Джон Диксон Карр - Табакерка императора

Месье Горон неуверенно провел рукой по лбу и огляделся, словно в поисках вдохновения.

— Вы это серьезно, доктор? — спросил он.

Дермот присел на край столика в центре комнаты и пробежал пальцами по густым темным волосам, разделенным сбоку пробором. Казалось, он пытается сдерживаться — взгляд его темных глаз был почти обжигающим.

— Человека забили до смерти девятью ударами кочергой, хотя было бы достаточно одного. Анализируя произошедшее, вы думаете: «Как жестоко, бессмысленно; преступление выглядит делом рук безумца». В результате вы отворачиваетесь от уютного семейного круга, где, по-вашему, никто не способен действовать так бесчеловечно.

Эти люди — англичане, а преступление не похоже на англосаксонское. Обычный убийца, обладающий веским мотивом, редко действует с подобной жестокостью. Зачем ему это? Его цель — убить как можно быстрее и аккуратнее.

Однако в семье, где эмоции приходится сдерживать, так как люди вынуждены жить вместе, где условия становятся все более невыносимыми, кульминация сопровождается такой вспышкой насилия, что мы, обычные люди, не в состоянии этому поверить. Покопайтесь в семейных эмоциях, и вы обнаружите мотивы, способные ошарашить.

Поверили бы вы, что хорошо воспитанная женщина из богобоязненного дома может убить несколькими ударами топора сначала мачеху, а потом отца без каких-либо явных причин, кроме смутных семейных трений? Что страховой агент средних лет, никогда не ссорившийся с женой, может проломить ей череп кочергой? Что тихая шестнадцатилетняя девушка способна перерезать горло маленькому братишке только потому, что ее раздражает присутствие мачехи? По-вашему, такие мотивы недостаточны для убийства? Однако подобные преступления случались.

— Вероятно, их совершали чудовища, — заметил месье Горон.

— Напротив — обычные люди, вроде вас и меня. Что касается миссис Нил…

— Ага! — встрепенулся префект. — Как насчет нее?

— Миссис Нил, — отозвался Дермот, не сводя глаз с собеседника, — что-то видела. Не спрашивайте меня что! Она знает, что убийца — один из членов семьи.

— Тогда почему она не скажет об этом прямо?

— Возможно, она не знает, кто именно.

Месье Горон покачал головой с улыбкой сатира:

— Я не нахожу это достаточно убедительным. И не вижу особого смысла в вашей психологии.

Дермот достал пачку желтых мэрилендских сигарет, зажег одну из них, защелкнул зажигалку и устремил на префекта взгляд, от которого тому стало не по себе. Если улыбка Дермота свидетельствовала о радости, то это была всего лишь радость из-за подтвердившейся теории. Он затянулся сигаретой и выпустил облачка дыма, особенно заметные при ярком свете люстры.

— Судя по тому, что вы сообщили мне, — продолжал Дермот спокойным голосом, который мог звучать почти гипнотически, — один из членов семейства Лоз допустил явную, намеренную и вполне доказуемую ложь. — Он сделал паузу. — Вас убедит, если я скажу вам, что это за ложь?

Месье Горон облизнул губы.

Но он не успел ответить. Дверь в коридор — Дермот фактически указывал на нее, словно объясняя, что имеет в виду, — внезапно распахнулась. Дженис Лоз, прикрывая глаза ладонью, заглянула внутрь.

Очевидно, комната еще пугала ее. Она быстро, как ребенок, желающий избежать опасного занятия, посмотрела на пустой вращающийся стул, вся напряглась, почуяв неприятный запах дезинфекции, но спокойно вошла и закрыла за собой дверь. Стоя спиной к ней, так что ее темное платье четко вырисовывалось на фоне белой дверной панели, она обратилась к Дермоту по-английски:

— Не могла понять, куда вы делись. Вы вышли в холл, а потом — пфф! — Она жестом изобразила исчезновение.

— В чем дело, мадемуазель? — осведомился месье Горон.

Дженис не обратила на него внимания. Казалось, она собирается с духом перед вспышкой, вглядываясь в лицо Дермота.

— Вы думаете, мы по-свински вели себя с Евой, не так ли? — с юношеской прямотой спросила она после долгой паузы.

Дермот улыбнулся:

— Я думаю, вы благородно защищали ее, мисс Лоз. — Внезапно он плотно сжал челюсти, и сдерживаемый гнев вспыхнул в нем ярким пламенем. — Но ваш брат…

— Вы не понимаете Тоби! — Дженис топнула ногой.

— Может быть.

— Тоби влюблен в Еву. Он — простая душа с простым моральным кодексом.

— Santa simplicitas!

— Это означает «святая простота», верно? — Дженис пыталась говорить беспечным тоном, но ей это не удавалось. — Я бы хотела, чтобы вы поняли и нашу точку зрения. — Она указала на вращающийся стул. — Папа умер — это все, о чем мы в состоянии думать. Когда на Еву внезапно обрушивают такое обвинение, мы не можем просто сказать: «Чепуха. Ничего в этом нет. Тут нечего даже объяснять».

В глубине души Дермот был вынужден признать, что это правда. Он снова улыбнулся девушке. Казалось, это придает ей смелости.

— Вот почему я хочу задать вам вопрос, — продолжала Дженис. — Только конфиденциально — хорошо?

— Конечно! — вмешался месье Горон, прежде чем Дермот успел ответить. — Э-э… где сейчас миссис Нил?

Лицо Дженис омрачилось.

— Выясняет отношения с Тоби. Мама и дядя Бен, естественно, удалились. Но я хотела спросить… — Поколебавшись, она вздохнула и снова посмотрела на Дермота. — Помните, вы и мама говорили, как папа интересовался… положением в тюрьмах?

По какой-то причине последние слова прозвучали зловеще.

— Да, — отозвался Дермот.

— А вы помните, как все говорили, что папа странно выглядел, вернувшись с прогулки в тот день? Он отказался идти в театр, был бледным как привидение, и у него дрожали руки. Я вспомнила случай, когда видела его таким же.

— Ну?

— Лет восемь тому назад, — продолжала Дженис, — один хитрый, елейный старик по имени Финистер втянул папу в какой-то бизнес и облапошил его. Подробностей я не знаю — тогда я была еще девочкой и не слишком интересовалась бизнесом. Впрочем, теперь я им тоже не интересуюсь. Но я помню, какой жуткий скандал это вызвало.

Месье Горон, который слушал приложив ладонь к уху, был озадачен.

— Возможно, это очень любопытно. Но, откровенно говоря, я не вижу…

— Погодите! — Дженис снова обратилась к Дермоту:

— У папы была скверная память на лица. Но иногда он вспоминал их. Когда Финистер говорил с ним — убытки так и не были возмещены, — папа внезапно вспомнил этого человека.

Финистер был заключенным по фамилии Мак-Конклин, которого отпустили на поруки, но он нарушил условия освобождения и исчез. Папа интересовался его делом, хотя Мак-Конклин никогда его не видел — по крайней мере, не знал, кто он. И вот Мак-Конклин свалился как гром с ясного неба.

Когда Финистер или Мак-Конклин понял, что его узнали, он стал хныкать и умолять, чтобы папа не выдавал его полиции. Он обещал вернуть деньги, говорил о жене и детях, предлагал сделать что угодно, лишь бы папа не отправлял его в тюрьму. Мама говорит, что папа был бледен как смерть и что его тошнило в ванной. Ему была ненавистна мысль о необходимости отправить преступника за решетку. Но это не означает, что он бы этого не сделал. Думаю, он засадил бы в тюрьму даже члена семьи, если бы считал, что тот совершил нечто, не имеющее оправданий. — Дженис сделала паузу. Она говорила быстро и монотонно, облизывая пересохшие губы и окидывая взглядом комнату, словно ожидая увидеть отца среди шкафчиков с редкостями. — Поэтому папа сказал Финистеру: «Даю вам двадцать четыре часа, чтобы скрыться. По истечении этого срока, исчезнете вы или нет, полный отчет о вашей новой жизни, вашем новом имени и о том, где вас можно найти, будет передан в Скотленд-Ярд». Папа так и поступил, и Финистер умер в тюрьме. Мама говорит, что папа несколько дней не мог съесть ни крошки. Понимаете, ему нравился этот человек. — Последние слова Дженис произнесла уверенно и многозначительно. — Я не хочу, чтобы вы считали меня маленькой стервой. Но мне пришло в голову… — Она опять посмотрела Дермоту прямо в глаза. — Как вы думаете — Ева Нил когда-нибудь сидела в тюрьме?

Ева и Тоби оставались наедине в гостиной на первом этаже. В комнате горел только стоящий в углу торшер под желтым абажуром. Оба не стремились видеть лица друг друга.

Ева искала свою сумочку, бродя по комнате и по-несколько раз заглядывая в одно и то же место, но, когда она приблизилась к двери, Тоби преградил ей путь.

— Ты уходишь? — осведомился он.

— Мне нужна моя сумочка, — отозвалась Ева. — Здесь ее нет, значит, я должна выйти. Пожалуйста, отойди от двери.

— Но мы должны это обсудить!

— Что тут обсуждать?

— Полиция думает…

— Полиция, как ты слышал, собирается меня арестовать, — прервала Ева. — Поэтому я лучше пойду упаковывать чемодан. Надеюсь, мне это позволят.

На лице Тоби появилось озадаченное выражение. Он потер лоб рукой. Справедливость требует отметить, что Тоби не сознавал, каким благородным героем-мучеником он выглядит, выпятив подбородок, полный решимости поступить правильно, чего бы это ему ни стоило.

— Не сомневайся, что я буду на твоей стороне, — заверил Тоби.

— Спасибо.

Не почувствовав иронии, Тоби задумчиво уставился в пол.

— Что бы ни случилось, они не должны тебя арестовать. Сомневаюсь, что это входит в их намерения. Вероятно, они блефуют. Но вечером я повидаюсь с британским консулом. Видишь ли, если тебя арестуют… ну, банку это не понравится.

— Надеюсь, это не понравится никому из вас.

— Ты не разбираешься в таких вещах, Ева. Банк Хуксона — одно из старейших финансовых учреждений Англии. А жена Цезаря… и так далее, как я часто говорил раньше. Так что не упрекай меня, если я попытаюсь обезопасить наше положение.

Ева сдерживалась из последних сил.

— Ты веришь, что я убила твоего отца, Тоби?