Путаница продолжалась, пока я не посетил ночью рю де ла Арп, не нашел второе ожерелье и не услышал подробный рассказ Евы, объяснявший, кто убийца. Поняв это, было нетрудно восстановить ход событий и найти нужное место для всех улик.

Вопрос заключался в том, какой у Этвуда был мотив убийства. Ответ явно скрывался в тюремных интересах сэра Мориса, описанных его женой и дочерью, которая добавила маленькую историю о Финистере. Мог ли я проверить мою теорию? Очень легко! Если Этвуда разыскивала полиция и если он когда-нибудь совершил преступление под любым именем, отпечатки его пальцев должны быть в архиве Скотленд-Ярда.

Дядя Бен присвистнул.

— Понял! Этот ваш полет в Лондон…

— Мы не могли продвигаться, пока я это не выясню.

Я незаметно добыл отпечатки Этвуда, посетив его номер в отеле, пощупав его пульс и прижав его пальцы к серебряной крышке моих часов. Использовать часы казалось вполне подобающим. Дубликаты отпечатков легко обнаружили в архиве. А тем временем…

— Телега с яблоками снова опрокинулась, — закончила Ева, невольно рассмеявшись.

— Вас арестовали. — Лицо Дермота омрачилось. — Но я не вижу в этом ничего забавного. — Он повернулся к остальным. — Когда Ева подробно излагала мне свою историю, она так устала, что ее внутренний ум — подсознание, над которым мы все так смеемся, — сообщил правду без ее ведома. В действительности Ева не выглядывала в окно и не видела сэра Мориса живым, о чем легко можно было догадаться. Фактически она ни разу не видела табакерку. Этвуд буквально вложил эти слова ей в рот.

Я не стимулировал ее память и не возражал ей. Она сказала именно то, что я хотел. Это демонстрировало виновность Этвуда четко, как на картине. Я велел ей сообщить свою историю Горону, повторив слово в слово то, что она говорила мне. Когда ее показания запротоколируют, а я добуду доказательства мотива Этвуда, станет возможным объяснить все дело.

Но я не учел силы внушения Этвуда, а также галльской энергии Горона и Вотура. В разговоре с ними Ева рассказала версию Этвуда, а не повторила дословно…

— Они направили на меня свет и запрыгали вокруг, как чертики из табакерки, — пожаловалась Ева. — Я не могла этого вынести. А вас не было рядом, чтобы оказать мне моральную поддержку…

На лице Дженис появилось странное выражение, когда она посмотрела сначала на Еву, а потом на Дермота. Оба выглядели смущенными и почти сердитыми.

— Они сразу встрепенулись, — продолжал Дермот, — но приписали ошибку Этвуда Еве. Никто не рассказывал ей о новом сокровище сэра Мориса, не так ли? Никто его ей не описывал? Тогда откуда она знает, что на столе лежала табакерка? После этого каждая попытка объяснений звучала как признание вины. Ее отправили в кутузку, а я прибыл вовремя, как и злодей в пьесе.

— Понятно, — кивнул дядя Бен. — Сначала неудача, потом удача, как маятник. Потому что Этвуд пришел в сознание.

— Да, — мрачно повторил Дермот. — Этвуд пришел в сознание.

Между его бровями пролегла вертикальная морщинка, свидетельствуя о неприятном воспоминании.

— Ему не терпелось заявить, что человеком в коричневых перчатках был Тоби, и таким образом завершить дело, одним ударом вернув жену и отправив соперника в тюрьму. Трудно поверить, что парень с такой тяжелой травмой мог встать с постели, одеться и пройти через весь город с целью повидать Вотура. Но он это сделал.

— И вы его не останавливали?

— Нет, — ответил Дермот. — Я его не останавливал. — После паузы он добавил: — Этвуд умер в дверях кабинета Вотура. Он потерял сознание, упал и умер, прежде чем луч маяка успел оторваться от него. Он умер от того, что его разоблачили.

Солнце клонилось к закату. В саду, где щебетали птицы, стало прохладнее.

— А наш благородный Тоби… — начала Дженис и вспыхнула от гнева, когда Дермот рассмеялся.

— Думаю, вы не понимаете вашего брата, юная леди.

— Из всех свинских трюков, про которые я когда-либо слышала…

— Он вовсе не свинья, а всего лишь типичный пример — простите за откровенность — заторможенного развития.

— То есть?

— Умственно и эмоционально Тоби все еще пятнадцатилетний подросток. Он искренне не понимает, что обокрасть собственного отца — преступление. Его представления о сексуальной морали находятся на уровне ученика четвертого класса начальной школы. В этом мире полным-полно Тоби. Они часто преуспевают в жизни, выглядят солидными и надежными, но только до тех пор, пока не сталкиваются с критической ситуацией. Тогда мужчина-школьник, лишенный силы воли и воображения, сразу ломается. С таким хорошо играть в гольф или выпивать. Но сомневаюсь, что он может стать хорошим мужем для… Ладно, оставим это.

— Интересно… — начал дядя Бен и осекся.

— Да?

— Когда Морис вернулся с прогулки расстроенным, он говорил с Тоби. Не рассказал ли он ему об Этвуде?

— Нет, — ответила Дженис. — Меня тоже это интересовало. Я думала, что папа мог узнать что-то о Тоби, понимаете? Но когда все выяснилось, я расспросила Тоби. «Сегодня я видел кое-кого, — сказал ему папа, очевидно подразумевая Этвуда, — и поговорю с тобой об этом позже». Тоби окаменел от страха. Он подумал, что Прю Латур начала действовать, и в отчаянии решил украсть ожерелье той же ночью.

Дженис кивнула в сторону виллы на другой стороне улицы:

— Мама сейчас утешает Тоби. С бедным мальчиком так плохо обошлись! Но вероятно, все матери таковы.

— Да, — глубокомысленно произнес дядя Бен.

Дженис поднялась со стула.

— Ева, — горячо заговорила она, — я вела себя почти так же скверно, как Тоби. Но я очень сожалею. Пожалуйста, поверь мне!

Пробежав через сад и по дорожке, Дженис скрылась за виллой. Дядя Бен медленно встал.

— Не уходите, — попросила Ева.

Но дядя Бен не обратил на нее внимания.

— А я ни о чем не сожалею, — задумчиво промолвил он. — Для вас все к лучшему, если вы понимаете, о чем я. Вы и Тоби? Нет. — Дядя Бен смущенно отвел взгляд, но снова посмотрел на Еву. — Я смастерил для вас модель корабля. Думаю, вам понравится. Покрашу и пришлю вам. До свидания. — И он заковылял прочь.

Ева Нил и Дермот Кинросс долго сидели молча, не глядя друг на друга. Первой заговорила Ева:

— То, что вы сказали вчера, — правда?

— Что именно?

— Что завтра вы возвращаетесь в Лондон?

— Да, я должен вернуться рано или поздно. Вопрос в том, что вы намерены делать.

— Не знаю. Дермот, я хотела…

Он прервал ее:

— Только не говорите снова о чертовой благодарности!

— Не стоит так из-за этого сердиться.

— Я не сержусь, а только стараюсь, чтобы вы выбросили мысли о благодарности из головы.

— Почему? Почему вы сделали все это для меня?

Дермот подобрал пачку мэрилендских сигарет и протянул ее Еве. Она покачала головой, и он зажег одну для себя.

— Ребяческая выходка, — сказал Дермот. — Вы сами отлично все знаете. Как-нибудь, когда вы успокоитесь, мы можем поговорить об этом снова. А пока что я снова спрашиваю, что вы собираетесь делать.

Ева пожала плечами:

— Не знаю. Я думала собрать пожитки и уехать на время в Ниццу или Канн…

— Вы не можете так поступить.

— Почему?

— Потому что это невозможно. Наш друг Горон был абсолютно прав в том, что говорил о вас.

— Вот как? И что же он обо мне говорил?

— Что вы угроза для общества и что никто не может предсказать, в какую передрягу вы угодите в следующий раз. Если вы отправитесь на Ривьеру, вам встретится очередной охотник за красивыми и богатыми женщинами, убедит вас, что вы влюблены в него, и… Ладно, не будем повторяться. Нет, вам лучше вернуться в Англию. Конечно, вы и там не будете в безопасности, но, по крайней мере, найдется кому за вами присмотреть.

Ева задумалась.

— Вообще-то я думала об Англии, — сказала она. — По-вашему, я надрываю сердце из-за Неда Этвуда?

Дермот вынул сигарету изо рта. И прищурился. Он долго смотрел на Еву, потом стукнул кулаком по подлокотнику стула.

— Это практическая психология, — сказал он. — Но полагаю, вы способны понять, Я не убивал этого парня. «Ты не убий, но не старайся больше, чтоб оставался он в живых подольше».[17] Конечно, я подтолкнул его к гибели. Если бы я не поторопился и он выздоровел, с этой задачей справилась бы гильотина. Впрочем, указанный аспект меня волновал мало… — Его лицо помрачнело. — Тоби Лоз никогда ничего для вас не значил. Вам было одиноко, вы скучали и хотели на кого-то опереться. Такой ошибки вы больше не совершите — я намерен об этом позаботиться. Если бы свадьбе не помешала мелочь вроде убийства, ее бы предотвратило что-нибудь еще. Но Этвуд — другое дело.

— Вот как?

— Парень по-своему любил вас. Не думаю, что он притворялся, говоря о чувствах. Хотя это не мешало ему использовать вас для своего алиби. Меня интересует, произошли ли перемены в вас. Этвуды этого мира опасны во всех смыслах слова.

Ева сидела неподвижно. Ее глаза влажно сияли в темнеющем саду.

— Я не возражаю, что вы думаете за нас обоих, — сказала она. — На самом деле я даже рада этому. Но я не хочу, чтобы вы думали обо мне то, что думала семья Лоз. Пожалуйста, подойдите на минуту сюда…


Месье Аристид Горон, префект полиции Ла-Банделетт, шел по рю дез Анж, коротким, но величавым шагом, снова напоминающим походку Великого монарха. Выпятив грудь, он помахивал тростью и был доволен собой и всем миром.

Ему сообщили, что ученый доктор Кинросс пьет чай с мадам Нил в заднем саду ее виллы. Он, Аристид Горон, собирался информировать их, что дело Лозов удовлетворительно завершилось.

Месье Горон широко улыбался. Дело Лозов пошло на пользу репутации полицейского департамента Ла-Банделетт. Освещать его прибыли репортеры и фотографы из самого Парижа. Префекта озадачил отказ доктора Кинросса упоминать его имя в связи с расследованием и, особенно, фотографироваться. Но если слава должна кому-то достаться… что ж, не стоит разочаровывать публику.