— Наконец он принял решение. То ли пьеса, виденная им в тот вечер, то ли другая причина заставила его перейти черту.

В час ночи он говорил по телефону со своей невестой. Думаю, во время этого разговора он окончательно убедил себя, что его будущее счастье зависит от кражи ожерелья с целью избавиться от Прю Латур. Он искренне хотел как лучше. Это отнюдь не сарказм, леди и джентльмены. — Дермот сделал паузу, все еще стоя у стола следователя. — Это не должно было составить труда. Тоби знал, что его отец никогда не засиживается так поздно. Значит, в кабинете темно и пусто. Ему остается только проскользнуть туда, открыть шкафчик слева от двери, подменить настоящее ожерелье фальшивым и убраться восвояси.

Поэтому в начале второго Тоби решил действовать. В лучших традициях детективной литературы он надел коричневые рабочие перчатки, которыми пользовалась половина обитателей дома. Поддельное ожерелье лежало у него в кармане. Тоби поднялся по лестнице, и так как он не мог ничего видеть под дверью кабинета, естественно, решил, что там темно и пусто. Но это было не так. А сэр Морис Лоз, как мы неоднократно слышали, не терпел нечестности.

— Спокойно, Хелена! — пробормотал дядя Бен, сжимая ее плечи.

Хелена пыталась высвободиться.

— Вы обвиняете моего сына в отцеубийстве?

Тоби наконец заговорил.

Когда луч прожектора осветил крошечную лысину на его макушке, он, казалось, осознал свое положение, повернулся и недоверчиво переспросил:

— В убийстве?

— Вот именно, молодой человек, — ответил месье Горон.

— Бросьте! — Тоби протянул руки, словно кого-то отталкивая. — Вы ведь не думаете, что я убил папу?

— Почему бы и нет? — отозвался Дермот.

— Почему?.. Убить собственного отца! — Ошарашенный Тоби не успел даже испугаться и ухватился за новую тему: — До вчерашнего вечера я ни разу не слышал о чертовых перчатках. Ева никогда не упоминала при мне о них, пока не заявила вдруг об этом в квартире Прю. Я чуть в обморок не упал. Но я же говорил ей и всем вам, что коричневые перчатки не имеют никакого отношения ни к папиной, ни к чьей бы то ни было смерти. Господи, неужели вы не понимаете? Папа был уже мертв, когда я вошел в кабинет!

— Понятно! — Дермот хлопнул по столу ладонью.

Тоби отпрянул:

— Что вам понятно?

— Не важно. Значит, на вас были эти перчатки?

— Ну… да.

— И вы нашли вашего отца мертвым, когда пришли обокрасть его?

Тоби сделал еще один шаг назад:

— Я не называю это кражей. Вы сами сказали, что это неправильный термин. Мне это было не по душе, но как иначе я мог добиться своей цели, не совершив ничего по-настоящему нечестного?

— Знаешь, Тоби, — промолвила Ева с чем-то вроде благоговейного страха, — ты настоящее чудо!

— Что, если мы опустим этические соображения? — предложил Дермот, присев на край стола. — Просто расскажите, что произошло.

По телу Тоби пробежала дрожь. У него больше не было сил для бравады. Он провел по лбу тыльной стороной ладони.

— Рассказывать особо нечего. Но вам удалось унизить меня перед матерью и сестрой, так что могу сбросить груз с души. Да, действительно я сделал все то, как вы сказали. Я пришел в кабинет после разговора с Евой. В доме было тихо. Поддельное ожерелье лежало в кармане моего халата. Я открыл дверь и увидел, что горит настольная лампа, а отец сидит спиной ко мне.

Больше я ничего не заметил. Я ведь близорукий, как мама. Вы могли понять это по тому, как я… — Он снова сделал характерный жест, прикрыв глаза рукой. — Ладно, не имеет значения. Мне следовало надеть очки. В банке я всегда их ношу. Поэтому я не сразу увидел, что отец мертв.

Сначала я хотел закрыть дверь и убежать, но затем передумал. Знаете, как это бывает? Что-то планируешь, но все время откладываешь, и тогда кажется, что ты сойдешь с ума, если не сделаешь это.

Вот я и подумал: почему бы и нет? Старик туг на ухо и поглощен своей табакеркой. Шкафчик находится у самой двери. Достаточно протянуть к нему руку, подменить ожерелье, и я смогу спокойно спать, забыв о маленькой чертовке с рю де ла Арп. В шкафчике нет ни замка, ни щеколды. Он открывается бесшумно. Я схватил ожерелье, но… — Тоби сделал паузу.

Белый луч маяка снова заскользил по комнате, но никто не обратил на него внимания, ожидая продолжения рассказа.

— Ненароком сбросил со стеклянной полочки музыкальную шкатулку, — снова заговорил Тоби. — Большая и тяжелая, сделанная из дерева и олова, она стояла на колесиках рядом с ожерельем. Шкатулка упала на пол с грохотом, способным разбудить мертвеца. Бедный старик был глуховат, но не настолько, чтобы не слышать этого.

К тому же шкатулка не просто упала, а начала работать и заиграла «Тело Джона Брауна». Она звенела среди ночи, как целых двадцать музыкальных шкатулок, покуда я стоял там с ожерельем в руке. Я посмотрел на отца, но он даже не шевельнулся. — Тоби судорожно глотнул. — Тогда я подошел ближе. Вы знаете, что я увидел. Я включил люстру убедиться, что он мертв, хотя в этом не было никаких сомнений. Ожерелье все еще было у меня в руке. Очевидно, тогда на него попала кровь, хотя на перчатках ее не было. Старик как будто мирно спал, только голова была разбита. И все это время шкатулка продолжала играть.

Я должен был заставить ее заткнуться. Подбежав к шкатулке, я поднял ее и положил назад в шкафчик. Но я понял, что теперь не могу подменить ожерелье. Я думал, что это дело рук грабителя. Но если бы я отдал Прю ожерелье стоимостью в сотню тысяч франков, а полиция узнала об этом и обнаружила в шкафчике подделку…

Я потерял голову, как и любой бы на моем месте. Кочерга как ни в чем не бывало висела среди других инструментов на подставке у камина. Я подошел и осмотрел ее. На ней были кровь и волосы. Это меня доконало. Мне хотелось только поскорее убраться оттуда. Я положил ожерелье на место, но оно соскользнуло с бархатной подкладки (подставка, как вы помните, стояла под углом) и упало под шкафчик. Я оставил его там, но мне хватило ума перед уходом выключить люстру — так казалось приличнее… — Его голос замер.

Кабинет судебного следователя наполняли мрачные видения.

Дермот Кинросс, сидя на краю стола месье Вотура, разглядывал Тоби. Цинизм на его лице смешивался с восхищением.

— И вы никому об этом не рассказали? — спросил он.

— Нет.

— Почему?

— Я… мои мотивы могли неверно понять.

— Ясно. Как неверно поняли мотивы Евы Нил, когда она поведала свою историю. Тогда можете ли вы рассчитывать, что мы поверим в вашу?

— Перестаньте! — взмолился Тоби. — Откуда я знал, что кто-то что-то видел из этого чертова окна напротив? — Он посмотрел на Еву. — Сначала Ева клялась, что ничего не видела. До вчерашнего вечера я ничего не слышал о «коричневых перчатках».

— Однако вы ничего не рассказывали о вашей эскападе, хотя это могло доказать невиновность вашей невесты?

Тоби выглядел озадаченным.

— Не понимаю!

— Неужели? Сразу после того, как вы позвонили ей в час ночи, вы поднялись наверх и обнаружили вашего отца мертвым?

— Да.

— Следовательно, если Ева Нил убила его, она сделала это до часа? В час — закончив работу — она уже говорила с вами в своей спальне?

— Да.

— Тогда почему она снова вышла из дому и вернулась в половине второго, причем одежда ее была покрыта свежей кровью?

Тоби открыл рот, но тут же закрыл его.

— Так не пойдет, — продолжал Дермот с обманчивой мягкостью. — Дважды — это чересчур. Описанная Иветт сцена с испуганной убийцей, крадущейся назад после преступления в половине второго ночи, открывающей парадную дверь и спешно смывающей кровь, — нет, хорошего понемножку. Вы ведь не предполагаете, что Ева Нил снова вышла и совершила еще одно убийство, когда сэр Морис Лоз был мертв всего полчаса? Кроме того, вернувшись домой после гибели первой жертвы, она бы наверняка привела себя в порядок, прежде чем выйти опять. Вы с этим согласны, месье Вотур?

Хелена Лоз наконец освободилась от рук брата.

— Я не понимаю этих тонкостей, — сказала она. — Меня интересует только мой сын.

— А меня нет, — неожиданно вмешалась Дженис. — Если Тоби спутался с этой девицей на рю де ла Арп и сделал то, в чем признается, то он обошелся с Евой по-свински.

— Успокойся, Дженис. Ты сама говоришь, если он это сделал…

— Мама, он это признает!

— Значит, у него была веская причина. Я буду только рада, если Ева сможет благополучно выпутаться из этой истории, но, при всем моем уважении к ней, меня заботит не это. Доктор Кинросс, Тоби говорит правду?

— О да, — ответил Дермот.

— Он не убивал бедного Мориса?

— Конечно нет.

— Но кто-то это сделал, — указал дядя Бен.

— Да, — согласился Дермот. — Мы как раз к этому подходим.

Все это время молчание хранила только сама Ева. Покуда белый луч скользил по комнате, искажая тени присутствующих на стенах, она сидела, уставясь на носы своих туфель, и только однажды стиснула подлокотники кресла, как будто что-то вспомнив. Под ее глазами темнели легкие тени, а на нижней губе виднелся след зубов. Теперь она кивнула и подняла голову, встретившись взглядом с Дермотом.

— Думаю, я вспомнила то, что вы хотели, — сказала Ева.

— Я должен объяснить вам и извиниться…

— Нет-нет! — прервала она. — Теперь я понимаю, почему угодила в неприятность, когда сегодня рассказывала свою историю.

— Если вы не будете затыкать мне рот, то я скажу, что ничего не понимаю! — запротестовала Дженис. — В чем состоит ответ?

— В имени убийцы, — отозвался Дермот.

— Ах! — тихо произнес месье Горон.

Ева смотрела на табакерку императора, лежащую на столе около руки Дермота.

— Девять дней я провела в кошмарном сне, — продолжала она. — Я не могла думать ни о чем, кроме коричневых перчаток. А в них, оказывается, был всего лишь Тоби.