите, что прервал вас. Продолжайте.

— Ничего не украдено. Нет никаких признаков взлома. Преступление совершено человеком, который знал дом, знал, что у камина на подставке находится кочерга, и даже знал, что старик глуховат и к нему можно незаметно подобраться сзади. Уверяю вас, Лозы — счастливая семья, почти что французская. Они испуганы и озадачены.

— А что было потом?

— Они пошли искать мадам Нил, которую очень любят. Мне сказали, что, как только преступление было обнаружено, месье Хорейшо и мисс Дженис отправились за ней. Их остановил полицейский, который заявил, что они не должны покидать дом до прибытия комиссара полиции. Я слышал, что мисс Дженис выскользнула из дома снова. Но очевидно, она не виделась с мадам Нил.

Прибывает комиссар и расспрашивает их. Они просят повидать мадам Нил. Комиссар предлагает послать человека в виллу напротив, чтобы он привел мадам. С поручением отправили ажана, уже выказавшего свое усердие, К счастью, у него был фонарь. Оба дома расположены прямо друг напротив друга, как вы, возможно, слышали или читали…

— Да, — кивнул Дермот.

— Ажан, — продолжал месье Горон, поставив локти на стол и скорчив жуткую гримасу, — открывает калитку и идет по дорожке. На этой дорожке, у парадной двери виллы мадам Нил, он находит…

— Ну? — поторопил Дермот.

— Розовую атласную ленту или пояс, каким женщины обычно завязывают халаты или пеньюары. Он был слегка испачкан кровью.

— Понятно.

Снова наступила пауза.

— Но ажан хитер. Он кладет атласный пояс в карман и ничего не говорит. На звонок в дверь откликаются две испуганные женщины. Их имена… — месье Горон заглянул в миниатюрную записную книжечку. — Иветт Латур, личная горничная мадам, и Селестин Буше, кухарка.

Женщины шепчут в темноте и прикладывают пальцы к губам. Потом они провожают ажана в комнату на первом этаже и рассказывают о том, что видели.

Иветт Латур говорит, что ее разбудил какой-то шум. Она вышла из своей комнаты и увидела, как мадам Нил крадется назад в дом. Встревоженная Иветт (хотя ее не так легко испугать) разбудила кухарку — Селестин Буше. Они потихоньку спустились вниз, заглянули в спальню мадам Нил и увидели, как та, тяжело дыша от напряжения, смывает кровь с рук и лица и пытается удалить пятнышки крови с белого кружевного пеньюара, чей пояс исчез. Месье Горон бросил быстрый взгляд через плечо.

Количество людей на террасе отеля «Донжон» постепенно увеличивалось. Солнце, заходящее за сосновый лес по другую сторону рю де ла Форе, теперь светило им в глаза.

Картина происшедшего выглядит почти невыносимо четко, отметил Дермот Кинросс. Крадущаяся женщина, подсматривающие служанки, возбужденное лицо, размноженное зеркалами… Она возникала из темной ночи зла — епархии полиции; она наплывала и из мрака психологии — его собственной епархии.

— А потом? — спросил он, пока воздерживаясь от суждений.

— Ну, наш ажан призывает обеих служанок, Иветт и Селестин, к молчанию, храбро поднимается на второй этаж и стучит в дверь спальни мадам Нил.

— Она была в постели?

— Напротив, — не без восхищения отозвался месье Горон, — она переодевалась для выхода на улицу. Мадам объяснила, что месье Хорейшо Лоз разбудил ее телефонным звонком — другим звонком, обратите внимание, — всего несколько минут назад, сообщив ей о трагедии. По ее словам, до тех пор она ничего не слышала. Ни полицейских свистков, ни криков на улице. Ничего!